Я хорошо видел, что он спокойно лежит, уткнувшись лицом в землю, среди роящегося крошева каменных осколков. Не уснул бы.
Нет, не дремлет джигит. Он вытянул из-под себя гранату и, не приподнимаясь, швырнул ее вниз – машина качнулась и вспыхнула.
Я обрадовался и нажал красную кнопку.
Мина была хорошая. Она не приподняла катер, не разнесла его на составные части – он только чуть вздрогнул на полном ходу, клюнул носом и, как подводная лодка, пошел на погружение. Умница Светка приклеила мину в носовой части днища, и хлынувший встречный поток воды под напором движения сыграл двойную роль – открытых кингстонов и рулей глубины.
Погружение шло так стремительно, что у почти скрывшегося под водой катера будто пушкой вышибло транец.
Булькнуло, и все. Вскипели пузыри.
Над водой появились головы, оружие.
Десантники вплавь продолжили атаку. Развернувшись в цепь, устремились к берегу.
Я мог бы, не спеша и методично, раскрошить их головы как пробковый круг. Но не стал этого делать – не сторонник силовых методов и бессмысленных жертв, предпочитаю мирное урегулирование конфликтной ситуации – и дал по ним длинную психологическую очередь, отделив фонтанчиками от берега.
Сперва не поняли. Лишь несколько снизили темп своего массового заплыва.
Пришлось потратить еще десятка полтора патронов.
Поняли: резко изменили направление движения, под девяносто градусов – рвались к берегу, теперь к косе.
Изредка я подстегивал отстающих короткими очередями. Это вам, братва, не над девушками измываться. И голым Мещерским.
Ладно, «максимов», ладно. Теперь маханем наземный десант. И я повел ствол вправо, поймал в прицел распластавшихся боевиков, которые все еще не теряли надежды достать Анчара.
Когда вокруг них дробно защелкали пули, они выбрали момент, вскочили и ретиво скрылись за поворотом.
А машина дымно горела.
Ну и пусть, мне-то что за печаль. Не я ее поджигал. Это все Анчар натворил.
Деморализованный морской десант тем временем выбрался на косу и за отсутствием надлежащего стимула замедлил темп отхода. Пришлось снова вмешаться, внести соответствующие коррективы, превратить вынужденное отступление в позорное бегство.
«Максимов» прошелся длинной строчкой вдоль косы, за спинами десантников. Брызги песка и ракушек прогнали их с косы, заставили вновь броситься в воду. Причем уже совсем без оружия: частью оно осталось на дне, возле катера, частью было брошено на песке.
Только Боксер уходил с оружием.
Противник вплавь покидал нашу акваторию. Каким счетом, не скажу. Сколько их было на катере – не знаю, сколько ушло – не считал. У меня не было к ним особой ненависти. Я не видел в них конкретное зло – так, абстрактные тени в тумане, несущие непонятную угрозу – не лучше ли их своевременно разогнать, пока они не сгустились во что-то более реальное и опасное.
Противник пришел с моря и уходил морем, держа курс на «берег турецкий». А нам он не нужен. Нам и здесь хорошо. Когда вас здесь нету. Чем меньше, тем чище.
Трех футов вам… под килем. Осиновый кол вам в глотку, стало быть.
Не скрою, я испытал какое-то облегчение по завершении боя. И вовсе не потому, что не был уверен в его исходе. Нет, мне казалось, что сейчас что-то решилось, не разрешенное ранее. Вроде как ноющий зуб затих. Причем не постепенно, а сразу – отсюда и приятно ощутимое исчезновение утомившей боли…
Подошел Анчар, бросил на бурку захваченный автомат с немного подгоревшим ремнем.
Лицо его было сильно посечено острыми осколками камней – будто пьяная кошка драла. Или ревнивая любовница.
– Какое хорошее дело сделали! – восхитился он, исчез в сакле, вышел с двумя наполненными рогами и с двумя большими мандаринами. – Какой «максимов» молодец! Джигит!
Протянул мне рог:
– За победу! Как я сказал, так она и пришла за нами.
Помнится, это я говорил, а не он. Ну не спорить же из-за такой мелкой мирмульки в такой большой день.
Анчар выпил вино, как жаждущий олень воду, перевернул рог, чтобы показать, что в нем не осталось ни капли, вытер и расправил усы, сказал немного неуверенно:
– Сейчас я тебя поцелую.
