– Она требует множества гарантий и подтверждений. Острова Ла-Манша – это хорошо, к тому же там имеются филиалы испанских банков, которые зависят от Лондона и непрозрачны в отношении налогов; однако они слишком уж близко, на самом виду, и, если в один прекрасный день ЕЭС нажмет на Великобританию, а та, в свою очередь, примется закручивать гайки, Гибралтар и Ла-Манш окажутся весьма уязвимы.
Несмотря ни на что, Эдди не сдавался. Возможно, слова Тео задели его патриотическую струнку.
– Это ты так говоришь, – возразил он и вслед за этим пробормотал что-то неразборчивое.
На этот раз Тереса не сказала ничего. Она смотрела на Тео, ожидая его реакции. Тот, опустив взгляд, задумчиво постукал пальцем по подбородку, потом вскинул глаза и буквально вонзил в гибралтарца:
– Не надоедай мне, Эдди, договорились? – Взяв свою золотую ручку он снял с нее колпачок и провел на чистом листе тетради синюю прямую, безупречно ровную, словно прочерченную по линейке. – Это настоящие дела, а не торговля картонками с «Уинстоном» по мелочи… – Задержав перо над листом, он посмотрел на Пати, потом на Тересу и нарисовал в конце синей линии стрелку направленную прямо в сердце Эдди. – Ему действительно надо присутствовать при этом разговоре?
Пати взглянула на Тересу, преувеличенно высоко подняв брови. Тереса смотрела на Тео На гибралтарца не смотрел никто.
– Нет, – сказала Тереса. – Не надо.
– Так. Очень хорошо. Потому что было бы неплохо обсудить некоторые технические детали.
Тереса повернулась к Эдди. Тот, сняв очки, протирал оправу бумажным платком, как будто за последние минуты она стала совсем уж скользкой. Потом вытер себе переносицу. Растерянность в его глазах только усиливалась близорукостью. Он был похож на перепачканную нефтью утку на берегу пруда.
– Спустись в «Ке», выпей пива, Эдди. Потом увидимся.
Гибралтарец мгновение поколебался, потом стал неловко подниматься, одновременно надевая очки.
Грустная пародия на униженного человека. Он явно искал, что бы такое сказать перед уходом, но так ничего и не придумал. Открыл было рот, но снова закрыл его и в конце концов вышел молча – утка, оставляющая черные следы, шлеп, шлеп, – с таким лицом, словно его вырвет, не успеет он выйти на улицу. Тео начертил в своей тетради вторую синюю линию, пониже первой, такую же ровную и прямую. На сей раз в обоих ее концах он нарисовал по кружочку.
– Я бы, – заговорил он, – двинулся в Гонконг, на Филиппины, в Сингапур, Карибский бассейн или Панаму. Некоторые из представляемых мною компаний работают с Гран-Кайманом и вполне довольны: шестьсот восемьдесят банков на крохотном островке, в двух часах лета от Майами. Никаких окошечек – только виртуальные деньги, никаких налогов, конфиденциальность священна. Они обязаны информировать только в тех случаях, когда есть доказательства явных связей с преступной деятельностью… Однако, поскольку там для идентификации клиента не требуют легальных реквизитов, установить эти связи невозможно.
Теперь он смотрел на обеих женщин и три из каждых четырех раз обращался к Тересе. Интересно, подумала она, что Лейтенант наговорила ему обо мне. Кем он считает каждую из нас. И еще: интересно, подходяще ли я одета для такого случая. Свободный свитер, джинсы, сандалии. На мгновение она позавидовала костюму от «Валентине» цвета мальвы с серым, в котором Пати держалась так естественно, словно это была ее вторая кожа. Элегантная мерзавка.
Тео продолжал излагать свой план: для начала следует создать пару оффшорных компаний, прикрытых адвокатскими конторами с подходящими банковскими счетами. А для того чтобы не класть все яйца в одну корзину, перевести некоторые суммы, как следует отмытые после прохождения по надежным кругам, в доверительные вклады на серьезные счета в Люксембурге, Лихтенштейне и Швейцарии. И не касаться их, подчеркнул он, а держать как долгосрочный фонд обеспечения. Или вложить деньги в компании, занимающиеся движимым и недвижимым имуществом, ценными бумагами и тому подобным Это будут безупречные деньги – на случай, если в один прекрасный день понадобится взорвать карибскую инфраструктуру или все остальное полетит к чертям.
