Правда, оставалось еще административное воздействие.
— Не будешь, — процедил Леля.
— Это почему же?
— Потому что я его упеку. За растление малолетних.
— Дурак ты, дядя!
Серафима отвернулась к окну, прижала поганую вороновскую книжонку к груди, и всю оставшуюся до дома дорогу они не разговаривали. Леля высадил племянницу у подъезда, впервые в жизни не получил поцелуй на прощание и рванул к себе на Ветеранов.
Там его уже должна была ждать Регина.
Должна была.
Должна.
Она действительно ждала его. Хотя и не слышала, как тихонько он повернул ключ в замке и как тихонько вошел в дом.
Она сидела в полутемной спальне перед небольшим трюмо красного дерева, доставшимся Леле от покойной матери (вся остальная родительская мебель перекочевала к Алабиным-Митницким). Над трюмо неярко горело бра, и он увидел лицо Регины.
Она внимательно рассматривала свой шрам.
Очевидно, достигнув статуса фотомодели, она все еще стеснялась его и все еще не верила себе. Бедная девочка! Леля поймал в зеркале отражение Регины и улыбнулся ему.
— Я не заметила, как ты пришел, — шепотом сказала она.
— Я тоже, — ответил он.
— Как твоя встреча?
— Хуже не придумаешь… Я вывалил ему все — правда, не называя имен.
— Он спрашивал тебя о версиях? — Регина потянулась к нему и обняла за шею.
— Этот чертов писатель не нуждался в моих версиях. Должно быть, у него самого их хоть отбавляй. Он потребовал полный перечень улик и полный список действующих лиц, включая эпизодические.
— Я там тоже фигурирую?
— Опосредованно, девочка, опосредованно.
— Как возлюбленная главного сыщика? — она рассмеялась.
— А ты — моя возлюбленная? — с замиранием сердца спросил Леля.
— А ты как думаешь? — Она не дала ему ни умереть, ни воскреснуть — и продолжила:
— Звонил твой напарник. У него какие-то важные новости.
— Саня?
— Ну да… А знаешь, мне понравился этот твой писатель. Настоящий книжный червь. Детективщик-ипохондрик. Ты не будешь возражать, если я приглашу его на юбилей «Калипсо»? Намечается большая вечеринка… Послезавтра в десять вечера. Самые лучшие девушки и самые стильные молодые люди.
— Буду. Буду возражать, — ревниво сказал Леля. — Тем более что меня самого никто не приглашал.
— Разве? — рассмеялась Регина. — Я приглашаю тебя. Позвони Гусалову, он просил.
То, что сообщил ему спустя несколько минут Гусалов, повергло Лелю в шок. Не добравшись до Лели, с Саней связался один из официантов, обслуживавших столик Радзивилла в «Диких гусях» в тот самый роковой вечер. С опозданием в почти десять дней чертов идиот вдруг вспомнил одну характерную примету спутницы Радзивилла.
Она довольно необычно курила: выпуская сразу несколько колец и нанизывая их на струю дыма. Леля тотчас же вспомнил гримерку на «Ленфильме» и кафе «Гейша». И безупречную латынь.
Так курить могла только Никольская…
14 февраля — 15 февраля
Наталья
Наталья догнала Воронова уже возле метро.
Воронов стоял перед входом и долго раздумывал: входить или не входить. С одной стороны — довольно удобно, десять-пятнадцать минут — и на Васильевском; с другой — разгул эпидемии, вестибюль, в котором попадаются бомжи, кишащие паразитами и туберкулезными палочками.
— Воронов! — что есть силы крикнула она, и писатель нехотя повернулся к ней.
— Вот и вы. Давненько вас не было.
— Смотреть на вас было отвратительно, — с ходу бросила подошедшая Наталья.
— А зачем вы увязались? Да еще оккупировали столик у окна… Я сам хотел туда сесть.
— Мне было интересно, как вы встретитесь с этой малолетней соплячкой.
— Удовлетворили свое любопытство?
— Это ад кромешный, честное слово.
— Все-то вы видели, всюду побывали. Даже ад есть с чем сравнить, — подколол ее Воронов, но Наталья даже не обратила внимания на этот изысканный выпад.
— И не такая уж вы овца, какой хотели прикинуться!
