Заплатив доносчику, Варгас некоторое время держал информацию при себе, не принимая никаких решений. Хозяин гор, в прошлом терпеливый крестьянин из Сан-Мигель-де-лос-Орнос, был из тех, кто никогда не торопится. Он уже почти отошел от непосредственного участия в наркобизнесе, намечал себе иные цели, у фармацевтической компании, которой он руководил издали, дела шли хорошо, а недавние государственные приватизации позволили ему отмыть крупные суммы денег. Его семья жила на огромном ранчо в окрестностях Эль-Лимона, на которое он сменил дом в кульяканском районе Чапультепек, а его любовница, в свое время известная фотомодель и диктор телевидения, – в роскошной квартире в Масатлане. Ему было ни к чему осложнять себе жизнь решениями, которые сделали бы его объектом мести. Блондин Давила работал теперь на Бэтмена Гуэмеса, следовательно, Эпифанио Варгаса это дело не касалось.
– Однако, – продолжал рассказывать Вилли Ранхель, – ситуация изменилась. Варгас сделал себе целое состояние на эфедрине, килограмм которого шел в Соединенных Штатах по пятьдесят тысяч долларов – против тридцати тысяч за кокаин и восьми тысяч за марихуану. У него были хорошие связи, открывавшие ему двери в политику; наступил подходящий момент окупить те ежемесячные полмиллиона, которые он много лет отводил на подкуп должностных лиц. Он уже видел для себя спокойное, респектабельное будущее, далекое от треволнений, доставляемых прежними занятиями. Связанный где финансовым интересом, где взятками, где соучастием с наиболее видными семьями города и государства, он имел достаточно денег, чтобы сказать «хватит» или продолжать зарабатывать новые деньги общепринятыми способами. Так что внезапно начали умирать люди, подозрительным образом связанные с его прошлым: полицейские, судьи, адвокаты.
Восемнадцать человек за три месяца. Настоящая эпидемия. В свете всего этого фигура Блондина тоже выглядела препятствием: слишком уж много он знал о героических временах «Нортенья де Авиасьон». Агент ДЭА торчал в прошлом дона Эпифанио Варгаса, как опасное острие, способное вспороть его будущее.
– Но Варгас был умен, – сказал Ранхель. – Умен и смекалист той крестьянской смекалкой, которая и привела его на нынешние высоты. И он переложил работу на другого, не открыв истинных причин. Бэтмен Гуэмес никогда бы не убрал агента ДЭА; но летчик, крысятничающий за спиной у своих хозяев, – совсем другое дело. Варгас убеждал Бэтмена: следует примерно наказать и тому подобное. Его и его двоюродного брата. Для острастки тем, кто промышляет такими делишками. Мне он тоже кое-что задолжал, так что можешь считать это личной услугой. И в конце концов теперь его хозяин – ты. Так что тебе и карты в руки.
– С каких пор вам известно все это? – спросила Тереса.
– Кое-что уже давно. Почти с тех самых пор, как это случилось. – Человек из ДЭА подчеркнул свои слова энергичным жестом. – Остальное примерно пару лет, с того момента, как защищаемый свидетель сообщил нам подробности… И он сказал еще кое-что… – Ранхель сделал паузу, словно предлагая ей самой договорить то, что он заменил многоточием. – Позже, когда вы стали приобретать известность по эту сторону Атлантики, Варгас сильно пожалел, что позволил вам ускользнуть из Синалоа живой. И напомнил Бэтмену Гуэмесу, что за вами кое-что числится на родине… А Бэтмен послал двух киллеров довести дело до конца.
Лицо Тересы было непроницаемо. Это твоя история, американец. Это ты принес ее мне.
– Да что вы говорите. И что же дальше?
– Об этом следовало бы спросить у вас. Они куда-то исчезли.
Эктор Тапиа мягко вставил:
– Сеньор хочет сказать, что исчез один из них. Второй, по всей видимости, остался здесь. И отошел от дел. Почти.
