– Нет, – сказала она. – Вы и впрямь слишком любопытны и назойливы.
Неужели я не могу распорядиться подать мне экипаж? Или вы боитесь утомить лошадей?
– Если хотите, поезжайте в Бодмин или в Труро, – сказал я. – Там магазины лучше и есть на что посмотреть.
Она не проявила к моему предложению никакого интереса. Наверное, подумал я, ее дела сугубо личного свойства, раз она так сдержанна.
Когда она приказала подать экипаж в следующий раз, Веллингтон повез ее один, без грума. У Джимми болело ухо. Выйдя из конторы, я увидел, что мальчик сидит в конюшне, прижимая руки к больному месту.
– Обязательно попроси у госпожи немного масла, – сказал я ему. – Мне говорили, что это самое подходящее лекарство.
– Да, сэр, – жалобно ответил он, – она обещала что-нибудь подыскать, как только вернется. Похоже, я вчера застудил его. На причале сильно дуло.
– А что ты делал на причале? – спросил я.
– Мы долго ждали госпожу, – ответил грум, – так долго, что мистер Веллингтон решил покормить лошадей в «Розе и Короне», а меня отпустил посмотреть на лодки в гавани.
– Значит, госпожа целый день ходила по магазинам? – спросил я.
– Нет, сэр, – возразил он, – она вовсе не ходила по магазинам. Она, как всегда, сидела в кабинете в «Розе и Короне».
Я недоверчиво уставился на мальчика. Рейчел в кабинете «Розы и Короны»?
Неужели она пила чай с хозяином гостиницы и его женой? Я чуть было не задал еще несколько вопросов, но передумал. Возможно, он проговорился, и Веллингтон выбранит его за болтливость. Казалось, теперь от меня все скрывают. Домашние объединились против меня в заговоре молчания.
– Ну ладно, Джим, – сказал я, – надеюсь, твое ухо скоро пройдет.
И вышел из конюшни.
Здесь явно крылась какая-то тайна. Неужели Рейчел так истосковалась по обществу, что ищет его в городской гостинице? Может быть, зная мою нелюбовь к посетителям, она снимала на утро или на день кабинет и приглашала своих знакомых навестить ее там? Когда она вернулась, я не стал говорить об этом, а только спросил, приятно ли она провела день, и она ответила, что да, приятно.
На следующий день Рейчел не распорядилась заложить экипаж. За ленчем она сказала мне, что ей надо написать несколько писем, и поднялась в будуар.
Я сказал, что пройдусь в Кумбе повидаться с арендатором фермы. Я так и поступил. Но, пробыв там совсем недолго, я сам отправился в город. По случаю субботы и хорошей погоды на улицах было много людей, съехавшихся из соседних городков; никто из них не знал меня в лицо, и я шел в толпе, не привлекая к себе внимания. Я не встретил ни одного знакомого. «Знать», по определению Сикома, никогда не приезжает в город днем и никогда – в субботу.
Придя в гавань, я облокотился на невысокий парапет рядом с причалом и увидел, что мальчишки, удившие с лодки рыбу, запутались в лесках. Вскоре они подгребли к ступеням причала и выкарабкались из лодки. Одного из них я узнал. Это был парень, который прислуживал в «Розе и Короне». На бечевке он нес трех или четырех окуней.
– Хороший улов, – сказал я. – Пойдут на ужин?
– Не на мой, сэр. – Парень улыбнулся. – Но ручаюсь, в гостинице им будут рады.
– Вы теперь подаете окуней к сидру? – спросил я.
– Нет, – ответил он. – Это рыба для джентльмена из кабинета. Вчера ему подавали лосося прямо из реки.
Джентльмен из кабинета… Я вынул из кармана несколько серебряных монет.
– Так-так, – сказал я. – Надеюсь, он хорошо тебе платит. На, возьми на счастье. И кто он, этот ваш постоялец?
Парень криво улыбнулся.
– Не знаю его имени, сэр, – ответил он. – Говорят, итальянец. Из заморских краев.
И он побежал по причалу; рыбины подпрыгивали на бечевке, перекинутой через его плечо. Я взглянул на часы. Было начало четвертого. Джентльмен из заморских краев, несомненно, обедает в пять. Я прошел через городок и по узкому коридору гребного вала дошел до сарая, где Эмброз держал паруса и такелаж парусной лодки, которой он обычно пользовался. К причальному кольцу была привязана небольшая плоскодонка. Я столкнул ее на воду, прыгнул в нее и стал грести в сторону гавани. На некотором расстоянии от причала я остановился.
