— Я прикусила язык, вспомнив, как нежно относится Чиж к забубенному фрицу Рабенбауэру.
— И?..
— Когда я вошла, она страшно смутилась и уронила что-то бьющееся.
— Что?
— Не знаю… Потом она сказала… Она сказала, что ищет какую-нибудь емкость, чтобы полить цветок. Да, именно так она и сказала: “какую-нибудь емкость, чтобы полить редкий цветок”.
— А ты?
— А я спросила у нее, где находится водка или спирт. Для растирания.
— А она?
— Она указала мне на нижние полки буфета.
— На эти? — Чиж присел на корточки перед антикварным чудом и попытался открыть дверцы. Но у него ровным счетом ничего не получилось — дверцы были заперты!
— Что за черт! — громко удивилась я. — Днем они были открыты!..
— Вот как! — Оставив в покое неподдающийся буфет, Чиж переместился к столу с выпивкой. А потом нагнулся к оконцу и расплющил нос по стеклу. — Да, жаль, что мы не можем восстановить всю картину. Вот если бы… — И тут створка, тихо скрипнув, подалась. Окно не было закрыто на задвижку! Может, Ботболт проветривал кухню?
— Вот если бы я снова вышла и посмотрела на тебя через окно. А ты — на меня. Чтобы восстановить всю картину. Ты это хочешь сказать?
Чиж крякнул: он хотел сказать именно это. Тут и к гадалке ходить не надо!
— Ну… В общих чертах.
— В общих чертах пошел ты к черту!
— Не злись, я…
Окончания фразы не последовало: Чиж неожиданно упал на колени и принялся ползать по полу. И через минуту извлек из-под шкафа, стоящего как раз напротив буфета, в противоположном углу кухни, керамический черепок.
… Это осколок от той самой емкости, которую разбила Минна?
При жизни черепок принадлежал изделию, отдаленно напоминающему краснофигурную греческую вазу. На нем явно просматривались складки туники и часть ступни. Кроме того, весь черепок был покрыт несколькими слоями зубодробительного лака, что отнюдь не придавало ему исторической ценности.
— Это он?! — переспросил меня Чиж.
— Вряд ли… Во-первых, Минна стояла возле буфета, а это совсем в противоположном углу. Не мог же осколок отлететь так далеко!.. Во-вторых, ты просто больной человек, Чиж! И всех окружающих заражаешь тем же сумасшествием. А если этот кусок керамической дряни пролежал здесь с прошлого года? Или вообще со времен раскопок Трои…
— Не похоже. Ты видишь, какая здесь чистота? На кухне все тщательно убирается. Ни единой соринки. Ему бы просто не позволили лежать здесь, этому, как ты говоришь, куску керамической дряни.
— Ну, не знаю. — В словах Чижа была определенная логика. Кухня господина Улзутуева действительно казалась вылизанной, как провинциальная церквушка накануне двунадесятого праздника Воздвижения Креста Господня.
— Здесь и знать-то нечего, достаточно разуть глаза… И в-третьих, шкаф стоит впритык к двери, посмотри! — Чиж торжествующе рассмеялся. — Двери в оранжерею… Интересно, когда именно разбилась сама ваза?
— Сегодня, — раздался за нашими спинами мягкий бас Ботболта.
Опять чертов бурят! По воздуху он летает, что ли?! Или его простая бурятская мать из простого бурятского улуса согрешила с простым бурятским привидением?
— Это опять вы, Ботболт, — недовольно поморщился Чиж. — Такое впечатление, что ваша мать согрешила с привидением. За девять месяцев до того, как вы появились на свет.
— Привидений не существует, — отрезал Ботболт. — Привидений не существует, а ваза разбилась сегодня. Но как же я не заметил этот осколок?!
Он поднял голову и указал нам на самую верхнюю полку шкафа. Там, в керамических зарослях из кувшинов, горшочков, копилок и мордатых кооперативных нимф-подсвечников, зияла теперь довольно ощутимая проплешина. Брешь на фланге сомкнутых рядов была такой наглой и лезла в глаза так назойливо, что я даже удивилась, почему не заметила ее раньше!
— Она стояла вон там.
— А потом упала и разбилась?
— Да.
— Вот так просто упала и разбилась?
— Нет, сделала кульбит в воздухе! И сальто-мортале! — не выдержала я. — Ну что ты ко всему цепляешься, Чиж! Уже и вазу заподозрил в сговоре с убийцей!