Мы обнялись, как два брата. Как два бойца, стало быть.
И мне стало грустно, что я все время подшучивал над ним.
Но я не хотел пускать этих людей в мое сердце. Я – не Анчар. Сердце у меня не такое большое и не такое доброе.
Мы выпили еще, съели мандарины, покурили и взялись приводить территорию в порядок. Разобрали наши завалы и маскировку, забросали песком догоравшую машину – не я буду, если не заставлю боксеровых ребят убрать ее отсюда. Она здорово портила вид на красивые скалы. Да и дорогу перекрывала.
А в остальном вилла не пострадала. В здание попало две-три шальные пули, одна, правда, в стекло (здание, понятно, берегли), а в саклю не было ни одного попадания. Вот и все.
– Пойду соберу оружие на косе, – сказал я Анчару. – И можно ехать за Мещерскими.
– Пойду соберу на стол, – в тон сказал он. – И стекло заменю в окошке.
Я отстегнул швертбот, который благоразумно в битве не участвовал, и на веслах пошел к косе.
Подобрав шесть автоматов и два уроненных в панике рожка, я решил спрятать их в пещерке, где до того прятал сумку с амуницией. Не знаю, как в дальнейшем сложатся мои отношения с виллой Мещерского, а тайный арсенал на стороне никогда не помешает. Впрочем, пару автоматов мы с Анчаром заслужили.
Я сложил трофеи в лодку и обошел на ней косу, пристал к берегу почти рядом с пещеркой. Вытащил нос швертбота на берег, взял в обе руки автоматы за ремни. Захрустел усталыми ногами по гальке.
– Здравия желаю, – сказало у меня за спиной. – Не поворачиваться.
Не буду.
– Оружие на землю. Руки за голову. Задом – шагом марш.
Легкий толчок в поясницу остановил меня и дал понять, что Боксер выдернул из-за пояса мой пистолет. А щемящий, царапнувший по сердцу звяк показал, что он небрежно отброшен на камни.
Вот сволочь, ведь моему старику «вальтеру» (дедов еще трофей) скоро шестьдесят, пенсионер уже. А как воюет! Тебе, подлецу, и не снилось. И всегда – за справедливость, за добро, против зла и неправды, заметь себе.
– Шесть шагов вперед. Можешь обернуться.
Что я и сделал.
Боксер, все еще в бронике, стоял на большом плоском камне, расставив ноги и направив на меня ствол автомата.
– Неплохо получилось, да? – улыбнулся он.
– Откуда я знаю? – удивился я. – Еще не вечер.
– Это смотря для кого.
Резонно, по существу.
– Я сяду, не возражаешь? Устал. А ты постоишь. – Он сел на камень, оперся на него левой рукой; автомат на колене, правая рука – на рукоятке, палец – на спусковом крючке. – Разговор будет долгим.
– Это зачем же?
– Хочу узнать, откуда такие Серые берутся? – нагло соврал он. Совсем не к тому подбирается.
– А это такие, как вы, нас порождаете. Диалектика так говорит, – пригодилось-таки словечко.
– Ну да, – улыбнулся он. Любит улыбаться. Как Мещерский – плечами пожимать. – Зло порождает зло.
– И наоборот тоже верно, – уточнил я, начиная скучать.
Ну да ладно, потерплю. Может, в его трепе найдется щелочка, куда Серый сможет шмыгнуть – и был таков.
– А все-таки. Мне непонятно. У тебя была возможность продать информацию…
– Я друзьями не торгую. И принципами тоже. Я чуточку честный, – и добавил про себя: первым не стреляю, стреляю последним.
– Гордый, – естественно, с усмешкой.
– Я сяду, тоже устал. И вам спокойнее.
– Скоро отдохнешь.
Догадался бы Анчар, что я не случайно задержался. Снял бы его выстрелом в голову вон из-за того выступа. И еще бы один автомат заработали.
– Где кассета? – в упор, без улыбки спросил Боксер.
– Кстати, – попер я, – вам известно, что в ней? Вот именно. А ведь вы столько из-за нее трудились. Столько потеряли. Не жизнь ли?
Он изо всех сил подталкивал меня взглядом. И я не разочаровал его.
– В ней заложена информация о точках, где хранятся огромные ценности. Это страховые запасы организаций, нескольких мощных организаций. Запасы на все времена и на все случаи. Банально звучит, но я не подберу другого: им нет цены…
Во взгляде его были не только живейший интерес и алчность, но и нескрываемое презрение к дураку Серому. Вечно пьяному и вечно влюбленному.
