Теневые биографии для Аналитика.
Всю прочую информацию специально отряженные агенты добывали в архивах, регистратурах поликлиник и других официальных, которые не может миновать ни один человек, учреждениях. Добывали где за «красивые глаза», где за деньги, где за сомнительного свойства услуги. Но добывали! Потому что такой был приказ.
Глава 26
— Теперь вот что, — сказал Аналитик. — Соберите мне адреса психологов, детских психологов, психиатров и психоаналитиков. Разыщите физиономистов и графологов, определяющих по чертам лица и почерку особенности характера людей.
— Графологов? И физиономистов? Вы считаете предложенные ими методы научными?
— Я не считаю их методы научными. Но я не имею оснований отбрасывать их как изначально порочные.
— Но большинство так называемых графологов и физиономистов просто шарлатаны. Мы зря потратим деньги.
— Среднеарифметическая сумма даже самых сомнительных способов установления правды может дать очень неожиданный и очень интересный результат. Ложь, помноженная на статистику, способна обернуться истиной. Мы не должны отказываться от возможности разжиться дополнительной, интересующей нас информацией только потому, что она имеет непривычную для нас форму.
Идите и разыскивайте требуемых людей. Но только не по телефонной книге, не всех подряд. Мне нужны настоящие специалисты. Хорошо зарекомендовавшие себя в частной практике и делах, связанных с освидетельствованием преступников, совершивших сложномотивированные преступления. Не бойтесь перебрать претендентов. От неподходящих мы сможем, под тем или иным предлогом, избавиться. Бойтесь упустить необходимых.
Список успешно работающих и отошедших от дел, но не утративших своих навыков специалистов получился обширным. Но все же не таким, как графологов и физиономистов.
К каждому из них пришел человек.
— Мне необходимо получить вашу консультацию.
— Я больше не практикую.
— Я в курсе. Но мне порекомендовали вас. Именно вас. Очень влиятельные люди. Вот их рекомендательные письма. Можете ознакомиться.
— Мои консультации стоят дорого. Я работал с самим...
— Я знаю ваши расценки. За деньгами дело не станет.
— Дело касается лично вас?
— Нет, нескольких моих знакомых. Я хотел бы знать, насколько их детство, воспитание, события дальнейшей жизни могли отразиться на их характере, на их образе жизни, стиле мышления. Как людей. И как потенциальных руководителей. Я хотел бы уяснить их сильные и слабые стороны.
— Зачем это вам?
— Ну, скажем так: моя фирма, желая расширить свои представительства за рубежом, подыскивает соответствующие руководящие кадры. Соответствующие выдвигаемым требованиям. Мы должны быть уверены в своих представителях. Мы не можем позволить себе рисковать деньгами и репутацией фирмы.
— Достаточно. Это объяснение меня устраивает. Могу ли я побеседовать с претендентами?
— Нет. В силу ряда объективных обстоятельств это невозможно. Но я располагаю исчерпывающими сведениями об их прошлом.
И человек оставлял обширные папки с переведенными и распечатанными биографиями.
С физиономистами и графологами было проще. Им биографии исследуемых ими людей не требовались. Равно как рекомендательные письма и сомнительного свойства объяснения по поводу того, зачем все это понадобилось. Им нужны были только фотографии, образцы почерков и оплата наличными долларами. По возможности вперед.
— Обратите внимание на этот завиток. И вот на этот. И вот здесь. Они обозначают, что данному человеку присуща ярко выраженная воля и стремление к власти. Настораживает наклон вот в этой и этой буквах. Они могут указывать на некоторую склонность писавшего к жестокости. Теперь особенности написания заглавных букв. Видите, здесь и здесь явно различим более значительный, чем в других местах, нажим пера...
— Эта складка характеризует данного индивидуума как очень любвеобильного, избалованного женским вниманием мужчину. На месте дам я бы поостерегся с ним заводить какие-либо отношения. Посадка бровей выдает склонность к алкоголю. Лобные доли подразумевают своенравный, склонный к подозрительности характер...