— Ничего я не заподозрил, — огрызнулся Чиж. — Посуда, стоящая на полке, просто так не бьется. И потом: эта ваза — самая крайняя в ряду. Если смотреть на нее со стороны оранжереи. Вы видели, как она разбилась?
— Нет, — секунду подумав, произнес Ботболт. — Не видел.
— Когда это произошло? Во время ужина? — Возбуждение Чижа нарастало с каждой минутой: волосы его побелели, щеки покраснели, а глаза сияли теперь нестерпимой библейской синевой. Еще секунда, и он разразится Нагорной проповедью! Я даже залюбовалась им исподтишка, моментально изменив подбрюшью господина Рабенбауэра.
— А вы откуда знаете? — Ботболт позволил себе намек на удивление. — Она разбилась, когда я нес шампанское в зал. Это имеет значение?
— Еще какое! А где осколки?
— В мусорном ведре. Я вернулся и собрал их.
— Вернулись из зала?
— Нет. До зала я тогда не дошел. Вернулся с полдороги, посмотреть, что случилось. И увидел, что осколки вазы валяются на полу.
— А шампанское?
— А шампанское я поставил сюда, на край стола.
— И сколько времени у вас ушло на то, чтобы собрать осколки?
— Не знаю… Что их собирать! Секундное дело.
— Тащите их сюда!
— Кого?
— Да осколки же!
Ботболт пожал плечами, но просьбу Чижа все-таки выполнил. Он открыл дверцы шкафчика под мойкой и выудил оттуда плотно набитый пакет из-под молока.
— Это и есть мусорное ведро? — изумился Чиж.
— Я использую это как мусорное ведро. Мусора у нас мало, и к тому же он не задерживается в доме.
Из импровизированного ведра были извлечены огрызки краснофигурной композиции числом четырнадцать. И они же спустя секунду, несмотря на молчаливые протесты Ботболта, щедро усеяли пол перед шкафом.
— Сделаем так. Сейчас я засеку время, а вы по моей команде начнете собирать черепки. И старайтесь делать это в том же темпе, в котором делали тогда, во время ужина. Задача ясна?
— Чего уж неясного…
Чиж уставился на часы и дал отмашку рукой. И огромный Ботболт, который мог бы без всякого ущерба для здоровья выступать в коммерческих матчах боксеров-супертяжеловесов, высунув язык от усердия, принялся хватать осколки и сбрасывать их в пакет. Оплакивая тот самый черепок, который он не заметил. На этот мартышкин труд, если верить Чижу, у него ушло ровно пятнадцать секунд.
— Мало! — нахмурился Чиж, зафиксировав время. — Мало, не успеть. Скажите, Ботболт, вы вышли из кухни, как только собрали осколки?
— Ну да.
— И больше не задерживались?
— Нет. Я собрал осколки и вытер воду… Известие о воде пригнуло Чижа к полу. Чтобы не упасть, он даже ухватился за мой локоть.
— Воду? Вы сказали — воду?
— В вазе почему-то оказалась вода. Это странно, там ее не должно было быть… Но она там была!..
— Вот! — заверещал Чиж. — Вот оно! Вода, конечно же! Давайте повторим то же самое, но уже с водой!
— Вы хотите, чтобы я налил воды на пол? — Ботболт несказанно удивился такому эксцентрическому предложению Чижа.
— Хочу.
— Зачем? Зачем я должен разливать воду? Пол чистый, зачем же…
— Это следственный эксперимент, Ботболт. Не ломайтесь.
Только через минуту Ботболт согласился на святотатство по отношению к навощенному и натертому полу. Он достал из-под мойки чистую скатерть, которую почему-то обозвал половой тряпкой, аккуратно разложил черепки, аккуратно пролил воду и так же аккуратно принялся ее вытирать. Теперь мартышкин труд занял гораздо больше времени и вплотную приблизился к отметке “одна минута восемь секунд”.
— Что теперь? — закончив, поинтересовался Ботболт.
— Ничего. — Чиж загадочно улыбнулся. — Просто у нас появилась лишняя минута. И даже чуть больше. Скажите, Ботболт, это вы заперли ящики в буфете?
— Я, а что?
— Вы всегда их запираете?
— Всегда. Стараюсь, во всяком случае.
— А зачем?
Ботболт нахмурился: стоит ли доверять первому встречному родные скелеты в шкафу? Вернее, в буфете. Но, по зрелом размышлении, решил все-таки поведать нам о малоприятных полусемейных тайнах.