– Вам понятно?
– Выглядит вполне подходяще, – заметила Тереса.
– Да. Преимущество в том, что в настоящее время испанские банки активно сотрудничают с Каймановыми островами, и на время первых денежных поступлений мы можем, так сказать, проскочить вместе с ними. У меня есть хорошие связи в Джорджтауне: «Мэнсью Джонсон и сыновья». Они консультируют банки, дают рекомендации по налоговым вопросам, ведут адвокатскую деятельность. И подготавливают полные пакеты документов по заказу.
– А не слишком ли мы осложняем себе жизнь? – спросила Пати.
Она курила сигарету за сигаретой, складывая окурки в свое кофейное блюдечко.
Тео, положив золотую ручку на тетрадь, пожал плечами:
– Это зависит от ваших планов на будущее. То, что сделал для вас Эдди, годится при нынешнем положении дел, пока все просто, как дважды два. Но если эти дела пойдут в гору, вам стоило бы заранее подготовить структуру, которая бы потом вобрала в себя любое расширение – без спешки и без импровизаций.
– Сколько тебе нужно времени, чтобы все устроить? – поинтересовалась Тереса. На лице Тео появилась прежняя улыбка – сдержанная, неопределенная, совсем не похожая на другие мужские улыбки, которые она хранила в памяти.
И эта улыбка по-прежнему нравилась ей, или, может, теперь просто ей нравились такие улыбки, потому что они не означали ничего. Как эта – простая, чистая, автоматическая. Порожденная скорее воспитанием, нежели чувствами. За ней не стояло ничего обязывающего: ни симпатии, ни мечты, ни слабости, ни вожделения. Она не обманывала, не убеждала, не соблазняла. Она просто была, потому что являлась как бы неотъемлемой частью этого человека, родившейся и воспитанной вместе с ним, так же, как его учтивые манеры или безупречно завязанный узел галстука. Как блеск лакированного стола или новенького автомобиля. Хересец улыбался так же, как чертил эти прямые линии на белых листах тетради. И это успокаивало Тересу. К тому времени она уже многое прочла, многое помнила и умела смотреть. Улыбка этого мужчины точно расставляла все по своим местам. Не знаю, будет ли у меня с ним что-нибудь, подумала она. На самом деле я не знаю даже, буду ли я снова спать с кем-нибудь, но если буду, так только с мужчинами, которые улыбаются, как он.
– Это будет зависеть от того, когда вы дадите мне деньги, чтобы начать. Максимум месяц. Вам ведь придется поездить, или мы пригласим нужных людей – сюда или на какую-нибудь нейтральную территорию. А на само оформление, бумаги и подписи – не больше часа… Но необходимо установить, кто берет на себя все эти обязанности.
Тео замолчал, ожидая ответа. Он сказал это совершенно обычным, легким тоном, как будто речь шла о какой-то не слишком важной детали. Но он ждал и смотрел на них.
– Обе, – ответила Тереса. – Мы обе в этом деле.
– Понимаю, – чуть помедлив, ответил Тео. – Но нам нужна только одна подпись. Нужен человек, который будет посылать факсы или делать нужные звонки.
Конечно, есть вещи, которые могу делать я. Которые я должен буду делать, если вы дадите мне соответствующие полномочия. Но безотлагательные решения должна принимать одна из вас.
Лейтенант О'Фаррелл рассмеялась. Циничным смехом бывшего бойца, подтирающегося знаменем.
– Это ее дело, – зажатой в пальцах сигаретой она указала на Тересу – Чтобы заниматься делами, надо рано вставать, а я встаю поздно.
Мисс «Америкэн Экспресс». Интересно, подумала Тереса, чего ради и когда Пати решила поиграть во все это. Куда и зачем она толкает ее. Тео откинулся на стуле. Теперь он поочередно смотрел на обеих. Поровну.
– Моя обязанность – сказать тебе, что таким образом ты передаешь все в ее руки.
