Графы де Торре-Леаль происходили из древнего кастильского рода. Если верить родословным книгам новой колонии, предки их, запершись в крепостной башне, отразили нападение мавров и отстояли целую область то ли для Альфонсо Завоевателя, то ли для другого из королей иберийского полуострова, которые сохраняли и расширяли свои владения лишь благодаря героическому величию своего сердца и мощи своей руки. На щите с родовым гербом графов красовалась в память о достославном подвиге золотая башня на голубом поле, а род их принял имя Торре-Леаль.
Хроники и предания гласят, что первый граф прибыл в Мексику как солдат Эрнана Кортеса в погоне за приключениями. Ему понравился этот край, и конкистадор превратился в колониста. Он получил от Кортеса землю, выстроил дом, обзавелся семьей. Его потомки обосновались в Новой Испании, и с каждым днем возрастало их богатство, значение, а вместе с тем и гордыня.
В те годы, о которых хотим мы повести свой рассказ, титул графа Торре-Леаль принадлежал старому дону Карлосу Руис де Мендилуэта; супругой его была донья Гуадалупе Салинас де Саламанка-и-Баус. Граф прожил уже шестьдесят зим, а донья Гуадалупе едва достигла двадцать второй весны. Разница была велика, и объяснялась она тем, что дон Карлос решился на второй брак только после долгих лет вдовства. Выбор его пал на красивую и благонравную, но бедную девушку, которую он случайно увидел в церкви на ранней мессе. Эта девушка была Гуадалупе. Граф наблюдал за ней во время службы, пошел ей вслед до самого дома и выведал у соседей ее имя и звание. Через неделю он приехал просить ее руки. Граф был знатен, богат, добрый христианин и честный человек. Гуадалупе сравнялось пятнадцать лет, она слыла превосходной девушкой. Брачный союз был решен, и вскоре дон Карлос повел к алтарю свою юную невесту, красневшую под любопытными взглядами толпы, заполнившей церковь.
У дона Карлоса было двое детей от первого брака: старший - Энрике вел веселую, праздную жизнь, младшая - донья Консуэло приняла обет в одном из монастырей Мехико.
Когда дон Карлос вступил во второй брак, Энрике не выразил ни малейшего недовольства. Напротив, зная, что одиночество могло быть губительно для отца, он радовался его счастью, словно своему собственному, и принял Гуадалупе, если не как почтительный сын, чего не допускал ее юный возраст, то как любящий брат. Старый граф был этим от души доволен. Через год Гуадалупе стала матерью, и Энрике понес младенца к купели.
В Мехико жил брат доньи Гуадалупе, который был старше ее на много лет. Звали его дон Хусто, по слухам, он отличался мрачным, скрытным нравом, скупостью и коварством. Через месяц после крещения сына доньи Гуадалупе дон Хусто явился в дом графа, чтобы поздравить сестру. Гуадалупе была одна. Брат придвинул кресло к ее кровати и сел.
- У тебя красивый ребенок, благодарение богу, - сказал дон Хусто.
- Да, неправда ли, он очень красив? - спросила Гуадалупе с материнской гордостью.
- Очень. Словно ангел! Да простит мне бог это сравнение.
Гуадалупе поцеловала сына, посмотрела на него и снова принялась целовать.
- Да сохранит его бог, сестра, и да ниспошлет ему счастье. Бедняжка! - добавил дон Хусто с удрученным видом, - как мне его жаль!
- Почему? - в испуге спросила Гуадалупе.
- Почему? Ладно, ты сама отлично знаешь. Не притворяйся.
- Да нет же! Говори, ради бога, моему сыну грозит беда?
- Нас никто не слышит?
- Никто.
- Тогда слушай, - шепотом продолжал дон Хусто. - Разве не кажется тебе величайшей бедой то, что этот ангелочек, в жилах которого течет наша кровь, не наследует титул графа де Торре-Леаль, а будет жалким сегундоном?
- Такова воля божья, - отвечала Гуадалупе. - Но граф меня очень любит, он не оставит нашего сына в нищете…
- Нет, нет, этого я не думаю… Но представь себе… если бы ты была матерью графа, а я его дядей…
- Но право принадлежит тому, кто родился раньше моего сына.
- А если бы это можно было изменить?..
- Изменить? - с удивлением переспросила Гуадалупе. - Что ты хочешь сказать?