— Что вы имеете в виду?
— Да если бы не этот ее соглядатай-дядя, вы бы на нее набросились!
— Не говорите чепухи. Милая девочка, знает наизусть мои книги, любому писателю было бы лестно.
— Я тоже знаю ваши книги наизусть, но вы ведь не целуете мне руки! — с неожиданной обидой в голосе сказала она.
— Так вас это задевает?
— Ничего меня не задевает. Просто у меня сложилось такое впечатление, что россказни этого дяди-следователя были только предлогом. А на самом деле… — Наталья наконец-то поняла, что выглядит со своей карманной ревностью совсем уж скверно, и переменила тему:
— Ну, вы хоть узнали то, что хотели?
— В общем, да… Я добыл еще несколько недостающих фрагментов. Можно приступать к сборке… Если что-то получится, конечно.
— Вы договорились встретиться? — сухо спросила Наталья.
— Вы и это знаете? Подслушивали? Читали по губам?
— Очень нужно было… Я так предположила. Уж чересчур сально вы на нее смотрели, когда подписывали книгу! Я понимаю, сейчас такие в моде, стильные и черные, в длинных пальто… Насмотрелись фильма «Матрица», вот у них мозги и поплыли. Но вы-то ведь не Терминатор, Владимир Владимирович, посмотрите на себя! Типичный писатель-надомник, и домашние шлепанцы идут вам гораздо больше… А эта девчонка…
— Далась вам эта девчонка… Да, мы договорились встретиться.
— Я так и знала!
— В ближайший понедельник… Я обещал рассказать ее дяде более или менее приемлемую версию… А вы думаете, мне было легко, когда он рассказывал о собаке? Да я чуть со стыда не сгорел, чуть под стол не влез от страха. Изображать из себя полное неведение и утаивать от следствия важную информацию…
— Вы хотите меня сдать?
— Нет, что вы… Знаете, Наталья, у меня такое ощущение, что я уже нащупал разгадку, не хватает только одного штриха, одной маленькой детали… Но даже и это не главное… Вторая смерть — смерть Дарьи Литвиновой… Она выбивается из контекста, она случайна, а в таком деле не должно быть никаких случайностей… И вообще… Мне кажется, что она здесь лишняя…
— Кто?
— Настоящая хозяйка вашей собаки. Она как будто сама по себе, а антураж — сам по себе. А это не правильно, этого быть не должно. Преступление — всего лишь часть ландшафта, и оно должно подчиняться законам этого ландшафта. Оно не должно выглядеть нелепо — как финиковая пальма на Северном полюсе, например. А смерть Литвиновой — она выглядит нелепо… То есть, если бы это была насильственная смерть, все легко бы объяснилось. Но смерть была естественной. Очень неудобно естественной…
Воронов бормотал, Воронов священнодействовал, Воронов устраивал ритуальные пляски вокруг тотемного столба, украшенного головой доберманихи Тумы. А Наталья грустно смотрела на двери метро, из которых выходили и в которые входили люди. Если бы сейчас они спустились вниз, сунули бы жетоны в автомат и спустились, то долго бы ехали по эскалатору. И она бы смотрела сверху вниз на стриженую макушку Воронова. Или снизу вверх на его выбритый подбородок…
— Вот что, Наталья, давайте-ка возьмем машину и поедем ко мне. Погода отвратительная, и еще эти массовые скопления переносчиков бацилл… А я плохо переношу острые респираторные заболевания…
Наталью повысили в звании.
Сначала она ночевала в ванной, затем на раскладушке в кухне, укрываясь старенькой лысой шалью, вынесенной, очевидно, дальними родственниками Воронова из цыганского театра «Ромэн». Теперь Воронов уступил ей свою спальню — святая святых писателя, с продавленным и облупившимся кожаным диваном. На диван была небрежно брошена подушка с наволочкой в крупных цветах и солдатское стеганое одеяло. Целую ночь Наталья прислушивалась к шагам Воронова за стеной: он не переставая ходил по комнате, разговаривал сам с собой, изредка стучал клавишами «Ундервуда» и снова принимался наматывать километры между столом и китайской ширмой.
Среди ночи Воронов ворвался к ней с непристойным вопросом:
— Где кассета автоответчика?