– Конечно.
– Хорошо. – Хересец пристально посмотрел на Тересу. – Тогда дело решено.
Он больше не улыбался, и взгляд его был оценивающим. Наверняка задает себе те же вопросы насчет Пати, подумала Тереса. Насчет наших с ней отношений.
Подсчитывает все «за» и «против». Сколько прибылей я ему принесу. Или сколько проблем. И сколько – она.
В этот момент она интуитивно предвосхитила многое из того, чему суждено было случиться потом.
* * *
Пати смотрела на них долгим взглядом, когда они выходили после собрания, все втроем спускались в лифте и обменивались последними впечатлениями, прогуливаясь вдоль причалов яхтенного порта, пока Эдди Альварес, вытолкнутый из обоймы, опасливо поглядывал на них из дверей бара «Ке» с видом человека, в которого швырнули камнем и он боится, что швырнут снова, а призрак Пунта-Кастор и, может быть, воспоминание о сержанте Веласко и Каньяботе витали над ним, стесняя горло. Пати выглядела задумчивой – глаза прищурены, вокруг них обозначились морщинки, но время от времени в ее взгляде проскальзывал намек на интерес или желание позабавиться, хотя, может, и то и другое одновременно. Чего только не таилось в этой странной голове… Лейтенант О'Фаррелл словно улыбалась без улыбки, посмеиваясь над Тересой, над собой, над всем и над всеми. Наблюдала за ними тогда, выходя после собрания из квартиры в Сотогранде, будто посеяла марихуану и теперь ждала, когда придет пора собирать урожай; наблюдала и во время разговора с Тео в яхтенном порту, и потом, долгие недели и месяцы, когда Тереса и Тео Альхарафе начали сближаться друг с другом. Иногда Тереса сердилась и тогда шла к Пати и говорила: а ну-ка, мерзавка, давай, выкладывай все. А Пати улыбалась – иначе, широко, будто уже не имела ни к чему отношения. Она посмеивалась, ха-ха, закуривала сигарету, выпивала рюмочку, выкладывала себе аккуратную дорожку или принималась болтать о чем угодно со своим всегдашним легкомыслием, которое – со временем, узнав ее получше, Тереса поняла это – никогда не было ни абсолютно легкомысленным, ни абсолютно искренним; или – изредка, ненадолго – становилась такой, какой была вначале: Лейтенантом О'Фаррелл, благородной, жестокой, язвительной, прежней и всегдашней подругой, за спиной у которой угадывалось нечто темное, подкрепляющее фасад. Потом наступил момент, когда Тереса задалась вопросом (это касалось Тео Альхарафе): до какой степени ее подруга предвидела, или угадала, или подготовила – принеся себя в жертву собственным планам, как человек, принимающий начертанное на картах таро, которые сам же и открыл, – многое из того, что впоследствии произошло между ними обоими, а в некотором смысле – между ними тремя.
* * *
Тереса часто виделась с Олегом Языковым. Ей был симпатичен этот русский, большой и спокойный, который смотрел на работу, на деньги, на жизнь и на смерть с бесстрастным славянским фатализмом, напоминавшим ей характер некоторых уроженцев северной Мексики. После очередной деловой встречи они оставались выпить кофе, или прогуляться, или шли ужинать в ресторан «Сантьяго» – русский любил хвосты лангустов в белом вине, – откуда открывался вид на море и на пляж, вдоль которого, по противоположному тротуару, прохаживались телохранители. Языков был немногословен, но, когда они оставались вдвоем и беседовали, Тереса слышала из его уст такие вещи, сказанные просто, между прочим, над которыми потом долго раздумывала. Он никогда не старался убедить, не жонглировал аргументами. Я никогда не спорю, однажды сказал он. Мне говорят: вот так и вот так, и я говорю; ладно, значит, так. Потом делаю то, что считаю нужным. У этого человека, вскоре поняла Тереса, была собственная точка зрения, свое четкое понимание мира и существ, его населяющих; эта точка зрения и это понимание не были продиктованы ни разумом, ни состраданием, да он и не претендовал на это. Только пользой.
Из нее он исходил в своем поведении и своей объективной жестокости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80