– Ее мучила бессонница. Ее мучило чувство, а это даже хуже бессонницы.
– Почему же оно ее мучило? Это было безответное чувство?
– Безответно влюбленной она не выглядела. Нет, чувство не было безответным, это-то и заставляло ее немного грустить.
– Странно.
– Ничего странного. Она была из тех, кто уже в самом начале думает о конце. Ну, знаете, о том, что будешь делать, когда тебя бросят.
– И что она собиралась делать?
– Вы не поверите. Она собиралась купить себе сапоги на шпильках. На высоченных шпильках, так она и сказала: «Куплю себе сапоги на высоченных шпильках и все забуду».
– А что делаете вы, когда вас бросают?
– А вы?
– Напиваюсь. Но вообще-то я первый спросил.
– Я складываю монеты. Это довольно сложные построения, уложить больше сорока монет еще ни разу не удалось. Но однажды получилась пагода. Как раз в ту ночь, когда мадемуазель О-Сими впервые понадобилось снотворное.
– И она увидела вашу пагоду?
– Она сразу поняла, что это – пагода. Вы бы наверняка приняли сложенные монеты за что-нибудь другое.
– Почему? Я знаю, что такое пагода.
– Вы бы наверняка увидели бы что-нибудь другое – вот что я хотел сказать…
– Может быть. Так что мадемуазель О-Сими рассказала вам о своем возлюбленном?
– Немного. В основном она рассказывала о себе. И о том, что чувствует к этому испанцу. Да, само чувство занимало ее гораздо больше…
– Вы сказали – испанцу?
О-Сими… Мадемуазель О-Сими была влюблена в испанца. Она даже имя его называла. Сейчас… Кристобалъ. Да. Кристобаль.
– Имя действительно испанское.
– Вот видите. Он и был испанцем.
– Он когда-нибудь приходил в отель?
– Да. Несколько раз.
– И оставался на ночь?
– М-м… Да. Меня ведь уже спрашивали об этом. Полтора года назад.
– Как часто он оставался?
– Все те несколько раз, которые приходил. За исключением первого. Первый раз он пришел… пятнадцатого… Да, пятнадцатого мая, днем. Он искал мадемуазель О-Сими.
– Днем? Вы же ночной портье.
– Я подменял напарника. В тот день он неважно себя чувствовал и позвонил сюда. Так что я остался еще на одну смену.
– Вы так хорошо запомнили дату?
– Вы бы тоже запомнили, если бы это был ваш собственный день рождения.
– Так это был ваш день рождения?
– Да. И как раз накануне меня бросила девушка. Так что почему бы мне не запомнить дату, а?..
– Та самая девушка, которую вы променяли на работу в «Ламартин Опера»?
– Другая. Но со сходными претензиями… Испанец заявился днем, сказал, что ищет мадемуазель О-Сими. Ее не было в номере, и он оставил ей записку. Вернее, сначала он решил подождать ее, ноя сообщил ему, что так скоро мадемуазель не появится. Что в лучшем случае ждать придется до вечера. И тогда он оставил записку.
– Что было потом?
– Ничего. Я передал записку той, кому она предназначалась.
– Что было в записке?
– Откуда же мне знать? Думаю, он назначил ей встречу. Пригласил на свидание.
– Значит, пригласил на свидание.
– Во всяком случае, в тот вечер мадемуазель вернулась поздно. И выглядела вполне довольной жизнью.
– Довольной жизнью? Разве это подходящее определение для влюбленной женщины?
– Ну… Несчастной она не выглядела точно.
– Грусть от разделенного чувства проявилась потом?
– А-а… вы об этом… Скажем, я заметил ее только тогда, когда мы в очередной раз разговаривали.
– Очередной ночью?
–Да.
– Взгляните-ка на эти снимки… Вы кого-нибудь узнаете?
– Мне уже показывали их. Полтора года назад. И я уже тогда все сказал. Вот здесь, справа, сама мадемуазель. А это ее друг, который приходил в гостиницу.
– Кристобаль.
– Да.
– Очень хорошо.
– И вот еще что я вспомнил. У него было кольцо на мизинце, довольно примечательное.
– Кольцо? Почему вы об этом сказали?
– Вспомнил – вот и сказал.
– Почему вы сказали об этом сейчас? Ведь полтора года назад вы даже не упоминали о нем.
– Черт его знает. Должно быть, потому, что за полтора года я стал придавать некоторое значение кольцам.