От судов, стоявших на якоре в гавани, к причалу и обратно двигалось несколько лодок; сидевшие на веслах люди не обращали на меня никакого внимания, а если и обращали, то принимали за обыкновенного рыболова. Я опустил в воду груз, сложил весла и стал наблюдать за «Розой и Короной».
Дверь бара выходила на боковую улочку. Ею он, разумеется, не воспользуется.
Если он вообще придет, то войдет через главный вход. Прошел час. Часы на церкви пробили четыре. Я все ждал. Без четверти пять я увидел, что из парадной двери гостиницы вышла жена хозяина; она огляделась, словно ища кого-то. Постоялец опаздывал к обеду. Рыбу уже приготовили. Она что-то крикнула малому, который стоял у лодок, привязанных к ступеням причала, но слов я не разобрал. Он крикнул в ответ, отвернулся и показал рукой на гавань. Женщина кивнула и ушла в гостиницу. В десять минут шестого я увидел приближающуюся к ступеням причала лодку. На веслах сидел крепкий парень, а сама лодка, заново покрытая лаком, по виду была одной из тех, что нанимают приезжие, которые не прочь доставить себе удовольствие прокатиться по гавани.
На корме сидел мужчина в широкополой шляпе. Лодка причалила к лестнице.
Мужчина вышел из лодки, после непродолжительных препирательств расплатился с лодочником и направился к гостинице. Прежде чем войти в «Розу и Корону», он немного помедлил на ступенях, снял шляпу и огляделся, будто оценивал все, что видит перед собой. Я не мог ошибиться. Я находился так близко от него, что мог бы швырнуть в него печеньем. Затем он вошел в гостиницу. Это был Райнальди.
Я поднял груз, догреб до сарая, крепко привязал лодку, прошел через городок и по узкой тропинке зашагал к скалам. Думаю, что четыре мили до дома я преодолел минут за сорок. Рейчел ждала меня в библиотеке. Обед отложили до моего возвращения. Она в волнении подошла ко мне.
– Наконец-то вы вернулись, – сказала она. – Я очень беспокоилась.
Где вы были?
– Развлекался греблей в гавани, – ответил я. – Прекрасная погода для прогулок. На воде куда лучше, чем в «Розе и Короне».
Испуг, блеснувший в ее глазах, окончательно подтвердил правильность моей догадки.
– Так вот, я знаю вашу тайну, – продолжал я. – Не надо придумывать лживых объяснений.
Вошел Сиком справиться, подавать ли обед.
– Подавайте, – сказал я, – и немедленно, я не буду переодеваться.
Я молча взглянул на нее, и мы пошли в столовую. Чуя неладное, Сиком был на редкость внимателен и услужлив. Как заботливый врач, он то и дело подходил ко мне, соблазняя попробовать блюда, которые ставил на стол.
– Вы слишком переутомляетесь, сэр, – сказал он, – добром это не кончится. Вы у нас опять заболеете.
Словно прося поддержки, старик взглянул на Рейчел. Она промолчала. Как только обед, во время которого мы почти не притронулись к еде, закончился, Рейчел встала со стула и пошла наверх. Я последовал за ней. Войдя в будуар, она хотела закрыть передо мной дверь, но не успела – я быстро шагнул в комнату и прислонился спиной к двери. В ее взгляде снова промелькнула тревога. Она отошла от меня и встала у камина.
– Как давно Райнальди остановился в «Розе и Короне»? – спросил я.
– Это мое дело, – сказала она.
– И мое тоже. Отвечайте.
Видимо, она поняла: нечего и надеяться успокоить меня или обмануть очередными баснями.
– Что ж, я отвечу. Две недели назад.
– Зачем он здесь?
– Затем, что я попросила его приехать. Затем, что он мой друг. Затем, что мне нужен его совет, а зная вашу неприязнь к нему, я не могла пригласить его в этот дом.
– Зачем вам нужен его совет?
– Это опять-таки мое дело. Не ваше. Перестаньте вести себя как ребенок, Филипп, и постарайтесь хоть немного понять меня.
Я был рад, что она встревожена. Значит, она оказалась в затруднительном положении.