— В сумке, — пролепетала Наталья.
После этого голова Воронова исчезла из дверной щели, и спустя некоторое время сквозь сипы и потрескивания она снова услышала полузабытый голос Дарьи: «Квартира Литвиновой. Извините, но меня нет дома. Оставьте свое сообщение после длинного сигнала. Вам перезвонят».
Воронов гонял пленку в своем диктофоне снова и снова. Наталья уже устала слышать «твоего Ленусика», фирму «Аскод» и «наших представителей» заодно. Экспансивная французская речь тоже утомила ее. Лишь голос несчастного Дениса Маркелова навевал приятные воспоминания о ночи, проведенной в двадцатипятиэтажной башне из слоновой кости. Экзекуция закончилась через час, когда Воронов снова появился в комнате.
— Вы не сказали о приглашении на выставку новых компьютерных технологий. А она как раз сегодня.
— Вы что, рылись в моей сумке?! — задохнулась от возмущения Наталья.
Как она могла забыть — приглашение, присланное Дарье Литвиновой от фирмы с замазанным штемпелем, все еще оставалось у нее.
Воронов же был невозмутим.
— Ну, положим, не рылся. А потом — оно само выпало. Но дело даже не в этом… Нужно съездить туда, Наталья! Тем более что билет на два лица…
— С какой это радости? Я больше не играю в эти игры. И так слишком завязла.
— Вы не понимаете… Вы слушали автоответчик? Вы слышали тексты? Там упоминался «Аскод». А «Аскод» — это очень крутая компьютерная фирма, которая занимается серьезными разработками. Крупнейшая в регионе. И что это за предложения, касающиеся «Аскода»? Может, они хотели и его грабануть?
— Господи, Владимир Владимирович! Ну какое вам дело до какой-то компьютерной фирмы? У вас ведь и компьютера-то нет. И кого мы будем там ловить, на этой вашей выставке?
Воронов, до этого державший конверт с приглашением в руках, вынул из ящика стола лупу и устроился на полу. Некоторое время он рассматривал конверт под увеличительным стеклом, а потом окликнул Наталью:
— Идите-ка сюда!
Наталья покорно опустилась на четвереньки рядом с Вороновым.
— Что это за буква?
Вглядываться в грязный смазанный штемпель было бесполезно, и все же Наталья сделала над собой усилие.
— По-моему, это "к", — неуверенно сказала она.
— Точно, "к", — подтвердил Воронов. — Так я и думал. А вместе получается «АЯКС». Опять мерзость мифологии. С мифологией нужно держать ухо востро. Вы как думаете, Наталья?
— Никак. И потом — с какой именно мифологией? И что вам дает название этой фирмы?
— Во всяком случае, мы знаем, от кого может исходить гипотетическое предложение Литвиновой.
— И?
— Мы отправимся туда, найдем стенд этого «Аякса», или как там это все называется… Вы представитесь Дарьей Литвиновой…
— Вы с ума сошли, что ли?!
— Я не договорил, — с нажимом сказал Воронов. — Вы представитесь Дарьей Литвиновой…
— И? — Наталья цеплялась за выжидательный предлог, как за соломинку.
— И тогда посмотрим, что произойдет.
— Мне заведут руки за спину… В лучшем случае. Они ведь знают Литвинову.
— Вот и посмотрим, знают ли они Литвинову. — Воронов уткнулся в свою медитативную китайскую ширму и замолчал.
— Что вы задумали?
— Пока не знаю… Кое-кто в этой истории — по рассказам того же следователя — намекал, что Литвинова имеет отношение к компьютерным взломам. И если мои предположения верны… Не волнуйтесь, я буду рядом.
Наталья с сомнением оглядела неказистую фигуру Воронова, его острые и совсем не решительные плечи, безвольный живот и такие же безвольные руки и протянула:
— Это, конечно, резко меняет дело. А как же ваш паракоклюш?
— Паракоклюш придется отложить до лучших времен…
На выставке новых компьютерных технологий, телекоммуникационных систем и средств связи Воронову стало плохо. Стоило им только углубиться в разветвленную сеть павильонов со множеством выгородок и стендов, Воронов побледнел, потом пошел какими-то странными фиолетовыми пятнами, а в недавно постриженных вороновских волосах снова закопошилось электричество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Не будешь, — процедил Леля.