– А почему вы явились со всем этим ко мне?
Ранхель посмотрел на дипломата. Теперь действительно твой черед, говорил этот взгляд. Тапиа снова снял очки и опять надел, потом несколько мгновений разглядывал свои ногти, будто на них было записано то, что ему предстояло сказать.
– В последнее время, – наконец заговорил он, – политическая карьера Эпифанио Варгаса пошла вверх. Круто вверх. Слишком много людей обязаны ему слишком многим. Многие его любят или боятся, и почти все уважают. Он ухитрился отойти от непосредственной деятельности Хуаресского картеля до того, как у этой организации начались серьезные конфликты с правосудием, когда борьба велась почти исключительно против соперников в Калифорнийском заливе… Он поставил на службу своей карьере как судей, предпринимателей и политиков, так и высших представителей мексиканской церкви, полицейских и военных: генерал Гутьеррес Ребольо, которого чуть было не назначили прокурором Республики по делам наркотиков, но тут открылись его связи с Хуаресским картелем, и он оказался в тюрьме в Альмолойе, – так вот, генерал Гутьеррес Ребольо был его близким другом… А с другой стороны – его популизм: с тех пор как Эпифанио Варгас добился избрания государственным депутатом, он много сделал для Синалоа: вкладывает немалые деньги, создает рабочие места, помогает людям…
– Что же в этом плохого? – перебила его Тереса. – В Мексике те, кто грабит страну, обычно просто присваивают все… ИРП делала это семьдесят лет.
– Есть некоторые оттенки, – возразил Тапиа. – В данный момент ИРП уже не у власти. Новые веяния бодрят. Возможно, в конце концов изменится не так уж много, но налицо несомненное стремление к переменам. Или к попытке перемен. И как раз в этот момент Эпифанио Варгас вот-вот станет сенатором Республики…
– А кто-то хочет свалить его, – поняла Тереса.
– Да. Пожалуй, можно выразиться и так. С одной стороны, политический сектор, обладающий большим весом и связанный с правительством, не желает видеть в сенате страны наркодельца из Синалоа, несмотря даже на то, что он официально отошел от дел и уже является действующим депутатом… А кроме того, имеются старые счеты, о которых говорить здесь излишне.
Тереса представляла себе, о каких счетах идет речь. Все сукины дети, погрязшие в глухих войнах за власть и деньги, наркокартели и друзья этих наркокартелей, разные политические семьи, связанные или не связанные с наркотиками. Кто бы ни правил. Одним словом, как всегда: прекрасная Мексика …
– А мы, со своей стороны, – прибавил Ранхель, – не забываем, что он приказал убить агента ДЭА.
– Именно так, – оживился, получив поддержку, Тапиа. – Потому что правительству Соединенных Штатов, которое, как вам известно, сеньора, весьма пристально следит за политической обстановкой в нашей стране, вряд ли понравится, если такой человек, как Эпифанио Варгас, станет сенатором… Поэтому сейчас делаются попытки создать комиссию высокого ранга, чья деятельность будет развиваться в два этапа: первый – организовать расследование прошлого депутата Варгаса, второй – если будет собрано необходимое количество доказательств, лишить его депутатской неприкосновенности и положить конец его политической карьере, вплоть до судебного процесса.
– По окончании которого, – добавил Ранхель, – мы не исключаем возможности его выдачи Соединенным Штатам.
– А я-то тут при чем? – спросила Тереса. – Чего ради вам было ехать сюда и рассказывать мне все это, как будто мы закадычные друзья?
Тогда Ранхель и Тапиа снова переглянулись, дипломат прокашлялся и, доставая сигарету из серебряного портсигара (он предложил его Тересе, но та отказалась, покачав головой), сказал:
– Сеньора, мексиканское правительство все последние годы со вниманием следит за вашей, гм, карьерой. Против вас ничего нет, поскольку ваша деятельность, насколько известно, происходит за пределами национальной территории. («Примерная гражданка», – вставил Ранхель таким серьезным тоном, что ирония в словах растворилась.) И ввиду всего этого соответствующие власти готовы прийти к соглашению. К соглашению, удовлетворительному для всех. Сотрудничество в обмен на неприкосновенность.