- Сейчас поймешь… Единственным препятствием к тому, чтобы твой сын стал графом, является этот праздный гуляка дон Энрике.
- Законный наследник?!
- Да. Но если бы его не было…
- Тогда мой сын стал бы графом.
- Что ж, он легко может умереть.
- Кто?
- Дон Энрике.
- Боюсь, что так. Эта разгульная жизнь, дуэли и бог знает, что еще… Как огорчает он своего доброго отца.
- Неплохо было бы помочь судьбе…
- Каким образом?
- Очень просто. Постараться, чтобы дон Энрике исчез.
- Ты замышляешь преступление! Боже, какой ужас!
- О нет. Зачем же преступление?
- Что же тогда?
- Да так, есть у меня один план. Не знаю, как объяснить тебе…
- Нет, Хусто, не говори мне об этом. Так велел бог, и я буду верна его воле.
- Подумай хорошенько…
- Об этом нечего и думать, Хусто…
- Но судьба твоего сына…
- Бог позаботится о нем.
- Ты ребенок, ты ничего в этом не смыслишь. Но, в конце концов, это мой племянник, и я сам буду действовать.
- Хусто, забудь об этом. Умоляю тебя!
- Предоставь все мне.
- Нет, нет!
- Ты просто глупа, сестрица. Прощай.
- Хусто… Хусто!.. - крикнула ему вслед Гуадалупе.
Но дон Хусто, не отвечая, поспешно вышел из ее покоев.
II. ПЕРВАЯ ЗАПАДНЯ
Редкая женщина могла бы устоять перед таким юношей, как дон Энрике. Обладатель несметного богатства, стройной фигуры и ясного ума, наследник старинного дворянского титула, ловкий наездник, - он был отважен до дерзости, искусен во владении оружием и во всех видах физических упражнений, а романсы и сегидильи сочинял с той же легкостью, с какой владел копьем. Одаренный столь незаурядными достоинствами, дон Энрике чувствовал себя хозяином земли и был готов к любому приключению, с равным безразличием относясь и к опасности и к славе. Сердце дона Энрике было еще прекраснее, чем его тело. Он без колебаний мог броситься в огонь, чтобы спасти неизвестного ему человека, или вступить в бой с негодяем, обидевшим ребенка. Не раз он переводил через дорогу беспомощного слепца, не думая о том, какой разительный контраст являет его цветущая юность и шитый золотом бархатный камзол с грязными лохмотьями и печальной старостью жалкого нищего.
Дона Энрике знали и любили все жители города. Однако дьявол не раз искушал его приманками любви, а так как дьяволу нетрудно угадать слабую струнку каждого человека, то вскоре он понял, что именно в любовных делах может победить эту сильную душу. Стоило дьяволу мигнуть, и дон Энрике оказывался влюблен по уши.
Девушки, которым, как всем дочерям Евы, глаза даны на их же погибель, не могли не оценить достоинства молодого сеньора. Несмотря на слухи о ветрености юноши, каждая, не доверяя чужому опыту, надеялась пленить его своими чарами. Но, увы, все они, одна за другой, оказывались желанными, любимыми и покинутыми. Правда, дон Энрике обладал даром лишать даму своей любви, не теряя при этом ее дружбы.
В то время, о котором идет наш рассказ, дон Энрике увивался, как говорят в народе, вокруг прекрасной доньи Аны де Кастрехон, единственной дочери богатого испанца, умершего несколько лет назад.
Донья Ана принадлежала к тем девушкам, которых в наши дни называют кокетками. Она жила вдвоем с матерью, щедро тратила деньги, посещала все балы и развлечения, всегда была окружена сонмом поклонников, причем со всеми поддерживала добрые отношения, - одним словом, была истым доном Энрике среди прекрасного пола.
Ана и дон Энрике встретились в обществе и, сразу увидев и оценив друг в друге сильного врага, не решались помериться силами. Каждый понимал, что если борьба начнется, то она будет слишком опасной. Долгое время оба прикрывались равнодушием, втайне поджидая, когда противник первым пойдет в наступление, чтобы тут же разбить его или подчинить себе навеки. Но ни один не решался взять на себя начало.
«Эта женщина, - думал Энрике, - хочет увлечь меня, чтобы надо мной посмеяться и отомстить за свой пол. Внимание!»