— У парней проблемы с алкоголем. Не всегда, но случается. А уж если к ним на язык попал градус, все, пиши пропало. Не успокоятся, пока не вылакают все, что найдут под рукой.
— Зачем же вы держите пьяниц? — И любителей групповой терапевтической порнолирики, мысленно добавила я. — Нашли бы непьющий персонал.
— Это не персонал, — обиделся Ботболт. — Это родственники хозяина. Дальние, но родственники. Жили при Эцагатском дацане, но отличались порочным нравом. Потому тайше Дымбрыл и выписал их сюда. Вроде как на воспитание. И на просветленную помощь по хозяйству.
Хорошенькое “воспитание”! Хорошенькая “просветленная помощь!”. Брелок-“камасутра”, бутылочный склеп за диваном и нахальное дрочилово перед экраном телевизора в режиме нон-стоп! Когда только они успевали тарелки перемывать и подкармливать собачек при такой напряженной и полной соблазнов жизни?..
— Дальние родственники, понятно. Дальние родственники зарились на хозяйские запасы? — поинтересовался Чиж.
— Я старался этого не допускать. — Ботболт скромно потупил глаза.
— Верю. А сегодня ящики тоже были закрыты?
— Конечно. Это был такой день! Много гостей. Много работы. За всем нужно следить… Я получил инструкции от хозяина…
Все, сказанное Ботболтом, совсем не вязалось с послеобеденной Минной. И с ее робким пребыванием на кухне. И гостеприимно распахнутыми дверцами шкафа, из которых я лично выудила две бутылки “Абсолюта” и две банки джин-тоника. Опять же по наущению Минны.
— Вы не можете их открыть?
— Конечно. — Ботболт отстегнул от пояса связку ключей на широком кольце и присел на корточки перед буфетом.
И в тот же момент и буфет, и связка, и сам Ботболт перестали для меня существовать. А все потому, что ничем не примечательное ключное кольцо украшала собой пантера! Точно такая же, какая лежала сейчас у меня в кармане!
— Какая хорошенькая, надо же! — Мой распутный язык раздвоился и выскочил изо рта прежде, чем я успела сообразить, что делаю.
Ботболт повернул ко мне массивную голову.
— Что вы имеете в виду?
Нужно было спасать положение, и я прикинулась наивной солисткой школьного хора с перекошенным бантом и спущенными гольфиками:
— Какая хорошенькая зверюшка! Никогда не видела таких оригинальных ключей!
Ботболт моментально укрыл платиновую пантеру в ладони. И ровным, недрогнувшим голосом соврал:
— Это не ключ. Это талисман. Мой личный талисман.
— А можно мне взглянуть на него? — Солистка школьного хора выдала наглое верхнее “до” второй октавы и осталась чрезвычайно довольна своей наглостью.
— Нельзя, — отрубил Ботболт. — Нельзя передавать свой талисман в чужие руки. От этого он теряет силу.
— Я и не знала… Какая жалость… Чиж буквально испепелил меня взглядом: “Тоже, нашла время сюсюкать и эстетствовать, безмозглая идиотка!"
— Теперь будешь знать, — проскандировал он. — Не отвлекайтесь, Ботболт.
Но Ботболт и не думал отвлекаться. Он открыл дверцы буфета и отступил в сторону. И перед моими глазами снова предстали когорты спиртного. Ничего интересного в этом не было, и я, мельком взглянув на полки, уступила место Чижу. А Чиж… Чиж буквально влез в буфет.
— Так-так… Это все ваши запасы, Ботболт?
— Нет. Часть коллекционных вин и бочки с коньяком хранятся в подвале.
— А подступы к нему заминированы?
— Зачем же? — Ботболт не оценил шутки. — Подвал тоже запирается на ключ.
— Понятно. А это что такое?! — Голос Чижа дрогнул. — Что это такое, Ботболт?
Интересно, что откопал в буфете неуемный Чиж? Неужели замаскированный тростником проход к Великой Китайской стене?
— Ну-ка дайте-ка мне вашу перчатку!
— Я уже дал вам одну свою перчатку, — укоризненно сказал Ботболт. — И до сих пор не получил ее обратно!
— Кой черт! Не знаю, куда я ее сунул… Дайте вторую! На этот раз Ботболт не стал пререкаться и безропотно вытащил из кармана перчатку, в которой обслуживал нас во время ужина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— И?..