– Вы были обручены?
– Можно сказать и так. Надел на палец своей девушке кружок от лука.
– А она?
– А она надела мне на палец кружок от сладкого перца. Мы вместе готовили салат.
– Символично. Вы бы смогли узнать кольцо приятеля мадемуазель О-Сими?
– Думаю, что да.
– Вы так хорошо его рассмотрели?
– Я даже держал его в руках. То есть сначала я увидел это кольцо на мизинце у парня, я уже говорил. А потом то же кольцо оказалось у мадемуазель. Только не на мизинце – у мадемуазель такие тонкие пальчики… Не на мизинце – на указательном. И то оно было ей велико, так и норовило соскользнуть.
– Посмотрите внимательно. Вот это?
– Да. «Carpe Daim», надпись я тоже запомнил. «Сагре Daim», лови мгновение.
– Откуда вы знаете?
– Я много читаю, занимаюсь самообразованием. Я перевел это изречение.
– Это она просила вас перевести? Мадемуазель О-Сими?
– Нет. Просто надпись показалась мне любопытной. Не могу ручаться за точность перевода, но «лови мгновение» – самый подходящий вариант. Как раз в духе того парня.
– С чего вы взяли?
– Они был похож на ловца.
– Что вы имеете в виду? Он был похож на охотника за удовольствиями? Или… охотника за женщинами?
– Он был похож: на ловца. Есть же ловцы жемчуга, например.
– А в роли жемчужины, стало быть, выступала мадемуазель О-Сими Томомори?
– Нет, я другое имел в виду… Это сложно объяснить…
– А вы попытайтесь.
– У него было такое лицо, как будто он сидел где-то на глубине и даже не собирался всплывать. Как будто на него давила чертова толща воды и он сквозь эту толщу смотрел, понимаете?
– С трудом.
– Объяснить доходчивее я не смогу, но этот парень чем-то меня напрягал.
– Чем?
– Он мне не нравился.
– От него исходила какая-то опасность? Какая-то угроза?
– Он мне не нравился, вот так-то. Он был не такой, как все.
– Грета Гарбо тоже была не такой как все, по вашему утверждению. И тем не менее…
– Это совсем другое, инспектор. Совсем другое.
– Как если бы вместо богомола или кузнечика сжечь… к примеру, кошку?
– Причем здесь кошка? Хотя… Можно сказать и так.
– Все зависит от размеров жертвы?
– Все зависит от размеров жертвоприношения. Он – в этой своей толще воды – был способен на максимум.
– Максимум?
– Кошка – не максимум.
– Кошка – не максимум?
– Кошка – не максимум, собака никогда не врет, но и не говорит правды…
– Самообразование вам об этом нашептало?
Витгенштейн. Был такой философ. Это он придумал про собаку. А про кошку сказали вы, господин инспектор. Но я ведь не кошку имел в виду, когда говорил о жертвоприношении.
– А кого?
– Мне жутко не нравился тип по имени Кристобаль. Этим и ограничимся.
– В день, когда пропала мадемуазель О-Сими…
– В ночь. Я ведь ночной портье. В ночь на двадцать третье мая я видел их вместе, они спускались по лестнице. О-Сими и этот… хинин.
– Кто?
– Хинин. Это японское слово, господин инспектор. Синоним недочеловека. Раньше в Японии так называли тех, кто работал на бойне. Не самая достойная работа, согласитесь.
– Обычная.
– Ну да, вы же полицейский… Бойней вас не удивишь.
– Почему вы вдруг заговорили о бойне?
– Просто вспомнил, о чем подумал тогда. Когда они спускались по лестнице. Когда я увидел его глубоководные глаза. Интересно, подумал я, как он воспринимает всех нас из своего аквариума? Как он воспринимает мадемуазель О-Сими…
– Он что, вел себя неадекватно?
– Да нет… Как можно неадекватно спускаться по лестнице? Ты спускаешься – и все тут.
– И все-таки, что-то вас насторожило?
– Это были лишь внутренние ощущения, не более.
– Я смотрю, у вас здесь целая стойка с дисками… Вы не только читать успеваете, но и музыку слушаете?
– Она никому не мешает – я ведь слушаю ее. в наушниках.
– А если вы вдруг срочно понадобитесь кому-нибудь из постояльцев?
– Тогда загорится лампочка. Обычная система.
– Так какими были ваши внутренние ощущения?
