Я вышел к нему.
Он был смущен. И в кепке, которая высохла за ночь, но потеряла форму. Навсегда.
– Женечка здесь? – догадался Анчар. – А Князь? Тоже возвращался?
– Проспал ты своего хозяина, – упрекнул я, закуривая, чтобы скорее прогнать дурман тяжелого сна. – Увели его.
– Кто увели? – Он вздрогнул как горячий конь под шпорами.
– Не бойся, свои. Он в другом месте немного поживет. Я так решил.
– И кепок они принесли? – подозрительно спросил Анчар.
– Они, они. Кто же еще?
– А дрова кто опять развалил? – Уже не подозрительно, а грозно.
Я вздохнул, с сочувствием сообщая ему скорбную весть:
– Это ты, Анчар. Ты упал на них.
И я рассказал ему о событиях минувшей ночи, которые он безмятежно проспал. Не все, конечно, в пределах нормы.
– А теперь дай нам поспать. Ты-то выспался. Часа в два разбудишь, ладно?
– Сделать обед? Или завтрак?
– И то, и другое. По два раза.
Он блеснул зубами из-под усов. У него это по-разному получалось: то хищно, то обаятельно. Собаки ведь тоже по-разному зубы скалят: или с угрозой, или в улыбке.
Мы проспали полдня. Потом полдня завтракали и обедали. Потом посидели на берегу. Убедились, что катер убрался с нашей акватории, что небо – синее, а море – зеленое, что алое солнце опускается в него, как положено, – и пошли опять спать.
Анчар сходил за карабином и уселся в гостиной у камина с трубкой и бутылкой вина. В кепке.
– Теперь я буду вас охранять. Всю ночь, я выспался. Вы хорошо спите сегодня, – он улыбнулся. – Если сможете. Так, да?
– Сообщение Николаю Ивановичу, Капитан, мне придется несколько исказить. Что бы избавить вас от неприятных ощущений и спасти вашу жизнь.
– Это понял хорошо. Спасибо, шеф.
– Добавлю: если менты выйдут на Мещерского со своим интересом, я уже ничего не смогу для вас сделать. Вы будете завидовать Крутому, долго и мучительно. Это вы тоже «понял», вижу.
– Этот Серый, шеф…
– Все, Серого нет больше. Или вы не уверены?
– Не уверен. Это такая живучая изворотливая скотина…
– Я бы хотел иметь пару таких серых в своем подразделении. Тогда мне не пришлось бы оправдываться перед Николаем Ивановичем, как мальчишке-первогодку… Но я вызвал вас не для теплых воспоминаний о Сером. Менты взяли моих людей. Их начнут раскручивать…
– Хорошо понял, шеф.
– Ты куда? – сквозь сон спросила Женька.
– В город. Нужно проверить, как заметка в газетке сработает.
– Опять какую-нибудь провокацию затеваешь? – Она села в постели, прикрывая грудь простыней – вот уж напрасно.
– Уже осуществил, – я нагнулся, шнуруя кроссовки. – Надо проверить.
– Посмотри мне в глаза! – приказала Женька, для убедительности требования выпуская из рук простыню. – Ты наполовину врешь, как всегда.
– Наполовину правду сказал, – буркнул я, глядя ей в глаза. – Прикройся, не уговоришь.
– Я никуда не уеду. Мы уедем вместе. Когда ты закончишь работу.
– Женя, – я пересел к ней, обнял горячие плечи, укрытые золотом волос, – пока я еще контролирую ситуацию. Но это ненадолго. Скоро станет очень трудно. Ты много помогла мне. Но оставаться здесь тебе нельзя.
– Правильно! – Она сбросила мою руку. – Соблазнил девушку, удовлетворил свою низменную страсть – теперь не нужна!
Э, нет! Ты меня в дискуссию – кто кого соблазнил – не втянешь!
– Хорошо, Женя. Билет я тебе все-таки возьму. А вопрос о твоем отъезде решим по результатам переговоров с Баксом.
– Бакс тебя застрелит – и все! Все переговоры.
– Он меня не застрелит. – Я поцеловал ее (еле вырвался), встал и набросил куртку. – Во-первых, у меня в этой игре три козыря, самых больших. Во-вторых, ты знаешь, я первым не стреляю – я стреляю последним.
– Ладно, – проворчала она, – тогда привези мне из города какую-нибудь гадость. Вроде ожерелья из крабовых клешней…
Я вышел в гостиную.
– Ты куда? – проснулся Анчар, высунулся из кепки.
Сговорились. Или одинаковый сон видели?