Где же Анчар? Спит, негодяй. С трубкой в зубах и со стаканом в руке.
– Раз уж мы расстаемся навеки, – я ли уйду, он ли, но натравить их напоследок на Бакса просто сам Бог велел, – скажу больше. Эти запасы созданы организацией за много лет. И ваш мудрый хозяин Бакс готовится к их реализации за рубежом. Своими руками и в свой карман.
Он поверил. Да кто ж из них не знает Бакса? Да хрен с ним, с Баксом. Где Анчар? Времени в обрез. Сейчас он снова задаст главный вопрос. И я отвечу.
– Где кассета?
– В Москве. В МВД Российской Феде рации. У генерала милиции Светлова. С моей пояснительной запиской.
Он обозвал меня словом из кроссворда. Из пяти букв. Для начала.
– Какой же ты м… – убежденно повторил Боксер. – Таким нельзя жить. Они опасны для общества.
Правая рука его дрогнула, я уже не сводил с нее глаз. И мне показалось, что ремень автомата сам по себе шевельнулся, изогнулся и шлепнул его по ладони.
Боксер вскрикнул.
Я уже был в прыжке и успел отбросить ногой автомат.
Но ему было не до автомата. Ни до чего вообще. Он в ужасе смотрел на ладонь. Протянул ее мне.
Змея, между тем, нашкодив, ускользнула в щель. Это была та самая, про которую говорил Анчар: раз укусит, другого раза не надо.
Боксер, рыча, впился зубами в руку, прокусил, стал давить кровь из раны.
– Что ты смотришь? – крикнул мне. – Помоги.
– Зачем? – холодно спросил я. – И за что? За все зло, что вы творите в стране? За то, что ты собирался отдать мою любимую своим бандитам на растерзание?..
– Отвези меня в больницу, – он совсем потерял голову. – Мы успеем.
– Что, больно? – посочувствовал я. – Скоро пройдет.
Я собрал оружие и уложил в лодку (оставлять его в пещерке уже было неразумно; когда обнаружат труп Боксера, обыщут все кругом). Отыскал свой пистолет, сунул за пояс.
Подошел к Боксеру.
– А ведь ты бы мог закончить жизнь со всем по-другому, – сказал я на прощание.
– Иди ты на … – прошептал он.
Но я не понял. Не знаю таких грубых слов.
Я столкнул лодку в воду, сел за весла. И тут появился Анчар, жуя на ходу.
– Где ты был? – спросил я, подгребая к нему.
– Стекло вставлял, да. Кушать готовил. – Он бросил взгляд на застывшее тело Боксера. – Опоздал, да?
– Нет, почему же? Попрощайся. Это он убил Светкиного жениха. И похитил Женьку.
Анчар запальчиво плюнул в сторону камня, на котором остывал труп Боксера.
Непростительный для горца поступок.
Отоспавшись, мы вычистили все добытое в бою оружие, смазали, уложили в ящик и спрятали в монастыре.
Потом Анчар подогнал джип к сгоревшей машине и оттащил ее в сторону, чтобы освободить проезд.
Мы заперли ворота и поехали двумя машинами за Мещерскими.
Я застал у них доктора Макарова, не умевшего скрыть свою озабоченность. Позже надо поговорить с ним. Он это понял.
– Я поеду с вами, не возражаете? – обратился он к Мещерскому. – Отдохну у моря, более подробно осмотрю вас.
Тот пожал плечами и спросил меня:
– А где Анчар?
– В машине. Он боится сюда идти. Тут одна дама чуть его не изнасиловала.
Мещерский слабо улыбнулся. Он постарел, осунулся. Даже немного поседел, чуть заметно. Аристократическая бледность сменилась болезненной.
Но все-таки был хорош. И еще больше похорошел, когда вошла Вита.
Она забросала меня объятиями и вопросами. Будто век не видались. Похоже, так и было. Я тоже по ним соскучился, как ни странно.
– Можно возвращаться на виллу, – сказал я, – опасности больше нет. Остались одни удовольствия.
– Значит, и Женечка может вернуться? – в один голос вскричали Мещерские.
Ну и Женька!
– Конечно, – ответил я, – но не сразу. Я поручил ей сложное дело.
Которое она сделает за один час московского времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46