— Это почему же?
— Потому что я его упеку. За растление малолетних.
— Дурак ты, дядя!
Серафима отвернулась к окну, прижала поганую вороновскую книжонку к груди, и всю оставшуюся до дома дорогу они не разговаривали. Леля высадил племянницу у подъезда, впервые в жизни не получил поцелуй на прощание и рванул к себе на Ветеранов.
Там его уже должна была ждать Регина.
Должна была.
Должна.
Она действительно ждала его. Хотя и не слышала, как тихонько он повернул ключ в замке и как тихонько вошел в дом.
Она сидела в полутемной спальне перед небольшим трюмо красного дерева, доставшимся Леле от покойной матери (вся остальная родительская мебель перекочевала к Алабиным-Митницким). Над трюмо неярко горело бра, и он увидел лицо Регины.
Она внимательно рассматривала свой шрам.
Очевидно, достигнув статуса фотомодели, она все еще стеснялась его и все еще не верила себе. Бедная девочка! Леля поймал в зеркале отражение Регины и улыбнулся ему.
— Я не заметила, как ты пришел, — шепотом сказала она.
— Я тоже, — ответил он.
— Как твоя встреча?
— Хуже не придумаешь… Я вывалил ему все — правда, не называя имен.
— Он спрашивал тебя о версиях? — Регина потянулась к нему и обняла за шею.
— Этот чертов писатель не нуждался в моих версиях. Должно быть, у него самого их хоть отбавляй. Он потребовал полный перечень улик и полный список действующих лиц, включая эпизодические.
— Я там тоже фигурирую?
— Опосредованно, девочка, опосредованно.
— Как возлюбленная главного сыщика? — она рассмеялась.
— А ты — моя возлюбленная? — с замиранием сердца спросил Леля.
— А ты как думаешь? — Она не дала ему ни умереть, ни воскреснуть — и продолжила:
— Звонил твой напарник. У него какие-то важные новости.
— Саня?
— Ну да… А знаешь, мне понравился этот твой писатель. Настоящий книжный червь. Детективщик-ипохондрик. Ты не будешь возражать, если я приглашу его на юбилей «Калипсо»? Намечается большая вечеринка… Послезавтра в десять вечера. Самые лучшие девушки и самые стильные молодые люди.
— Буду. Буду возражать, — ревниво сказал Леля. — Тем более что меня самого никто не приглашал.
— Разве? — рассмеялась Регина. — Я приглашаю тебя. Позвони Гусалову, он просил.
То, что сообщил ему спустя несколько минут Гусалов, повергло Лелю в шок. Не добравшись до Лели, с Саней связался один из официантов, обслуживавших столик Радзивилла в «Диких гусях» в тот самый роковой вечер. С опозданием в почти десять дней чертов идиот вдруг вспомнил одну характерную примету спутницы Радзивилла.
Она довольно необычно курила: выпуская сразу несколько колец и нанизывая их на струю дыма. Леля тотчас же вспомнил гримерку на «Ленфильме» и кафе «Гейша». И безупречную латынь.
Так курить могла только Никольская…
14 февраля — 15 февраля
Наталья
Наталья догнала Воронова уже возле метро.
Воронов стоял перед входом и долго раздумывал: входить или не входить. С одной стороны — довольно удобно, десять-пятнадцать минут — и на Васильевском; с другой — разгул эпидемии, вестибюль, в котором попадаются бомжи, кишащие паразитами и туберкулезными палочками.
— Воронов! — что есть силы крикнула она, и писатель нехотя повернулся к ней.
— Вот и вы. Давненько вас не было.
— Смотреть на вас было отвратительно, — с ходу бросила подошедшая Наталья.
— А зачем вы увязались? Да еще оккупировали столик у окна… Я сам хотел туда сесть.
— Мне было интересно, как вы встретитесь с этой малолетней соплячкой.
— Удовлетворили свое любопытство?
— Это ад кромешный, честное слово.
— Все-то вы видели, всюду побывали. Даже ад есть с чем сравнить, — подколол ее Воронов, но Наталья даже не обратила внимания на этот изысканный выпад.
— И не такая уж вы овца, какой хотели прикинуться!
— Что вы имеете в виду?
