— Я вас слушаю. И буду слушать до тех пор, пока вы мне все не расскажете.
— Ну не знаю. Тогда мне на мгновение показалось... Показалось, что я увидел. Вернее, почувствовал. Что-то такое...
— Конкретней!
— Мне показалось, что кто-то посторонний вклинился в нашу связь. И, используя открытый канал, пытался влезть в память нашего компьютера.
— Вы можете проверить свои ощущения документально?
— Наверное, могу. Если снова открыть канал связи.
— А если не открывать?
— Тогда невозможно. Без специальной аппаратуры невозможно.
— Значит, если исходить из худшего?..
— То они могли засечь наш адрес и даже считать отсылаемую информацию.
— А не могли они, используя момент, сканировать что-то из нашей базы данных?
— Это исключено! У нас стоит защита. Я бы сказал — суперзащита! Ее еще Козловский устанавливал. А он в этом деле докой был. Каких поискать и все равно не найти! Чужие пароли как орешки расщелкивал. Да вы сами видели.
Нет, это надо быть специалистом равной с ним квалификации. И располагать гораздо большим временем на подбор вариантов.
Нет, это невозможно!
— А теоретически?
— И теоретически невозможно.
— И все же, что следует предпринять пользователю, который подозревает, что в памяти его компьютера кто-то покопался? Кто-то совершенно посторонний.
— Найти этого «постороннего» и набить ему морду. И сломать его компьютер!
— А если без шуток?
— Тогда только сломать компьютер. Или выдернуть из него «винт». Можно с мясом.
— А если это невозможно сделать?
— Ну, тогда не знаю. Например, запустить в машину вирусы. Чтобы стереть базу данных. В том числе и ту, уворованную.
— У вас есть такие вирусы?
— Зачем нам они? У нас все равно нет того «постороннего». Я же вам говорю — защита нашей базы данных абсолютно...
— У вас есть такие вирусы?
— Вы что, серьезно?
— Более чем...
— Ну есть.
— Их можно запустить через сети?
— Вполне.
— Что для этого нужно?
— Адрес абонента, открытый канал и нажатие нескольких клавиш. Больше ничего.
— Могут ли они защититься от проникновения вирусов?
— Конечно, могут. На тот случай существуют антивирусные программы. Они просто пропустят всю прибывшую информацию сквозь них, как сквозь фильтры, и отделят «грязь» от чистых, которые употребят в дело, бит.
— Антивирусные программы отлавливают все вирусы?
— Все уже известные вирусы.
— А новые?
— Не всегда. На то они и новые.
— Тогда еще один вопрос. Как быстро уничтожает информацию вирус?
— Иногда быстро. Иногда медленно. Зависит от сорта вируса.
— И если он стирает медленно, его можно остановить?
— Можно.
— Тогда так, Александр Анатольевич, вы должны мне подготовить такие вирусы, которые или очень быстро стирают, или разрушительную работу которых невозможно остановить.
— Это потребует составления специальных программ.
— Так составляйте их.
— Когда?
— Немедленно!
— Но у меня нет компьютеров.
— Считайте, что уже есть. Добраться до ближайшего магазина и вернуться мне хватит получаса.
— Вы что, смеетесь?!
— Плачу горькими слезами. Я уже говорил, что не верю в странные сбои программ, в непонятные, следом за тем, телефонные звонки. Я не верю в случайности. Но верю в интуицию специалистов. В то, что вы называете — «мне что-то такое почудилось».
— Вы считаете, что кто-то проник в наш компьютер?! Что это возможно?
— Нет. Но я обязан так считать! И вы должны так считать. Подозрение равно происшествию! И поэтому вы должны приложить максимум усилий, чтобы выполнить мою просьбу. Очень вас прошу!
— Хорошо, я постараюсь.
— Прямо сейчас постараетесь?
— Ладно, прямо сейчас. Хотя я не понимаю, зачем такая спешка...
— Вот и хорошо. Вот и договорились. Вы пока работайте, а я посмотрю, что там случилось с нашей брошенной квартирой. И заодно подберу еще одну. Или две. Или три.
— Еще?!
— Еще. Но вы не беспокойтесь. Раньше завтрашнего вечера мы отсюда не двинемся.