— Когда я вошла, она страшно смутилась и уронила что-то бьющееся.
— Что?
— Не знаю… Потом она сказала… Она сказала, что ищет какую-нибудь емкость, чтобы полить цветок. Да, именно так она и сказала: “какую-нибудь емкость, чтобы полить редкий цветок”.
— А ты?
— А я спросила у нее, где находится водка или спирт. Для растирания.
— А она?
— Она указала мне на нижние полки буфета.
— На эти? — Чиж присел на корточки перед антикварным чудом и попытался открыть дверцы. Но у него ровным счетом ничего не получилось — дверцы были заперты!
— Что за черт! — громко удивилась я. — Днем они были открыты!..
— Вот как! — Оставив в покое неподдающийся буфет, Чиж переместился к столу с выпивкой. А потом нагнулся к оконцу и расплющил нос по стеклу. — Да, жаль, что мы не можем восстановить всю картину. Вот если бы… — И тут створка, тихо скрипнув, подалась. Окно не было закрыто на задвижку! Может, Ботболт проветривал кухню?
— Вот если бы я снова вышла и посмотрела на тебя через окно. А ты — на меня. Чтобы восстановить всю картину. Ты это хочешь сказать?
Чиж крякнул: он хотел сказать именно это. Тут и к гадалке ходить не надо!
— Ну… В общих чертах.
— В общих чертах пошел ты к черту!
— Не злись, я…
Окончания фразы не последовало: Чиж неожиданно упал на колени и принялся ползать по полу. И через минуту извлек из-под шкафа, стоящего как раз напротив буфета, в противоположном углу кухни, керамический черепок.
… Это осколок от той самой емкости, которую разбила Минна?
При жизни черепок принадлежал изделию, отдаленно напоминающему краснофигурную греческую вазу. На нем явно просматривались складки туники и часть ступни. Кроме того, весь черепок был покрыт несколькими слоями зубодробительного лака, что отнюдь не придавало ему исторической ценности.
— Это он?! — переспросил меня Чиж.
— Вряд ли… Во-первых, Минна стояла возле буфета, а это совсем в противоположном углу. Не мог же осколок отлететь так далеко!.. Во-вторых, ты просто больной человек, Чиж! И всех окружающих заражаешь тем же сумасшествием. А если этот кусок керамической дряни пролежал здесь с прошлого года? Или вообще со времен раскопок Трои…
— Не похоже. Ты видишь, какая здесь чистота? На кухне все тщательно убирается. Ни единой соринки. Ему бы просто не позволили лежать здесь, этому, как ты говоришь, куску керамической дряни.
— Ну, не знаю. — В словах Чижа была определенная логика. Кухня господина Улзутуева действительно казалась вылизанной, как провинциальная церквушка накануне двунадесятого праздника Воздвижения Креста Господня.
— Здесь и знать-то нечего, достаточно разуть глаза… И в-третьих, шкаф стоит впритык к двери, посмотри! — Чиж торжествующе рассмеялся. — Двери в оранжерею… Интересно, когда именно разбилась сама ваза?
— Сегодня, — раздался за нашими спинами мягкий бас Ботболта.
Опять чертов бурят! По воздуху он летает, что ли?! Или его простая бурятская мать из простого бурятского улуса согрешила с простым бурятским привидением?
— Это опять вы, Ботболт, — недовольно поморщился Чиж. — Такое впечатление, что ваша мать согрешила с привидением. За девять месяцев до того, как вы появились на свет.
— Привидений не существует, — отрезал Ботболт. — Привидений не существует, а ваза разбилась сегодня. Но как же я не заметил этот осколок?!
Он поднял голову и указал нам на самую верхнюю полку шкафа. Там, в керамических зарослях из кувшинов, горшочков, копилок и мордатых кооперативных нимф-подсвечников, зияла теперь довольно ощутимая проплешина. Брешь на фланге сомкнутых рядов была такой наглой и лезла в глаза так назойливо, что я даже удивилась, почему не заметила ее раньше!
— Она стояла вон там.
— А потом упала и разбилась?
— Да.
— Вот так просто упала и разбилась?
— Нет, сделала кульбит в воздухе! И сальто-мортале! — не выдержала я. — Ну что ты ко всему цепляешься, Чиж! Уже и вазу заподозрил в сговоре с убийцей!
