На хрена мне этот морской тостер?
Мы с Анчаром вернулись на причал. Мещерский поставил Биту к штурвалу, поднял стаксель. Анчар отдал носовой швартов. Марш в магнитофоне сменился на «как провожают пароходы…».
Слабый пассат шевельнул стаксель – нос яхты потянулся от причала в море. По мачте пополз вверх и наполнился ровным муссоном белоснежный грот. Под легким дуновением полуденного бриза яхта направилась в открытое море.
Женька обняла мачту, сорвала с шеи платочек и отдала его во власть буйных ветров – он вытянулся под их напором и чуть заметно трепетал. Как мое усталое, суровое, злое сердце.
Вскоре яхта сменила галс, и мы видели только узкую полоску корпуса над водой и белые треугольники парусов в небе.
Анчар утер скупые слезы, с облегчением подобрал побольше камень и, вложив его в кепку, которой только что старательно махал Женьке в ответ на ее платочек, зашвырнул кепку в море.
– Скажу: в бою потерял. Так, да? – склонив голову, с просительной надеждой взглянул на меня – не выдам ли?
Я успокоил его:
– Нехорошо поступил. Девочка всю Москву за ней обегала. Порадовать тебя хотела, маме тебя в красивой кепке показать. А ты?
Анчар виновато вздохнул, но вдруг взял меня за плечо, повернул лицом к морю.
– Смотри, слушай, да!
За косой двигалась рубка катера. Он обогнул ее и взял курс на беззащитные белые паруса.
На палубе никого не было. Только за стеклами рубки маячила круглая голова рулевого. Началось…
– За ними пошли! – Анчар поднял с причала карабин, спрыгнул в швертбот, стал отвязывать швартов, взялся за весла.
Освобожденный конец пополз по мокрым доскам причала. Я наступил на него ногой:
– Не надо. Так и должно быть. Пойдем
кофе пить.
– У тебя сердце есть? – взревел Анчар.
– Откуда мне знать? – по-мещерски пожал я плечами. – Пойдем, не надо им мешать.
И мне, стало быть, тоже.
В доме было непривычно тихо и пусто. Я, оказывается, уже сильно привязался к его обитателям. Мне их не хватало.
Ничего, пройдет с течением времени. И событий. Все равно скоро расставаться. Насовсем. Так или иначе.
Мы прошли на кухню. Анчар ворчливо сделал мне кофе, себе налил вина.
– Ближе к вечеру, – сказал я, поставив пустую чашку, – я пойду купаться. И не вернусь. До ночи. Твое дело – вовремя лечь спать. И что бы ни случилось – носа своего длинного из сакли не высовывать. Тревоги не поднимать.
Тревогу я сам подниму.
– Почему не хочешь, чтобы помог тебе?
– Твоя помощь еще впереди. Успеешь повоевать.
– Ты похож на умного человека… По чему не скажешь, что будешь делать?
– Потому что сам еще не знаю…
–
Ближе к вечеру катер вернулся, снова спрятался за косой.
Проводил, стало быть, проверил. Надеюсь – не более того. Надеюсь, в его трюме не валяются мои клиенты, скованные одной цепью…
– Пойду искупаюсь, – сказал я Анчару, который неподвижно сидел на стуле в гостиной перед амфорой – созерцал, пытаясь понять своего хозяина.
Он проводил меня добрым взглядом, посоветовал:
– Не утони ни разу.
Чудак ты, Арчи, простодушный. Как ропан в казанке.
Я мог бы выйти из дома прямо в плавках и ластах. Но не сделал этого. Пускай моя одежда и полотенце сиротливо лежат на песке, напоминая кому надо о тщете и бренности наших устремлений.
В море было хорошо. Но плыть надо было долго. Я опустил лицо в воду и смотрел, как разбегаются от моей скользящей по песку тени рыбешки, шарахаются, замирают в боевой позе крабы, колышутся травы морские и постепенно тускнеет золото дна, тонет в глубокой зелени вечных подводных сумерек.
Дорогу я знал хорошо. Сперва держал курс строго на зюйд, а в нужный момент – над затонувшим баркасом – взял к весту ровно на семь с половиной градусов, вышел на траверз крабового могильника.
Акваланг утонул удачно – лежал у самого подножия «надгробия». Я нырнул, отвернул воздушный вентиль, сняв с него визитную карточку Мещерского с Женькиными каракулями: «Люблю, целую, жду нетерпением. Эугения».