Тереса подозрительно смотрела на них.
– Сотрудничество какого рода?
Тапиа аккуратно закурил сигарету. Так же аккуратно, как, судя по всему, размышлял о том, что ему вот-вот предстояло сказать. Или, вернее, как это сказать. И наконец решился:
– У вас там, на родине, есть личные счеты. Кроме того, вам многое известно о временах Блондина Давиды и деятельности Эпифанио Варгаса… Вы были, так сказать, привилегированным свидетелем, и это чуть не стоило вам жизни… Есть мнение, что, быть может, вам хотелось бы все уладить. У вас достаточно средств, чтобы заняться чем-нибудь другим, наслаждаясь тем, что вы имеете, и не беспокоясь о будущем.
– Да что вы говорите.
– То, что слышите.
– Хм… И чему же я обязана подобным великодушием?
– Вы никогда не принимаете плату наркотиками. Только деньгами. Вы не владелица и не продавец – вы только перевозчик. На данный момент, несомненно, самый крупный в Европе. Но и только… Это дает нам возможность разумного маневра – так сказать, лицом к общественному мнению.
– К общественному мнению?.. Это еще что за чушь?
Дипломат ответил не сразу. Тереса слышала дыхание Ранхеля; человек из ДЭА, сплетя пальцы, беспокойно ерзал в своем кресле.
– Вам предлагается возможность вернуться в Мексику, если вы захотите, – продолжал Тапиа, – или тихо обосноваться там, где вам будет угодно… Даже с испанскими властями были проведены переговоры на этот счет: Министерство юстиции обещало приостановить все судебные действия и расследования, которые имеют место в настоящий момент… Которые, насколько мне известно, значительно продвинулись и могут вскоре значительно осложнить жизнь, гм, Королеве Юга… Как говорят в Испании, все стереть и начать с чистого листа.
– А я и не знала, что у гринго такие длинные руки.
– Смотря для чего.
И тут Тереса рассмеялась.
– Вы просите, – сказала она, еще не вполне веря, – чтобы я рассказала вам все то, что, по-вашему, я знаю об Эпифанио Варгасе. Чтобы я стала стукачкой – в мои-то годы. И это при том, что я родом из Синалоа.
– Не только чтобы просто рассказали, – уточнил Ранхель. – А чтобы вы рассказали об этом там.
– Где там?
– Перед комиссией по вопросам юстиции при Генеральном прокуроре республики.
– То есть вы имеете в виду – чтобы я поехала в Мексику давать показания?
– Да, в качестве защищаемого свидетеля. Полная неприкосновенность. Это будет происходить в Мехико при наличии всех личных и юридических гарантий. И вы будете иметь право на благодарность народа своей страны и правительства Соединенных Штатов.
Внезапно Тереса встала. Рефлекторно, не думая. На этот раз оба мужчины поднялись одновременно: Ранхель недоумевал, Тапиа явно испытывал неловкость. Я же тебе говорил, читалось на его лице, когда он в последний раз переглянулся с человеком из ДЭА. Тереса подошла к двери и резко распахнула ее. Там, в коридоре, стоял Поте Гальвес. Благодаря своей обманчивой полноте он выглядел вполне мирно, но руки держал чуть отведенными от тела. Если понадобится, сказала она ему взглядом, вышвырни их отсюда пинками.
– Вы, – она почти выплюнула эти слова, – сошли с ума.