— Я не выдержу такой чехарды.
— Выдержите. Тем более что это не чехарда. А нормальная жизнь раскрытого и находящегося в бегах нелегала.
— Раскрытого?
— Будем считать, что раскрытого...
— Иногда мне кажется, что у вас ярко выраженная мания преследования.
— Иногда мне это самому кажется. Я вернусь через полчаса. С компьютерами. А потом еще через полсуток. Прошу вас никуда не выходить, к окнам и телефону не приближаться.
— В туалет ходить можно? Или терпеть?
— В туалет можно. Если это не сопряжено с выходом на улицу.
— Спасибо за доброту.
— Пожалуйста.
На том мы и расстались.
Я вернулся не через полсуток, а раньше. С ключами от новой квартиры и с по случаю угнанными и оставленными за углом «Жигулями».
Отсмотрел подходы. Двор. Соседние дворы. Соседние улицы. Все было чисто.
Не доходя несколько десятков метров до подъезда, я завернул к телефону-автомату. Мы никогда не возвращались домой вдруг. Только после телефонного оповещения — трех обрезанных звонков — тридцатисекундной паузы — и еще двух столь же внезапно оборвавшихся звонков.
Я набрал номер, отсчитал три гудка, повесил трубку на рычаг и, выждав условленное время, снова набрал номер.
Я предупреждал о своем приходе.
Александр Анатольевич должен был открыть задвижку и встать возле глазка.
В подъезде было темно и зловонно. Именно так, как наиболее желательно проживающим здесь разведчикам. Которые не любят лишний раз подставлять под чужие взоры свои лица. Я поднялся на этаж, открыл ключом дверь и сказал:
— Передислокация. На сборы пять минут.
Александр Анатольевич не откликнулся уже ставшей привычной фразой: «Только „винты“?» Он ничего не ответил. Потому что не мог ничего ответить. Александр Анатольевич был мертв.
Он лежал на боку. В луже расползающейся из-под него крови. Еще не запекшейся крови. Я опоздал лишь на несколько минут.
Компьютеров не было. Не было мониторов и даже клавиатуры. Только одна-единственная панель осталась возле самой головы покойного программиста. С кровавыми пятнами пальцев на клавишах. Как будто он пытался ею отгородиться от своих убийц.
Не удалось моему напарнику умереть своей смертью. Ему помогли другие...
Теперь нужно было уходить. Немедленно. Но что-то останавливало меня. Что? Возможно, положение тела покойного. Он должен был умереть у порога. Или возле открытого окна, в попытке найти кратчайший путь к спасению. А он умер лицом к тупиковой стене и к клавиатуре. Может, он пытался, почувствовав угрозу, что-то спрятать?
Я нагнулся и прощупал карманы своего не дождавшегося переезда напарника.
Пусто.
Я заглянул в обувь. За пояс штанов. В рукава.
Ничего.
Очень быстро, сантиметр за сантиметром, я проверил пол и мебель вокруг лежащего тела. Перешел к плинтусу. К стене. И заметил слегка отошедший от стены лист обоев. Я отодвинул его в сторону...
И снова ничего не увидел. Кроме пустоты. И не потревоженной пыли. Если бы он что-нибудь туда закладывал и это что-то нашли убийцы, пыли бы не было.
Пусто!
Я вышел из квартиры и через чердак и дальний подъезд выбрался на улицу. Самым тщательным образом проверился.
Слежки не было!
Произошедшее по своему почерку напоминало обыкновенное бытовое убийство, где преступники не задерживаются на месте преступления, а, наоборот, стремятся оказаться как можно дальше от него. И как можно быстрее. Пока милиция не приехала.
Если бы здесь действовали профессионалы, то дальше подъездной двери я бы не прошел. И уж тем более не вышел из квартиры. Профессионалы не уходят с места преступления, не подчистив все хвосты.
Неужели это был только налет местных грабителей? Неужели все так совпало?
Я быстро уходил по улице, снова и снова мысленно возвращаясь на место преступления. Я вспоминал двор, подъезд, звуки и запахи, я вспоминал, как в замке вращался ключ и как открывалась дверь. Я пытался отыскать какие-нибудь зацепки, какие-нибудь несоответствия, указывающие на присутствие постороннего.