Ну явную же чушь болтают. Кому что в голову взбредет. Но только почему-то очень подобную друг другу чушь.
С психологами и психоаналитиками было проще. Они оперировали фактами. Фактами биографий.
— Судя по имеющейся у меня информации, в детстве мальчик был очень неуверен в себе. Страдал ярко выраженным комплексом неполноценности. Наблюдающими врачами была отмечена некоторая задержка в умственном, физическом и, возможно, половом развитии. Вследствие этого на улице, в начальных классах школы он всегда оказывался на вторых ролях. Всегда в подчинении более сильного или более авторитетного сверстника. Это, конечно, не могло не отразиться на его психологическом здоровье. В дальнейшем, в более позднем возрасте, мы можем наблюдать немотивированные вспышки раздражительности, гнева, в первую очередь направленные на близких людей. В то время как в общении с дальним окружением мальчик научился подавлять свои агрессивные настроения, подстраиваться под требования окружающего его общества. Вполне вероятно, такой тип поведенческих реакций мог закрепиться, хотя и не проявляться уже так бурно. При определенном стечении обстоятельств он может самым неожиданным образом востребоваться и тогда...
Вообще стране исследования с мальчиками явно не повезло. Все они были какие-то не совсем такие. Кто в кроватку писался до двадцати пяти лет, кто кошек в сарае мучил, кто за бабушкой, моющейся в ванной, подглядывал. И почему именно за бабушкой, а не, например, за сестрой? В общем, особенные были дети. Какие-то изначально выдающиеся. Не чета остальным.
Интересно, что бы стало такого известно, пройди подобное фундаментальное тестирование наши политики? — то ли в шутку, то ли всерьез размышлял на очередной встрече с Президентом Аналитик. Знать бы, за кем подглядывал, кого мучил и куда писался глава нашего Правительства. Тоже, наверное, неординарным ребенком был. Как и те, тестируемые. И как, сдается мне, все вместе взятые политические деятели.
А если ту же методологию да развернуть в другую сторону? Например, против моих потенциальных конкурентов? — прикидывал возможные перспективы проекта, если его использовать для решения внутренних проблем, Президент. Какой с этого может получиться навар? Не усмирит это самых прытких?
А если эти методы использовать применительно ко мне? Если представить такой поворот событий? Оружие, оно умеет стрелять в обе стороны. В зависимости от того, в чьи руки попадет...
И Президент очень внимательно посмотрел на докладывающего ход дел Аналитика.
— На сегодняшний день обработано до девяноста трех процентов информации. После доработки остатков можно будет переходить к первичным обобщениям.
— Сколько на это потребуется времени?
— Порядка полутора недель.
— Всего?
— Мы работаем круглосуточно, сменными операторскими бригадами. При сохранении подобных темпов полутора недель, думаю, будет достаточно...
Значит, полторы недели. Одиннадцать дней.
Через одиннадцать дней будет положительно либо отрицательно решен вопрос, не зря ли он, Президент, затеял всю эту конспиративную возню с добычей и переработкой тысяч килограммов информации. Не ошибся ли он, предпочтя вал бумаги уже привычным авианосцам, атомным подводным лодкам и ракетам дальнего радиуса действия. На того ли коня поставил. Или на хромого, дряхлого, никуда не годного ишака.
Выиграл он этот забег.
Или позорно проиграл.
— Отсюда мы можем сделать следующие предварительные выводы...
Глава 27
— Обработка информации закончена, — доложил «бригадир» программистов.
— Всей?
— Всей. Кроме не поддающегося восстановлению брака.
— Чем был вызван брак?
— Частичной утратой исходного материала. По объективным, не зависящим от нас причинам.
— По каким причинам?
— Технического свойства. Один из транспортных самолетов при посадке потерпел аварию. Не выпустилось шасси или что-то в этом роде. В общем, самолет загорелся.