Не надевая баллоны, взял в рот загубник, подышал, осмотрелся.
Все четко: ко мне красивым стилем «дельфин» двигался пловец в черном гидрокостюме с очень хорошей русалочьей фигурой. В одной, вытянутой вперед, руке русалка держала подводное ружье, а другой рукой послала мне приветствие.
А ружьишко у нее славное, в тот раз я не разглядел, отнять, что ли? Да ладно, свой теперь человек, зачем обижать девушку? Лучше на что-нибудь выменяю потом. Если не подарит.
Я помахал в ответ и резко всплыл, с плеском и брызгами вылетев из воды почти до пояса – все должно быть натурально, по Станиславскому, со сверхзадачей, – взмахнул беспомощно руками и – прощайте, скалистые горы, – утонул, погрузился в морскую пучину. Навеки, стало быть.
Опустившись на дно, приник к загубнику, надел баллоны и застегнул ремни.
Человек с ружьем разрядил его в песчаное дно, и мы поплыли. Сначала в одном направлении, а потом – он к катеру, за вознаграждением, а я к берегу, где томились в пещерке мои джинсы и пистолет.
По дороге, благо баллоны были заправлены под пробочку, не поленился завернуть к причалу и отыскать Анчаров «кепок» – вот обрадуется. Камень из кепки я предусмотрительно вынул – кто знает, что нашему джигиту от радости в голову придет.
До приезда Володи еще было время. Я выбрался на берег, снял акваланг – сегодня он мне не понадобится. Занес его в пещерку, положил в угол, бросил на него, чтобы не забыть, мокрую кепку.
Проверил сумку – так и есть: все цело, но «молния» застегнута до отказа, а я, помнится, не довел ее до упора на несколько зубчиков. Кто-то проверял. Теперь я знал точно – кто именно. Посчитаюсь я с ним, не люблю, когда в моих вещах роются.
Я оделся и пошел понаблюдать за виллой, не помешает.
Там все было в порядке. Шорты мои так и лежали на песке – грустно; дом стоял на месте, и в окнах мелькала тень Анчара – прибирался.
Потом он погасил в комнатах свет, вышел на терраску с кружкой вина, сел на ступеньках и закурил трубку. Смотрел в даль моря и о чем-то, наверное, думал. Может, о кепке жалел. Или Женьки боялся.
Наконец он запер двери, прошелся по территории и остановился у дверей сакли. Тут мне показалось, что раздался беззвучный хлопок, и в стене сакли, рядом с носом Анчара, вспыхнуло легкое облачко – ноги Анчара подломились, и он рухнул на землю, зацепив и развалив бедную поленницу. Уснул, стало быть.
Мне захотелось устроить его поудобнее, подложить что-нибудь под голову и укрыть теплым одеялом. Но я не стал, конечно, менять сценарий.
Совсем стемнело. Все стихло, затаились даже цикады, чтобы не мешать, раздавался только непослушный мерный шипучий шорох волн, растворявшихся в гальке.
В небе появились звезды и становились все чаще и ярче.
Я еще раз оглядел владения Мещерского, в том числе и принадлежащую ему акваторию, и вернулся к пещерке, на место встречи с Володей.
Покурил, подремал, привалясь спиной к теплой еще скале. Помечтал о чашечке горячего кофе, о рюмке холодной водки, о красивой девушке, которая может быть и холодной, и горячей. И это одинаково прекрасно.
Мечты мои совсем некстати прервал шум приближающейся наверху машины. Привстал, посмотрел вверх – показалось, что коротко мелькнул свет фар и исчез вместе с умолкнувшим звуком мотора. Понятно: свет вырубили, идут накатом.
Сейчас Володя появится.
Высоко надо мной и впрямь послышался шорох, приглушенное резкое слово, снова шорох. Сорвался камешек, упал у моих ног. Все, пора подумать и о себе.
Я отскочил подальше от наиболее вероятного места Володиной посадки. Вовремя. За камешком упал другой, третий, целая горсть, мешок, водопад камней, лавина и – под занавес – грохнулся на гальку задом злой работник милиции.
– С приехалом, – сказал я Володе. – А парашют твой где?
Он встал и пошел на меня медведем, которому зимой спать не дают.
– Только без рук, – предупредил я, делая шаг назад. – Тебя змея укусила, да?
Но Володя уже остыл. Повернулся ко мне спиной:
– Посмотри, я там ничего себе не сломал?