Он прошел со мной к машине. Подумал, трогая усы, поправляя кепку. Потом грузно уселся рядом:
– С тобой поеду. Посмотрю глазами, как ты работаешь.
Больно надо. Инспектор нашелся.
– А Женечку, что, одну оставим? Без охраны?
– Там, который наверху, – кивнул Анчар мудрой головой в сторону монастыря, – он присмотрит.
Я вздохнул. Как же вы все мне здесь надоели… Кроме Женьки. И Боксера.
– Ладно, поедем. Только кепку сними. Что людей зря пугать.
Анчар послушно бросил кепку назад.
– И на базар заедем. Женечке купим что-нибудь вкусное. Или красивое.
– О! – обрадовался я. – Купи ей бусы из крабов. Ей очень хочется. Она рада будет. Поцелует тебя.
В лоб. Пяткой.
Анчар немного подремал дорогой. Потом вдруг сказал:
– Помнишь, как я тебя сюда вез? В первый день. Ты боялся?
– Чего тебя бояться – ты хороший человек. Добрый.
– Ты тоже, – признался Анчар, подумав. – С друзьями – верный, с врагами – злой. – Опять подумал. – Если бы Сулико жила, я бы тебя на ней женил. Родными бы тогда стали. Навсегда. Я бы ваших сыновей стрелять учил, вино пить. И Женечка тоже моя сестра тогда стала. Так сказал, да? Правильно?
Распределил. Разобрался. Мечтатель нежный.
Я уже пожалел, что намекнул ему про бусы. Стыдно стало.
Но разговор мне не понравился. Прощальный какой-то. Будто на платформе стоим, отправления ждем. Только неясно еще, кто уезжает, а кто остается. И – кому хуже будет.
Я поставил машину в тени дерева, наискосок от горотдела.
Придется ждать – мне информации по времени не дали.
Анчар повертелся на сиденье – машина закачалась, как лодка на волне, – приоткрыл дверцу:
– Семечек куплю. Что так скучно сидеть?
– Сиди, не в кино.
– Что ты командуешь мне, да? – Он обиделся, сел прямо и вначале вертел головой по сторонам, вглядывался в прохожих, в торговцев, рассматривал крыши домов, шарил глазами по киоскам. Потом поскучнел – понял, что ему с профессионалами не тягаться.
Я терпеливо курил, думал о том, как буду объясняться с Володей. Подставил его здорово, не слабо, стало быть. Но и он не мальчик, успокоил я себя, знал, как с Серым связываться…
Наконец где-то около десяти к зданию горотдела подошел зарешеченный «уазик», остановился напротив дверей.
– Не пялься, – прошипел я Анчару. – Отвернись.
Из здания вышли люди. Попарно. Словно по-детски держась за руки. В каждой паре – один из ночных гостей виллы Мещерского.
Что ж, я их на эту дорогу не толкал, они сами ее выбрали. Стало быть, пусть и идут по ней до конца.
По принципу Серого: чем меньше, тем чище.
Выстрелов слышно не было. У шедшего в первой паре – маленького – дернулась назад голова, он завалился на конвоира, пачкая его рубашку хлынувшей изо лба кровью. Второй, едва не опрокинув своего сопровождавшего, рванулся было назад в здание, но его сильно ударило в затылок – и они упали оба.
Короткое замешательство. Но тут же из здания высыпали ребята в жилетах и с автоматами, укрылись за машинами.
Но выстрелов больше не было.
Убитых, отстегнув от конвоиров, втащили в здание. Автоматчики рассыпались по улице, началось прочесывание.
К нам подбежал офицер:
– Что здесь надо? Документы!
– Семечек купить хотели, – ответил я.
– Двигай отсюда. Проезжай. А то будут тебе семечки, десятка два.
Я послушно тронул машину. В зеркальце мне показалось, что в одном из окон горотдела мелькнула Володина тень, грозящая мне кулаком. И матом.
Мы заехали на рынок за бусами для Женьки, потом за билетом для нее же, а потом я завернул к психбольнице, спросил у охранника в воротах доктора Пшеченкова.
– В кабинете, – лениво кивнул он в сторону одного из корпусов. – Только я тебя не пропущу. Здесь режимные правила.
– В тот-то раз пропустил, – обиделся я намекая глазом, что пропустил он меня далеко не за «спасибо».
– Да? – удивился он. – Тогда проходи. Корпус два, комната три.
…За дверью комнаты три в корпусе два слышалось интимное женское хихиканье на фоне довольного мужского баска.