– Какими? Э-э, Эрве, сказал я себе, от этого типа можно ждать чего угодно, включая неприятности… Как от отставного жеребца – солиста Королевского Андалузского лошадиного балета. Того и гляди – получишь копытом в темя.
– А вы видели отставного жеребца – солиста Королевского Андалузского лошадиного балета?
– Нет.
– А сам балет?
– Нет. Но у меня есть монета с шикарным жеребцом.
– Испанская?
– Исландская. Хотя…
– Что – хотя?
– Хотя теперь я думаю, что может это и не жеребец вовсе…
– А кто?
– Тот, кто может удержаться на воде. Козерог. Которого изображают в гороскопах. С рыбьим хвостом вместо задних ног…
– Кто-нибудь еще видел, как мадемуазель О-Сими покидала гостиницу вместе со своим приятелем в ночь на двадцать третье мая?
– Не знаю. Не думаю. Во всяком случае, той ночью я был в холле «Ламартин Опера» один. Мадемуазель О-Сими сдала ключ и пожелала мне спокойной ночи.
– И все?
– Нет. Мадемуазель сдала ключ, пожелала мне спокойной ночи и улыбнулась.
– А ее приятель?
– Он не стал ждать, пока мадемуазель закончит дела у стойки, сразу прошел к выходу.
– Значит, некоторое время вы и мадемуазель О-Сими находились наедине?
– Секунд тридцать, не больше.
– Но их вполне хватило бы, чтобы поделиться с ней своими нехорошими предчувствиями, не так ли? Сказать ей что-то вроде: «Эй, милашка, будь осторожна, от этого типа можно ждать чего угодно, включая неприятности». Вы ведь симпатизировали ей.
– Симпатизировал. Но кто же станет слушать ночного портье захудалой гостиницы? Это все равно, что слушать шум сливного бачка, – занятие малопочтенное.
– Н-да… И больше вы не видели О-Сими Томомори? После того, как она сдала ключ?
– Нет, не видел. Поначалу я даже не придал этому значения.
– И испанец больше не приходил в гостиницу?
– Нет. Но спустя несколько дней появилась ее подруга, тоже японка, только гораздо более эксцентричная. Она разыскивала мадемуазель. Об этом вам лучше поговорить с моим сменщиком, именно он с ней беседовал. Он-то мне все и рассказал, сам я подругу мадемуазель О-Сими не видел.
– А почему он решил с вами этим поделиться, ваш сменщик?
– Вы так до сих пор и не поняли, инспектор? В «Ламартин Опера» никогда ничего не случалось, и вот, пожалуйста, пропал человек… Целое событие, правда?
– Но ведь не в самой же гостинице он пропал. Не из запертого изнутри номера…
– Неважно. Хотя я знаю пару отелей, где люди пропадали из запертых изнутри номеров. Или выходили на черную лестницу, чтобы никогда больше не вернуться. Терялись в коридорах, как теряются в джунглях Амазонки.
– А вы были в джунглях Амазонки?
– Нет. Но у меня есть монета в пять бразильских крузейро – с двумя попугаями. И еще одна – перуанский сол с ламой.
– Ценное приобретение. Адреса отелей, где пропадают люди, спишете?
– Нет. На такие отели всегда натыкаешься случайно, особенно когда долго путешествуешь. С моими родителями именно так и произошло. Оба они были заядлыми путешественниками, даже дом не посчитали нужным завести. Л наши встречи вообще можно было по пальцам пересчитать. Они исчезли пять лет назад, мне едва исполнилось семнадцать.
– Хотите сказать – они исчезли в одном из отелей? Надеюсь, это был не… как его… «Теплый воздух»?
– Нет. Европа здесь ни при чем. Во всяком случае, последняя открытка, которую я получил, имела токийский штемпель.
– Я мог бы догадаться…
– Мама как раз описывала один такой отель. С лисами-оборотнями на должности горничных. И номерами, захлопывающимися, как мышеловки.
– И вы не отправились на поиски родителей?
– Зачем? Они были путешественниками и знали, на что идут. А путешественники, в отличие от туристов, иногда не возвращаются, как сказано в одной умной книге.
– Мадемуазель О-Сими Томомори была туристкой, и тоже не вернулась. Но это так, к слову. В ту ночь… На двадцать третье мая… вы не покидали гостиницы?
– С какой стати мне нужно было покидать гостиницу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61