— Ничего я не заподозрил, — огрызнулся Чиж. — Посуда, стоящая на полке, просто так не бьется. И потом: эта ваза — самая крайняя в ряду. Если смотреть на нее со стороны оранжереи. Вы видели, как она разбилась?
— Нет, — секунду подумав, произнес Ботболт. — Не видел.
— Когда это произошло? Во время ужина? — Возбуждение Чижа нарастало с каждой минутой: волосы его побелели, щеки покраснели, а глаза сияли теперь нестерпимой библейской синевой. Еще секунда, и он разразится Нагорной проповедью! Я даже залюбовалась им исподтишка, моментально изменив подбрюшью господина Рабенбауэра.
— А вы откуда знаете? — Ботболт позволил себе намек на удивление. — Она разбилась, когда я нес шампанское в зал. Это имеет значение?
— Еще какое! А где осколки?
— В мусорном ведре. Я вернулся и собрал их.
— Вернулись из зала?
— Нет. До зала я тогда не дошел. Вернулся с полдороги, посмотреть, что случилось. И увидел, что осколки вазы валяются на полу.
— А шампанское?
— А шампанское я поставил сюда, на край стола.
— И сколько времени у вас ушло на то, чтобы собрать осколки?
— Не знаю… Что их собирать! Секундное дело.
— Тащите их сюда!
— Кого?
— Да осколки же!
Ботболт пожал плечами, но просьбу Чижа все-таки выполнил. Он открыл дверцы шкафчика под мойкой и выудил оттуда плотно набитый пакет из-под молока.
— Это и есть мусорное ведро? — изумился Чиж.
— Я использую это как мусорное ведро. Мусора у нас мало, и к тому же он не задерживается в доме.
Из импровизированного ведра были извлечены огрызки краснофигурной композиции числом четырнадцать. И они же спустя секунду, несмотря на молчаливые протесты Ботболта, щедро усеяли пол перед шкафом.
— Сделаем так. Сейчас я засеку время, а вы по моей команде начнете собирать черепки. И старайтесь делать это в том же темпе, в котором делали тогда, во время ужина. Задача ясна?
— Чего уж неясного…
Чиж уставился на часы и дал отмашку рукой. И огромный Ботболт, который мог бы без всякого ущерба для здоровья выступать в коммерческих матчах боксеров-супертяжеловесов, высунув язык от усердия, принялся хватать осколки и сбрасывать их в пакет. Оплакивая тот самый черепок, который он не заметил. На этот мартышкин труд, если верить Чижу, у него ушло ровно пятнадцать секунд.
— Мало! — нахмурился Чиж, зафиксировав время. — Мало, не успеть. Скажите, Ботболт, вы вышли из кухни, как только собрали осколки?
— Ну да.
— И больше не задерживались?
— Нет. Я собрал осколки и вытер воду… Известие о воде пригнуло Чижа к полу. Чтобы не упасть, он даже ухватился за мой локоть.
— Воду? Вы сказали — воду?
— В вазе почему-то оказалась вода. Это странно, там ее не должно было быть… Но она там была!..
— Вот! — заверещал Чиж. — Вот оно! Вода, конечно же! Давайте повторим то же самое, но уже с водой!
— Вы хотите, чтобы я налил воды на пол? — Ботболт несказанно удивился такому эксцентрическому предложению Чижа.
— Хочу.
— Зачем? Зачем я должен разливать воду? Пол чистый, зачем же…
— Это следственный эксперимент, Ботболт. Не ломайтесь.
Только через минуту Ботболт согласился на святотатство по отношению к навощенному и натертому полу. Он достал из-под мойки чистую скатерть, которую почему-то обозвал половой тряпкой, аккуратно разложил черепки, аккуратно пролил воду и так же аккуратно принялся ее вытирать. Теперь мартышкин труд занял гораздо больше времени и вплотную приблизился к отметке “одна минута восемь секунд”.
— Что теперь? — закончив, поинтересовался Ботболт.
— Ничего. — Чиж загадочно улыбнулся. — Просто у нас появилась лишняя минута. И даже чуть больше. Скажите, Ботболт, это вы заперли ящики в буфете?
— Я, а что?
— Вы всегда их запираете?
— Всегда. Стараюсь, во всяком случае.
— А зачем?
Ботболт нахмурился: стоит ли доверять первому встречному родные скелеты в шкафу? Вернее, в буфете. Но, по зрелом размышлении, решил все-таки поведать нам о малоприятных полусемейных тайнах.