— Какими были последствия?
— Относительно благополучными. Пилоты спаслись...
— Меня не интересуют пилоты. Меня интересует груз. Что с ним стало?
— Частью сгорел. Частью был залит пенообразующими жидкостями. Частью сохранился.
— То есть были невосполнимые утраты?
— Были. Но не очень значительные. Порядка двадцати процентов от общего веса груза сразу и еще десяти впоследствии. Техника не смогла воспринять испорченный текст.
— Почему мне ничего не доложили?
— Мы не придали этому значения. Утрата входящего материала от общего числа всей переработанной информации составила ничтожную долю. Едва ли десятую часть процента. Вряд ли она могла как-то повлиять на конечный результат.
— Больше брака не было?
— Нет.
— Можно взглянуть на итоговую таблицу?
— Пожалуйста.
На экране появились колонки цифр.
— Что это?
— Общее количество входящей информации. Далее — обработанная информация. Далее — невостребованная...
— Что значит невостребованная?
— Вся та, что была отсканирована, но не была использована. От первого до последнего листа.
— Она уничтожена?
— Нет. Сархивирована и помещена вот в эти файлы. При необходимости мы можем ее восстановить в полном объеме.
— Хорошо. Дальше.
— Файлы по разделам поиска. В том числе по отдельно взятым языкам. Файлы...
— Довольно. Я все понял. Информация защищена?
— Да. Стандартно.
— Подготовьте мне для работы следующие файлы. — Аналитик ткнул пальцем в экран. — И установите на них дополнительные пароли.
— Какие?
— Я скажу позже. Впрочем, нет. Подготовьте компьютер к вводу паролей. Остальное я сделаю сам. Лично.
— Что еще?
— Все.
— Наша работа закончена?
— На данном этапе да. За остальное пусть ваша голова не болит. Остальное — мое дело.
Остальное было делом Аналитика. Компьютер мог отсканировать, обработать, систематизировать информацию. Мог из миллионов слов выцепить нужные. И увязать их с другими. И с третьими. Но он не мог превратить эти добытые из тонн пустой бумажной породы сведения в логически выстроенный сценарий. Сценарий переустройства общества. Чужого общества.
Это мог сделать только человек. Это мог сделать только один человек.
Только Аналитик.
— Доложите Президенту, что механическая обработка информации завершена. Что я приступаю к ее анализу.
— Если он спросит о результате?
— Скажите: результат будет.
— Когда?
— Надеюсь, при жизни нашего поколения. Хотя гарантий дать не могу. Все. Меня ни с кем, ни по каким вопросам не соединять. Можете говорить, что я умер.
— А если позвонит Президент?
— С ним тоже.
— Даже с Президентом?!
— С ним — в первую очередь.
Глава 28
Аналитик занял целую комнату. У которой не было окон и ключ от которой был только у него одного.
Он раскатал на полу гигантский рулон бумаги и, прохаживаясь по нему, как по ковру, стал наносить толстым фломастером какие-то знаки.
Он не мог мыслить масштабно, глядя на экран компьютера. Ему нужна была наглядность. Он хотел видеть всю информацию и разом. Как военачальник, готовящийся к битве, — все поле боя, а не отдельный, с ограниченным обзором окоп.
Разрывать мысль на куски, на отдельные, вмещающиеся в экран файлы значило убивать мысль. Она не могла нормально развиваться и жить, будучи расчлененной на составные, пусть даже стыкуемые части. Она могла так же, как человек, или существовать в полном объеме, то есть целиком, или умереть в муках.
Аналитик ходил по рулону бумаги. От компьютера — в угол. Из угла — к компьютеру. И от компьютера — в центр. В другой угол. И еще в один. Без остановки. Как механическая кукла.
Направо.
Налево.
Прямо.
И каждый такой проход оставлял на бумаге понятный только ему значок, или столбец слов, или цифры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55