– Вы просите меня понять вас, – сказал я. – Неужели вы думаете, что я пойму обман и смирюсь с ним? Вы не можете отрицать, что эти две недели каждый день лгали мне.
– Если я и обманывала вас, то не по злому умыслу, – сказала она. – Я делала это только ради вас самого. Вы ненавидите Райнальди. Если бы вы узнали, что я встречаюсь с ним, эта сцена произошла бы раньше, и в результате вы снова заболели бы. О Господи! Неужели я вновь должна пройти через все это! Сперва с Эмброзом, а теперь с вами!
Ее лицо побелело, каждый мускул в нем напрягся, но трудно сказать – от страха или от гнева. Я стоял у двери и смотрел на нее.
– Да, – сказал я. – Я ненавижу Райнальди, как ненавидел его Эмброз.
На то есть причина.
– Боже мой, какая причина?
– Он влюблен в вас. Давно влюблен.
– Что за немыслимый вздор…
Сжав перед собой руки, она стала ходить взад и вперед по маленькой комнате – от камина к окну, от окна к камину.
– Он тот человек, который был рядом со мной во всех испытаниях и бедах. Который никогда не переоценивал меня и не старался видеть во мне то, чего нет. Он знает мои недостатки, мои слабости и не осуждает за них, а принимает меня такой, какая я есть. Без его помощи на протяжении всех тех лет, что я с ним знакома и о которых вам ничего не известно, я бы просто погибла. Райнальди – мой друг. Мой единственный друг.
Она замолкла и посмотрела на меня. Без сомнения, то, о чем она говорила, было правдой или настолько исказилось в ее сознании, что стало правдой – для нее. Слова Рейчел не изменили моего отношения к Райнальди.
Часть награды он уже получил. Годы, о которых, как она только что сказала, я ничего не знал. Остальное получит со временем. В следующем месяце, возможно, в следующем году – но получит, и уже сполна. Терпения ему было не занимать.
Не то что мне и Эмброзу.
– Отправьте его туда, откуда он явился, – сказал я.
– Он уедет, когда закончит дела, – ответила она, – но если он будет мне нужен, то останется. Предупреждаю: если вы снова приметесь мучить меня и угрожать мне, я приглашу его в этот дом как своего защитника.
– Вы не посмеете, – сказал я.
– Не посмею? Отчего же? Этот дом – мой.
Вот мы и дошли до открытой схватки. Ее слова были вызовом, который я не мог принять. Ее женский ум работал не так, как мой. Посылки были справедливы, но удары – не по правилам. Только физическая сила может обезоружить женщину. Я сделал шаг в ее сторону, но она уже стояла у камина, держась рукой за сонетку.
– Остановитесь, – крикнула она, – или я позвоню Сикому! Неужели вы хотите краснеть перед ним, когда я скажу ему, что вы пытались ударить меня?
– Я не собирался вас ударить, – возразил я и, обернувшись, распахнул дверь. – Что ж, зовите Сикома, если желаете. Расскажите ему обо всем, что произошло здесь между нами. Если вам так необходимы насилие и позор, давайте вкусим их в полной мере.
Она стояла рядом с сонеткой, я – радом с открытой дверью. Она отпустила сонетку. Я не шевельнулся. Затем она посмотрела на меня – в ее глазах стояли слезы – и сказала:
– Женщина не может страдать дважды. Все это я уже испытала. – И, поднеся пальцы к горлу, добавила:
– Даже руки у себя на шее. Это тоже.
Теперь вы понимаете?
Я смотрел поверх ее головы, прямо на портрет над камином, и молодое лицо Эмброза, вперившего в меня пристальный взгляд, было моим лицом. Она одержала победу над нами обоими.
– Да, – сказал я, – понимаю. Если вы хотите видеться с Райнальди, пригласите его сюда. Мне легче будет видеть его здесь, чем знать, что вы тайком встречаетесь в «Розе и Короне».
И, оставив ее в будуаре, я пошел в свою комнату. На следующий день он приехал к обеду. За завтраком я получил от нее записку, в которой она просила разрешения пригласить его; вызов, брошенный мне накануне вечером, без сомнения, был забыт или из соображений целесообразности отложен, чтобы успокоить меня. В ответной записке я сообщил, что дам распоряжение Веллингтону привезти Райнальди в экипаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54