Я вспоминал Александра Анатольевича, лежащего в луже крови. Лицом к стене.
Почему же все-таки к стене? К стене, а не к окну? Почему он в последний момент не пытался спастись? Пусть даже ценой сломанных ног. Почему он поступил так нелогично?
Что он искал возле этой стены? Что искал такого, что не смог найти я?
А может, он ничего не искал возле этой стены? Может, он специально привлекал к ней внимание своих палачей? Так же, как и мое. Привлекал для того, чтобы увести от чего-то другого.
Например...
Я замер и повернулся назад. Я вернулся к дому, обошел его с обратной стороны, остановился под открытым окном, рассыпал под ноги деньги и ключи, чтобы аргументировать свои поиски, встал на колени и ощупал пальцами землю. Каждый камешек Каждую травинку. Каждый обрывок бумажки.
И ничего не нашел.
Я сдвинулся вправо и снова ощупал каждый квадратный сантиметр почвы до места, куда теоретически можно было добросить камень.
И снова ничего не обнаружил.
Я сдвинулся влево и вновь, ползая на коленях, перепахал землю.
И нашел то, что искал. Там, где бы это не догадался искать никто. Я нашел дискету, которую Александр Анатольевич в последний момент, в последнее мгновение своей жизни выбросил в открытое окно. Выбросил не вниз, а далеко в сторону.
Выбросил, чтобы ее нашел я.
Глава 59
В дискете, словно в ящике с тысячами несчастий, помещались вирусы. Наверное, с очень действенными вирусами, раз Александр Анатольевич, умирая, помнил не о себе, а о ней.
Вот только использовать эту дискету по назначению я не мог. Потому что мой технический помощник и программист умер. И еще потому, что адресат, куда следовало направить эти вирусы, был неизвестен. Не оставил адресат на месте преступления визитку. Ничего не оставил — кроме трупа. А трупы, даже очень дорогие и близкие, ничего рассказать о своих последних минутах не могут.
Я проиграл бой. Потерял боевого товарища. И все отбитые нашими совместными усилиями трофеи. Я вернулся в исходные позиции — я снова был один и гол как сокол.
Впрочем, не стану лукавить, кое-что у меня осталось. Например, дубль-информация с утерянных дисков. Спрятанная в очень надежном месте. Но что с того толку? Использовать ее я смогу не раньше, чем когда смогу ответить на вопрос — кто мой нынешний противник? Кто нанес мне столь сокрушительный, в самое уязвимое место, удар? До того мне нельзя даже приподнять голову. Как тому пехотинцу, что не видит, откуда по нему садит длинными очередями чужой пулемет.
Как мне вычислить местоположение этого треклятого «пулемета»?
Может, попытаться, как это делают на фронте, вызвать огонь на себя? Например, на вновь вышедший в сети компьютер?
Но я не силен в этой области. Да и зачем им мой компьютер, если у них есть вся интересовавшая их информация. На похищенных «винтах».
Нет следа!
Хотя нет, что-то все-таки есть. На месте преступления всегда что-то остается. Что в этом случае? Из того, что не требует привлечения специальных криминалистических методов? И полсотни дополнительных сотрудников?
Что?
Ну, хотя бы почерк. Почерк преступления. Индивидуальный, как роспись в ведомости.
Очень странный, кстати, почерк. Не характерный для спецов. Безопасность обязательно бы убрала второго свидетеля. То есть меня. Дождалась бы и положила рядом с первым трупом. А еще лучше, предварительно убив, изобразила бы мертвыми, но еще не окоченевшими телами мизансцену ссоры с последующей дракой, поножовщиной или выстрелами. Два мертвеца — и ни одного стороннего преступника. Следствие даже не начинается. Из-за отсутствия виновной стороны. Убийцы наказали себя сами. Судить, миловать и казнить — некого. Типичный для Безопасности прием.
А они меня не дождались. И не убили. И не вложили в мою руку нож, которым до того изрезали бы моего напарника.
К тому же ребята из этого ведомства не оставили бы мне шанс на поиск дискеты. Они поставили бы загодя под окна человечка, а после завершения операции отсмотрели бы, обнюхали каждый сантиметр окружающего пространства с целью нахождения и уничтожения возможного на них компромата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55