* * *
И вот теперь она сидела за таким знакомым столиком в гибралтарском баре, размышляя обо всем этом. Сидела вместе с крохотной новой жизнью, которая зарождалась в ней и с которой она еще не знала, что делать. С отзвуками недавнего разговора в голове. Со своими ощущениями. С последними словами и старыми воспоминаниями. С болью и благодарностью. С образом Блондина Давиды – безмолвного и неподвижного, как она сейчас, в той кульяканской таверне, – и с образом другого мужчины, сидевшего рядом с ней однажды ночью в часовне святого Мальверде. Твой Блондин любил пошутить, Тересита. Ты правда ничего не читала? Тогда уходи и постарайся зарыться так глубоко, чтобы тебя не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Однако, – продолжал рассказывать Вилли Ранхель, – ситуация изменилась. Варгас сделал себе целое состояние на эфедрине, килограмм которого шел в Соединенных Штатах по пятьдесят тысяч долларов – против тридцати тысяч за кокаин и восьми тысяч за марихуану. У него были хорошие связи, открывавшие ему двери в политику; наступил подходящий момент окупить те ежемесячные полмиллиона, которые он много лет отводил на подкуп должностных лиц. Он уже видел для себя спокойное, респектабельное будущее, далекое от треволнений, доставляемых прежними занятиями. Связанный где финансовым интересом, где взятками, где соучастием с наиболее видными семьями города и государства, он имел достаточно денег, чтобы сказать «хватит» или продолжать зарабатывать новые деньги общепринятыми способами. Так что внезапно начали умирать люди, подозрительным образом связанные с его прошлым: полицейские, судьи, адвокаты.
Восемнадцать человек за три месяца. Настоящая эпидемия. В свете всего этого фигура Блондина тоже выглядела препятствием: слишком уж много он знал о героических временах «Нортенья де Авиасьон». Агент ДЭА торчал в прошлом дона Эпифанио Варгаса, как опасное острие, способное вспороть его будущее.
– Но Варгас был умен, – сказал Ранхель. – Умен и смекалист той крестьянской смекалкой, которая и привела его на нынешние высоты. И он переложил работу на другого, не открыв истинных причин. Бэтмен Гуэмес никогда бы не убрал агента ДЭА; но летчик, крысятничающий за спиной у своих хозяев, – совсем другое дело. Варгас убеждал Бэтмена: следует примерно наказать и тому подобное. Его и его двоюродного брата. Для острастки тем, кто промышляет такими делишками. Мне он тоже кое-что задолжал, так что можешь считать это личной услугой. И в конце концов теперь его хозяин – ты. Так что тебе и карты в руки.
– С каких пор вам известно все это? – спросила Тереса.
– Кое-что уже давно. Почти с тех самых пор, как это случилось. – Человек из ДЭА подчеркнул свои слова энергичным жестом. – Остальное примерно пару лет, с того момента, как защищаемый свидетель сообщил нам подробности… И он сказал еще кое-что… – Ранхель сделал паузу, словно предлагая ей самой договорить то, что он заменил многоточием. – Позже, когда вы стали приобретать известность по эту сторону Атлантики, Варгас сильно пожалел, что позволил вам ускользнуть из Синалоа живой. И напомнил Бэтмену Гуэмесу, что за вами кое-что числится на родине… А Бэтмен послал двух киллеров довести дело до конца.
Лицо Тересы было непроницаемо. Это твоя история, американец. Это ты принес ее мне.
– Да что вы говорите. И что же дальше?
– Об этом следовало бы спросить у вас. Они куда-то исчезли.
Эктор Тапиа мягко вставил:
– Сеньор хочет сказать, что исчез один из них. Второй, по всей видимости, остался здесь. И отошел от дел. Почти.
– А почему вы явились со всем этим ко мне?
Ранхель посмотрел на дипломата. Теперь действительно твой черед, говорил этот взгляд. Тапиа снова снял очки и опять надел, потом несколько мгновений разглядывал свои ногти, будто на них было записано то, что ему предстояло сказать.