«Этот мужчина, - думала донья Ана, - делает вид, будто не замечает меня, чтобы задеть мое самолюбие и тем легче одержать победу. Внимание!»
А молодые люди спрашивали у дона Энрике:
- Как это ты, такой волокита, пренебрегаешь случаем поухаживать за красавицей доньей Аной?
- Сам не знаю, - отвечал Энрике.
А девушки спрашивали у доньи Аны:
- Как это случилось, что до сих пор ты не заставила дона Энрике пасть к твоим ногам?
- Да я никогда об этом и не думала, - отвечала донья Ана и заговаривала о другом.
Так проходили дни. Дон Энрике и Ана встречались постоянно, делая вид, что даже не глядят друг на друга, но в действительности все их помыслы были направлены на будущую победу, которая для каждого стала делом чести, ибо сердце тут уже никакой роли не играло.
Наконец настал день, когда судьба свела их на балу. Они долго беседовали. Никто не прерывал их беседы, ибо все поняли, что пробил долгожданный час, и хотели знать, кто победит.
- Давно уже я замечаю, - говорила донья Ана, - что вы печальны. - Это была ложь, но Ане казалось, что так легче завязать бой.
- Сеньора, - отвечал дон Энрике, понимая намерения дамы и принимая вызов, - когда ранено сердце, трудно изображать на лице радость.
- Уж не влюблены ли вы? - сказала девушка, прямо переходя к делу.
- Кто в молодости не влюблен, сеньора? - возразил дон Энрике, уклоняясь от удара.
- Возможно, это болезнь молодости. Но, очевидно, либо я не молода, либо принадлежу к особой породе. Я не знала еще этой болезни.
- Это почти невозможно, сеньора.
- Поверьте мне.
- Вы так прекрасны, так умны, окружены таким поклонением!..
- Уж не стихами ли вы заговорили?
- Сеньора, если правда - это поэзия, то я говорю стихами.
- Вы грезите.
- Я говорю то, что вижу и чувствую…
- Сегодня вечером вы слишком любезны.
- Сегодня вечером я говорю то, что думал не один вечер.
- Это правда?
- Клянусь.
Донья Ана бросила на Энрике взгляд, полный огня, и он ответил ей таким же пылким взором. С этого часа их отношения становились все ближе. Донья Ана не переставала нежно улыбаться другим своим обожателям, дон Энрике также не упускал случая поухаживать за другими дамами, но все видели в этом лишь дань старым привычкам; было ясно, что из любви или из тщеславия дон Энрике и донья Ана хранят верность друг другу.
В конце концов все кругом поверили, будто два эти существа преданы друг другу навеки и дело близится к свадьбе.
Мать доньи Аны звали донья Фернанда. Она так гордилась красотой и любовными победами своей дочери, что ей никогда не приходило в голову остановить ее. Донья Ана стала полной хозяйкой в своем доме, она всегда поступала, как хотела, и матери оставалось лишь сопровождать ее на вечеринки и развлечения.
Любовь Аны и дона Энрике несказанно обрадовала донью Фернанду: выдать дочь за наследника рода Торре-Леаль казалось ей высшим счастьем. Хотя почтенная сеньора никогда не говорила с дочерью о подобного рода делах, на этот раз она решила посоветовать ей добиваться заключения брака, надеясь своей опытностью помочь красоте и соблазнительности Аны.
Однажды вечером, оставшись с дочерью наедине, донья Фернанда приступила к делу.
- Дочь моя, - сказала она, - возможно, мои слова покажутся тебе странными, ведь до сих пор я никогда не вмешивалась в твои дела. Но в нынешних обстоятельствах благоразумие и долг велят мне быть твоей советчицей.
- Вот чудо, матушка! А главное, вы поздно спохватились. Кажется, я уже совершеннолетняя и приобрела достаточный опыт в жизни!..
- Даже к старости, дочь моя, жизненный опыт не бывает достаточным. Послушай, далеко ли зашли твои отношения с доном Энрике?
Ана с удивлением посмотрела на мать, слегка раздосадованная этим неуместным допросом.
- Не удивляйся, - продолжала донья Фернанда. - Ты моя дочь, и я желаю тебе добра. Именно в отношениях с доном Энрике ты должна соблюдать величайшую осторожность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60