— Да если бы не этот ее соглядатай-дядя, вы бы на нее набросились!
— Не говорите чепухи. Милая девочка, знает наизусть мои книги, любому писателю было бы лестно.
— Я тоже знаю ваши книги наизусть, но вы ведь не целуете мне руки! — с неожиданной обидой в голосе сказала она.
— Так вас это задевает?
— Ничего меня не задевает. Просто у меня сложилось такое впечатление, что россказни этого дяди-следователя были только предлогом. А на самом деле… — Наталья наконец-то поняла, что выглядит со своей карманной ревностью совсем уж скверно, и переменила тему:
— Ну, вы хоть узнали то, что хотели?
— В общем, да… Я добыл еще несколько недостающих фрагментов. Можно приступать к сборке… Если что-то получится, конечно.
— Вы договорились встретиться? — сухо спросила Наталья.
— Вы и это знаете? Подслушивали? Читали по губам?
— Очень нужно было… Я так предположила. Уж чересчур сально вы на нее смотрели, когда подписывали книгу! Я понимаю, сейчас такие в моде, стильные и черные, в длинных пальто… Насмотрелись фильма «Матрица», вот у них мозги и поплыли. Но вы-то ведь не Терминатор, Владимир Владимирович, посмотрите на себя! Типичный писатель-надомник, и домашние шлепанцы идут вам гораздо больше… А эта девчонка…
— Далась вам эта девчонка… Да, мы договорились встретиться.
— Я так и знала!
— В ближайший понедельник… Я обещал рассказать ее дяде более или менее приемлемую версию… А вы думаете, мне было легко, когда он рассказывал о собаке? Да я чуть со стыда не сгорел, чуть под стол не влез от страха. Изображать из себя полное неведение и утаивать от следствия важную информацию…
— Вы хотите меня сдать?
— Нет, что вы… Знаете, Наталья, у меня такое ощущение, что я уже нащупал разгадку, не хватает только одного штриха, одной маленькой детали… Но даже и это не главное… Вторая смерть — смерть Дарьи Литвиновой… Она выбивается из контекста, она случайна, а в таком деле не должно быть никаких случайностей… И вообще… Мне кажется, что она здесь лишняя…
— Кто?
— Настоящая хозяйка вашей собаки. Она как будто сама по себе, а антураж — сам по себе. А это не правильно, этого быть не должно. Преступление — всего лишь часть ландшафта, и оно должно подчиняться законам этого ландшафта. Оно не должно выглядеть нелепо — как финиковая пальма на Северном полюсе, например. А смерть Литвиновой — она выглядит нелепо… То есть, если бы это была насильственная смерть, все легко бы объяснилось. Но смерть была естественной. Очень неудобно естественной…
Воронов бормотал, Воронов священнодействовал, Воронов устраивал ритуальные пляски вокруг тотемного столба, украшенного головой доберманихи Тумы. А Наталья грустно смотрела на двери метро, из которых выходили и в которые входили люди. Если бы сейчас они спустились вниз, сунули бы жетоны в автомат и спустились, то долго бы ехали по эскалатору. И она бы смотрела сверху вниз на стриженую макушку Воронова. Или снизу вверх на его выбритый подбородок…
— Вот что, Наталья, давайте-ка возьмем машину и поедем ко мне. Погода отвратительная, и еще эти массовые скопления переносчиков бацилл… А я плохо переношу острые респираторные заболевания…
Наталью повысили в звании.
Сначала она ночевала в ванной, затем на раскладушке в кухне, укрываясь старенькой лысой шалью, вынесенной, очевидно, дальними родственниками Воронова из цыганского театра «Ромэн». Теперь Воронов уступил ей свою спальню — святая святых писателя, с продавленным и облупившимся кожаным диваном. На диван была небрежно брошена подушка с наволочкой в крупных цветах и солдатское стеганое одеяло. Целую ночь Наталья прислушивалась к шагам Воронова за стеной: он не переставая ходил по комнате, разговаривал сам с собой, изредка стучал клавишами «Ундервуда» и снова принимался наматывать километры между столом и китайской ширмой.
Среди ночи Воронов ворвался к ней с непристойным вопросом:
— Где кассета автоответчика?
— В сумке, — пролепетала Наталья.