– В последнее время, – наконец заговорил он, – политическая карьера Эпифанио Варгаса пошла вверх. Круто вверх. Слишком много людей обязаны ему слишком многим. Многие его любят или боятся, и почти все уважают. Он ухитрился отойти от непосредственной деятельности Хуаресского картеля до того, как у этой организации начались серьезные конфликты с правосудием, когда борьба велась почти исключительно против соперников в Калифорнийском заливе… Он поставил на службу своей карьере как судей, предпринимателей и политиков, так и высших представителей мексиканской церкви, полицейских и военных: генерал Гутьеррес Ребольо, которого чуть было не назначили прокурором Республики по делам наркотиков, но тут открылись его связи с Хуаресским картелем, и он оказался в тюрьме в Альмолойе, – так вот, генерал Гутьеррес Ребольо был его близким другом… А с другой стороны – его популизм: с тех пор как Эпифанио Варгас добился избрания государственным депутатом, он много сделал для Синалоа: вкладывает немалые деньги, создает рабочие места, помогает людям…
– Что же в этом плохого? – перебила его Тереса. – В Мексике те, кто грабит страну, обычно просто присваивают все… ИРП делала это семьдесят лет.
– Есть некоторые оттенки, – возразил Тапиа. – В данный момент ИРП уже не у власти. Новые веяния бодрят. Возможно, в конце концов изменится не так уж много, но налицо несомненное стремление к переменам. Или к попытке перемен. И как раз в этот момент Эпифанио Варгас вот-вот станет сенатором Республики…
– А кто-то хочет свалить его, – поняла Тереса.
– Да. Пожалуй, можно выразиться и так. С одной стороны, политический сектор, обладающий большим весом и связанный с правительством, не желает видеть в сенате страны наркодельца из Синалоа, несмотря даже на то, что он официально отошел от дел и уже является действующим депутатом… А кроме того, имеются старые счеты, о которых говорить здесь излишне.
Тереса представляла себе, о каких счетах идет речь. Все сукины дети, погрязшие в глухих войнах за власть и деньги, наркокартели и друзья этих наркокартелей, разные политические семьи, связанные или не связанные с наркотиками. Кто бы ни правил. Одним словом, как всегда: прекрасная Мексика …
– А мы, со своей стороны, – прибавил Ранхель, – не забываем, что он приказал убить агента ДЭА.
– Именно так, – оживился, получив поддержку, Тапиа. – Потому что правительству Соединенных Штатов, которое, как вам известно, сеньора, весьма пристально следит за политической обстановкой в нашей стране, вряд ли понравится, если такой человек, как Эпифанио Варгас, станет сенатором… Поэтому сейчас делаются попытки создать комиссию высокого ранга, чья деятельность будет развиваться в два этапа: первый – организовать расследование прошлого депутата Варгаса, второй – если будет собрано необходимое количество доказательств, лишить его депутатской неприкосновенности и положить конец его политической карьере, вплоть до судебного процесса.
– По окончании которого, – добавил Ранхель, – мы не исключаем возможности его выдачи Соединенным Штатам.
– А я-то тут при чем? – спросила Тереса. – Чего ради вам было ехать сюда и рассказывать мне все это, как будто мы закадычные друзья?
Тогда Ранхель и Тапиа снова переглянулись, дипломат прокашлялся и, доставая сигарету из серебряного портсигара (он предложил его Тересе, но та отказалась, покачав головой), сказал:
– Сеньора, мексиканское правительство все последние годы со вниманием следит за вашей, гм, карьерой. Против вас ничего нет, поскольку ваша деятельность, насколько известно, происходит за пределами национальной территории. («Примерная гражданка», – вставил Ранхель таким серьезным тоном, что ирония в словах растворилась.) И ввиду всего этого соответствующие власти готовы прийти к соглашению. К соглашению, удовлетворительному для всех. Сотрудничество в обмен на неприкосновенность.
Тереса подозрительно смотрела на них.
– Сотрудничество какого рода?