— У парней проблемы с алкоголем. Не всегда, но случается. А уж если к ним на язык попал градус, все, пиши пропало. Не успокоятся, пока не вылакают все, что найдут под рукой.
— Зачем же вы держите пьяниц? — И любителей групповой терапевтической порнолирики, мысленно добавила я. — Нашли бы непьющий персонал.
— Это не персонал, — обиделся Ботболт. — Это родственники хозяина. Дальние, но родственники. Жили при Эцагатском дацане, но отличались порочным нравом. Потому тайше Дымбрыл и выписал их сюда. Вроде как на воспитание. И на просветленную помощь по хозяйству.
Хорошенькое “воспитание”! Хорошенькая “просветленная помощь!”. Брелок-“камасутра”, бутылочный склеп за диваном и нахальное дрочилово перед экраном телевизора в режиме нон-стоп! Когда только они успевали тарелки перемывать и подкармливать собачек при такой напряженной и полной соблазнов жизни?..
— Дальние родственники, понятно. Дальние родственники зарились на хозяйские запасы? — поинтересовался Чиж.
— Я старался этого не допускать. — Ботболт скромно потупил глаза.
— Верю. А сегодня ящики тоже были закрыты?
— Конечно. Это был такой день! Много гостей. Много работы. За всем нужно следить… Я получил инструкции от хозяина…
Все, сказанное Ботболтом, совсем не вязалось с послеобеденной Минной. И с ее робким пребыванием на кухне. И гостеприимно распахнутыми дверцами шкафа, из которых я лично выудила две бутылки “Абсолюта” и две банки джин-тоника. Опять же по наущению Минны.
— Вы не можете их открыть?
— Конечно. — Ботболт отстегнул от пояса связку ключей на широком кольце и присел на корточки перед буфетом.
И в тот же момент и буфет, и связка, и сам Ботболт перестали для меня существовать. А все потому, что ничем не примечательное ключное кольцо украшала собой пантера! Точно такая же, какая лежала сейчас у меня в кармане!
— Какая хорошенькая, надо же! — Мой распутный язык раздвоился и выскочил изо рта прежде, чем я успела сообразить, что делаю.
Ботболт повернул ко мне массивную голову.
— Что вы имеете в виду?
Нужно было спасать положение, и я прикинулась наивной солисткой школьного хора с перекошенным бантом и спущенными гольфиками:
— Какая хорошенькая зверюшка! Никогда не видела таких оригинальных ключей!
Ботболт моментально укрыл платиновую пантеру в ладони. И ровным, недрогнувшим голосом соврал:
— Это не ключ. Это талисман. Мой личный талисман.
— А можно мне взглянуть на него? — Солистка школьного хора выдала наглое верхнее “до” второй октавы и осталась чрезвычайно довольна своей наглостью.
— Нельзя, — отрубил Ботболт. — Нельзя передавать свой талисман в чужие руки. От этого он теряет силу.
— Я и не знала… Какая жалость… Чиж буквально испепелил меня взглядом: “Тоже, нашла время сюсюкать и эстетствовать, безмозглая идиотка!"
— Теперь будешь знать, — проскандировал он. — Не отвлекайтесь, Ботболт.
Но Ботболт и не думал отвлекаться. Он открыл дверцы буфета и отступил в сторону. И перед моими глазами снова предстали когорты спиртного. Ничего интересного в этом не было, и я, мельком взглянув на полки, уступила место Чижу. А Чиж… Чиж буквально влез в буфет.
— Так-так… Это все ваши запасы, Ботболт?
— Нет. Часть коллекционных вин и бочки с коньяком хранятся в подвале.
— А подступы к нему заминированы?
— Зачем же? — Ботболт не оценил шутки. — Подвал тоже запирается на ключ.
— Понятно. А это что такое?! — Голос Чижа дрогнул. — Что это такое, Ботболт?
Интересно, что откопал в буфете неуемный Чиж? Неужели замаскированный тростником проход к Великой Китайской стене?
— Ну-ка дайте-ка мне вашу перчатку!
— Я уже дал вам одну свою перчатку, — укоризненно сказал Ботболт. — И до сих пор не получил ее обратно!
— Кой черт! Не знаю, куда я ее сунул… Дайте вторую! На этот раз Ботболт не стал пререкаться и безропотно вытащил из кармана перчатку, в которой обслуживал нас во время ужина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55