После этого голова Воронова исчезла из дверной щели, и спустя некоторое время сквозь сипы и потрескивания она снова услышала полузабытый голос Дарьи: «Квартира Литвиновой. Извините, но меня нет дома. Оставьте свое сообщение после длинного сигнала. Вам перезвонят».
Воронов гонял пленку в своем диктофоне снова и снова. Наталья уже устала слышать «твоего Ленусика», фирму «Аскод» и «наших представителей» заодно. Экспансивная французская речь тоже утомила ее. Лишь голос несчастного Дениса Маркелова навевал приятные воспоминания о ночи, проведенной в двадцатипятиэтажной башне из слоновой кости. Экзекуция закончилась через час, когда Воронов снова появился в комнате.
— Вы не сказали о приглашении на выставку новых компьютерных технологий. А она как раз сегодня.
— Вы что, рылись в моей сумке?! — задохнулась от возмущения Наталья.
Как она могла забыть — приглашение, присланное Дарье Литвиновой от фирмы с замазанным штемпелем, все еще оставалось у нее.
Воронов же был невозмутим.
— Ну, положим, не рылся. А потом — оно само выпало. Но дело даже не в этом… Нужно съездить туда, Наталья! Тем более что билет на два лица…
— С какой это радости? Я больше не играю в эти игры. И так слишком завязла.
— Вы не понимаете… Вы слушали автоответчик? Вы слышали тексты? Там упоминался «Аскод». А «Аскод» — это очень крутая компьютерная фирма, которая занимается серьезными разработками. Крупнейшая в регионе. И что это за предложения, касающиеся «Аскода»? Может, они хотели и его грабануть?
— Господи, Владимир Владимирович! Ну какое вам дело до какой-то компьютерной фирмы? У вас ведь и компьютера-то нет. И кого мы будем там ловить, на этой вашей выставке?
Воронов, до этого державший конверт с приглашением в руках, вынул из ящика стола лупу и устроился на полу. Некоторое время он рассматривал конверт под увеличительным стеклом, а потом окликнул Наталью:
— Идите-ка сюда!
Наталья покорно опустилась на четвереньки рядом с Вороновым.
— Что это за буква?
Вглядываться в грязный смазанный штемпель было бесполезно, и все же Наталья сделала над собой усилие.
— По-моему, это "к", — неуверенно сказала она.
— Точно, "к", — подтвердил Воронов. — Так я и думал. А вместе получается «АЯКС». Опять мерзость мифологии. С мифологией нужно держать ухо востро. Вы как думаете, Наталья?
— Никак. И потом — с какой именно мифологией? И что вам дает название этой фирмы?
— Во всяком случае, мы знаем, от кого может исходить гипотетическое предложение Литвиновой.
— И?
— Мы отправимся туда, найдем стенд этого «Аякса», или как там это все называется… Вы представитесь Дарьей Литвиновой…
— Вы с ума сошли, что ли?!
— Я не договорил, — с нажимом сказал Воронов. — Вы представитесь Дарьей Литвиновой…
— И? — Наталья цеплялась за выжидательный предлог, как за соломинку.
— И тогда посмотрим, что произойдет.
— Мне заведут руки за спину… В лучшем случае. Они ведь знают Литвинову.
— Вот и посмотрим, знают ли они Литвинову. — Воронов уткнулся в свою медитативную китайскую ширму и замолчал.
— Что вы задумали?
— Пока не знаю… Кое-кто в этой истории — по рассказам того же следователя — намекал, что Литвинова имеет отношение к компьютерным взломам. И если мои предположения верны… Не волнуйтесь, я буду рядом.
Наталья с сомнением оглядела неказистую фигуру Воронова, его острые и совсем не решительные плечи, безвольный живот и такие же безвольные руки и протянула:
— Это, конечно, резко меняет дело. А как же ваш паракоклюш?
— Паракоклюш придется отложить до лучших времен…
На выставке новых компьютерных технологий, телекоммуникационных систем и средств связи Воронову стало плохо. Стоило им только углубиться в разветвленную сеть павильонов со множеством выгородок и стендов, Воронов побледнел, потом пошел какими-то странными фиолетовыми пятнами, а в недавно постриженных вороновских волосах снова закопошилось электричество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61