Тапиа аккуратно закурил сигарету. Так же аккуратно, как, судя по всему, размышлял о том, что ему вот-вот предстояло сказать. Или, вернее, как это сказать. И наконец решился:
– У вас там, на родине, есть личные счеты. Кроме того, вам многое известно о временах Блондина Давиды и деятельности Эпифанио Варгаса… Вы были, так сказать, привилегированным свидетелем, и это чуть не стоило вам жизни… Есть мнение, что, быть может, вам хотелось бы все уладить. У вас достаточно средств, чтобы заняться чем-нибудь другим, наслаждаясь тем, что вы имеете, и не беспокоясь о будущем.
– Да что вы говорите.
– То, что слышите.
– Хм… И чему же я обязана подобным великодушием?
– Вы никогда не принимаете плату наркотиками. Только деньгами. Вы не владелица и не продавец – вы только перевозчик. На данный момент, несомненно, самый крупный в Европе. Но и только… Это дает нам возможность разумного маневра – так сказать, лицом к общественному мнению.
– К общественному мнению?.. Это еще что за чушь?
Дипломат ответил не сразу. Тереса слышала дыхание Ранхеля; человек из ДЭА, сплетя пальцы, беспокойно ерзал в своем кресле.
– Вам предлагается возможность вернуться в Мексику, если вы захотите, – продолжал Тапиа, – или тихо обосноваться там, где вам будет угодно… Даже с испанскими властями были проведены переговоры на этот счет: Министерство юстиции обещало приостановить все судебные действия и расследования, которые имеют место в настоящий момент… Которые, насколько мне известно, значительно продвинулись и могут вскоре значительно осложнить жизнь, гм, Королеве Юга… Как говорят в Испании, все стереть и начать с чистого листа.
– А я и не знала, что у гринго такие длинные руки.
– Смотря для чего.
И тут Тереса рассмеялась.
– Вы просите, – сказала она, еще не вполне веря, – чтобы я рассказала вам все то, что, по-вашему, я знаю об Эпифанио Варгасе. Чтобы я стала стукачкой – в мои-то годы. И это при том, что я родом из Синалоа.
– Не только чтобы просто рассказали, – уточнил Ранхель. – А чтобы вы рассказали об этом там.
– Где там?
– Перед комиссией по вопросам юстиции при Генеральном прокуроре республики.
– То есть вы имеете в виду – чтобы я поехала в Мексику давать показания?
– Да, в качестве защищаемого свидетеля. Полная неприкосновенность. Это будет происходить в Мехико при наличии всех личных и юридических гарантий. И вы будете иметь право на благодарность народа своей страны и правительства Соединенных Штатов.
Внезапно Тереса встала. Рефлекторно, не думая. На этот раз оба мужчины поднялись одновременно: Ранхель недоумевал, Тапиа явно испытывал неловкость. Я же тебе говорил, читалось на его лице, когда он в последний раз переглянулся с человеком из ДЭА. Тереса подошла к двери и резко распахнула ее. Там, в коридоре, стоял Поте Гальвес. Благодаря своей обманчивой полноте он выглядел вполне мирно, но руки держал чуть отведенными от тела. Если понадобится, сказала она ему взглядом, вышвырни их отсюда пинками.
– Вы, – она почти выплюнула эти слова, – сошли с ума.
* * *
И вот теперь она сидела за таким знакомым столиком в гибралтарском баре, размышляя обо всем этом. Сидела вместе с крохотной новой жизнью, которая зарождалась в ней и с которой она еще не знала, что делать. С отзвуками недавнего разговора в голове. Со своими ощущениями. С последними словами и старыми воспоминаниями. С болью и благодарностью. С образом Блондина Давиды – безмолвного и неподвижного, как она сейчас, в той кульяканской таверне, – и с образом другого мужчины, сидевшего рядом с ней однажды ночью в часовне святого Мальверде. Твой Блондин любил пошутить, Тересита. Ты правда ничего не читала? Тогда уходи и постарайся зарыться так глубоко, чтобы тебя не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80