Я посмотрел.
– А у тебя там вроде ничего особенного не было.
Я привел его в пещерку, засветил фонарик. Дал посмотреть план дома и бумажку с вопросами.
– Об этом будем спрашивать.
Володя прочитал, запомнил.
– Именно в такой последовательности?
– Желательно. А там посмотрим, как он держаться будет. Раздевайся, дальше морем пойдем.
– Мало того, что разбился, – проворчал Володя, – теперь еще и утону.
Я забрал его одежду, разделся сам и уложил наши шмотки в пластиковый мешок.
– Пистолет давай. Наручники взял?
Почему я спросил про наручники? Ведь у меня были свои. Предчувствовал, стало быть.
Я затянул мешок, закинул за спину. Надел Анчарову кепку.
Володя удивленно взглянул на меня, ничего не спросил, но, наверное, что-то подумал. Тактичный он человек, хоть и мент.
Мы вошли в воду и поплыли в море вдоль косы. Метров двести, наверное. И все двести метров я боролся с козырьком, валившимся мне на нос. Бедный Анчар!
– Не заблудимся? – Володя отфыркивался у меня за спиной. – Далеко еще?
– Тише, там катер впереди, вражеский. – И словно в подтверждение блеснул на миг неподалеку свет – дверь или люк, видимо, на секунду приоткрыли. Например, пустую бутылку выкинуть. Живут же люди.
– Выбираемся, – сказал я. – Ненадолго.
Мы пересекли косу и снова поплыли – уже к берегу. В надежное местечко меж двух камней на территории виллы.
Выползли на берег, оделись, вооружились. Залегли за камнями. Отсюда хорошо просматривались ворота, дверь дома, сакля, у порога которой среди разбросанных поленьев спал бедный Анчар.
– Ты свою тачку спрятать догадался? – спросил я Володю.
– Нет, на дороге оставил. Чтоб твой гость сразу сообразил…
– Допрашивать его будем вдвоем, – перебил я, – перекрестно, жестко. Главные вопросы…
– Отставить разговоры, – прервал меня Володя, инстинктивно пригибая голову. – Приехал.
К вилле крался, спускаясь с горы, автомобиль, нащупывая в темноте дорогу. Остановился у ворот. И все. Тишина. Мы ждали долго.
– Может, тоже пока поспим? – шепнул мне в ухо Володя. – Ты ничего не напутал?
– Сейчас вылезет. Я бы на его месте тоже не спешил.
Вот так номер! Из машины вышли двое. Бесшумно прикрыли дверцы, не до конца.
Предчувствие… А еще этот эскулап раскудахтался: сейф, сейф – обрадовался, похвалился.
Вообще-то, мой промах. Мог бы догадаться, что их двое будет: один полы поднимать, другой, стало быть, сейф ломать. Специализация…
– Не грусти, – сказал шепотом Володя. – Оно, однако, к лучшему. Ты развалишь одного, я – другого. Потом сравним показания. Уточним детали. Выявим противоречия. И доработаем того, который по-слабже окажется.
Гости подошли к воротам. Тот, что поменьше, поставил у ног чемоданчик, ковырнул в замке, и ворота предательски распахнулись – закодированные, стало быть, на гостеприимство.
У дома они разделились. Маленький остался у замка входной двери, а тот, что побольше, пошел к сакле. Наклонился над Анчаром – сердце мое немного дрогнуло – взял его под мышки, с трудом (так тебе и надо!) втащил в саклю. Вышел, осмотрелся, притворил дверь и припер поленом.
Вот проспится Анчар, я ему все расскажу.
Пока Большой возился с Анчаром, Маленький справился с замком – он же, конечно, и с сейфом будет работать.
– Чур я в дверь, – сказал я Володе, – а ты в окно, вот это – второе слева, я его отпер. Берем одновременно, каждый своего. По сигналу.
– По какому? – уточнил Володя. Дотошный.
– Услышишь, не проспишь. Пошли.
– Ты уедешь – скучно станет.
– Не уеду, – смоделировал я. – Увезут.
Ребята свое дело знали. Обошли весь дом, задернули шторы там, где они не были задернуты, и, видимо, начали работать.
Я бесшумно вошел в дверь, нащупал обе кнопки сигнализации, дал Володе немного времени и разом нажал их.
И даже сам испугался: по всей территории и в доме вспыхнул свет, взвыли сирены, залаяли, злобно захлебываясь, огромные беспощадные собаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46