Я отворил дверь. На коленях доктора сидела полуголая куколка, и он щекотал ей пышными усами обнаженную грудь.
Куколка вскинула голову, лупнула фарфоровыми глазками, вспорхнула и скрылась за ширмой. Доктор застегнул халат и встал.
– Пациентка, – пояснил он. С досадой добавил: – Как вы всегда не вовремя.
– Сеанс сексотерапии прервал?
Пшеченков развел руками – что ж поделаешь, работа такая, сеанс.
Я кивнул в сторону ширмы.
– Лапочка, – проворковал доктор, – одевайся, зайдешь попозже – мы продолжим курс, попробуем с вами нечто новенькое, из опыта восточных психотерапевтов. – И с сожалением посмотрел ей вслед, «кусая длинный ус».
Повернулся ко мне:
– Ну-с, батенька, что привело вас в сей дом скорби? На что жалуетесь?
– Мещерские у вас? – осадил я его.
– Да. Все в порядке, – подтянулся доктор.
– Как вы их устроили?
– Хорошо.
– Подробнее.
– У нас есть отдельный коттедж, для особых пациентов…
Все у жуликов схвачено. Не то что у нас.
– …Сигнализация, охрана…
– Охрану вашу я знаю – дружинники застойных времен.
– Нет, нет. Там спецконтингент, надежные люди.
Двусмысленно как-то.
– Хорошо. Если за Мещерским приедут, вы сделаете большие глаза, это понятно?
Он кивнул.
– Никому, кроме меня, их не отдавайте. В крайнем случае пришлю своего человека. Он спросит: почем у вас мирмульки?
– А что это такое?
– Вот так и ответите. – Я встал. – И никаких записок, передач и посылок для Мещерских не принимать, их здесь нету. В крайнем случае, если кто-то будет очень круто настаивать: да, были, но уехали в черном японском джипе. Охрана коттеджа вооружена?
– Весьма обильно.
– Все, спасибо. Расходы – на счет Князя.
Я вышел в коридор. Очередная лапочка, торопливо сделав мне глазки, сорвалась с диванчика и, расстегивая на ходу кофточку, порхнула в дверь.
Хихиканье и басовитое бормотание. В надежное место попал Мещерский, стало быть…
…Мы поехали домой. Анчар опять молчал всю дорогу, только вздыхал, и, когда мы уже спускались к вилле, проронил:
– Метко стреляли. Трудно нам будет.
А ты думал?
Но сейчас тебе, пожалуй, труднее будет. Когда ты Женечке на ее стройную шейку бусы из крабов накинешь. Куда бы мне на этот момент спрятаться?
Остаток дня и ночи прошли в обычных развлечениях: купание в море, застолье с тостами и песнями, немного тепла, света, воздуха и любви.
До выхода на Бакса мне нужно было вытянуть из колоды козырного туза. Если он, конечно, в ней есть. Должен быть. Больше ему быть негде.
Поэтому незадолго до рассвета я натянул плавки, сунул в полиэтиленовый пакет полотенце.
Традиционный вопрос сквозь сон:
– Ты куда?
– Туда.
– Еще одну завел? – Женька приподняла голову, посмотрела в темное окно. – И где ты их только находишь? В горах, что ли? Или в море?
Интуиция. Женская, стало быть, безупречная.
– Когда вернусь, – строго сказал я, – чтоб не спала и приняла меня в горячие объятия.
Отвел ревнивое подозрение.
Я вылез в окно и пошел к колодцу. Ночь была темная, ущербная луна пряталась где-то за горами. Звенели цикады, не слыша и потому не пугаясь моих шагов. Мучилась бессонницей какая-то нервная птаха.
Сев на край колодца, я долго набирался мужества – у меня уже сейчас перехватывало дыхание. Ничего, успокаивал я себя, Женька меня отогреет – у нее это славно получается. Особенно, когда она…
И в этот горячий момент воображения я нырнул. Тихонько, без всплесков и без нестерпимо рвущегося визга из пережатого ледяной водой горла.
Опустившись на дно колодца, я нащупал дыру и так же тихо вынырнул уже в монастыре. Огляделся (в темноте-то!), положил на верхнюю ступеньку полотенце. Снова нырнул и стал шарить около ступеней по гладким камням.
Вот он – однобаллонный акваланг. То ли черной Монашки (любительницы заглядывать по ночам в окна и пугать нежных обитателей виллы зажимом на носу и подводными очками), то ли стройной Русалки с ружьем, то ли заботливого капитана Немо, а может, просто – Светки, невесты Леши Чуни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46