— В стране зарегистрировано несколько преступлений с использованием поддельных бланков и финансовых документов.
Вздох облегчения.
— В том числе и вашего учреждения. Новое замирание.
— Мне необходимо просмотреть все командировочные предписания, доверенности и еще некоторые документы (доверенности и «еще некоторые документы» — это, конечно, для отвода глаз) за период... Впрочем, это дело следствия. Об этом я говорить не буду. Вы готовы представить мне требуемые материалы? Или мне обращаться в вышестоящие инстанции для оформления изъятия?
— Нет. То есть да. То есть конечно. Мы готовы помочь, — затараторила главный бухгалтер, поднимая телефонную трубку. — Лиза! Помогите, пожалуйста, товарищу мили...
— Не надо! — остановил ее я. — Давайте без должностей.
— Просто товарищу, — растерянно повторила главбух, — в просмотре документов... — она подняла вопросительно бровь.
— Я сам скажу, каких.
— Он скажет, каких.
— Вот и славно. Значит, мою помощницу зовут Лиза?
— Да, Лиза.
— Спасибо за оперативную помощь. Да, и еще. Пожалуйста, никому не рассказывайте о моей просьбе. Сами понимаете — следствие еще не закончено. Хорошо?
— Хорошо!
— Ну, тогда подписки я брать не буду... Главбух сглотнула слюну.
— Ну вот, Лиза, я и вернулся. Как обещал...
Примерно по тому же сценарию я действовал и в других бухгалтериях и канцеляриях. Где-то как майор милиции, где-то как подполковник Безопасности. В зависимости от того, какого страха хотел нагнать.
И только в последних, приближенных к власти организациях мне пришлось сменить тактику. В архивы этих учреждений посторонних, без согласования со службой охраны, не допускали. Даже если они были майорами МВД. Здесь метод нахрапа не подходил. Здесь приходилось брать на жалость.
Вечером, после работы, я вылавливал кого-нибудь из работников бухгалтерии или архива и рассказывал слезливую историю.
— Мне очень стыдно вам признаваться, но я подозреваю, что моя жена гуляет.
Лицо женщины размягчалось. Иначе и быть не могло. Потому что в качестве жертвы я обычно выбирал женщин перезрелого возраста, которых бросил муж. А лучше два.
— Я очень люблю свою жену. А она мне изменяет. С... — и, наклонившись, я на ухо и шепотом произносил искомое имя.
У женщины глаза на лоб лезли. Но одновременно в них вспыхивал огонек любопытства. Это же не сплетня — это всем сплетням сплетня!
— Да. Так получилось. Я человек не из последних, — скромно говорил я, отступая на шаг к своей навороченной, угнанной два часа назад иномарке, чтобы она могла получше рассмотреть мои накануне купленные в валютном магазине наряды. — И тем не менее... Она предпочла его.
Женщина сочувственно вздыхала.
— Но дело не в них. Дело в детях. У нас трое детей. Мальчики. В чем виновны они? Я не против, чтобы уходила жена. Потому что я ее очень люблю. И не желаю ей несчастья. Но я не хочу, чтобы уходили дети. Потому что их я люблю еще больше, — и я выпускал на небритую щеку скупую мужскую слезу. — Простите, ради бога.
У женщины начинала подрагивать нижняя губа.
— Чем я могу вам помочь? — спрашивала она.
— Я не уверен до конца, что это он. Хотя наверняка это он. Но я не могу ничего предпринять, пока не буду уверен, что это он.
Наверное, мои речи были не совсем логичны — то уверен, то не уверен, то опять уверен, — но именно такие, сумбурные и нелогичные, признания оказывали на женщин наилучшее воздействие. Я писал их с телевизионных сериалов, без зазрения совести передирая целые цитаты. Похоже, те сценаристы и продюсеры лучше знают, что, как и в какой форме надо говорить женщине, чтобы заставить ее поверить в предполагаемые обстоятельства. По крайней мере если судить по рейтингам.
— Только вы можете помочь мне!
— Но что я могу сделать? — искренне удивлялась женщина.
— Пустяк. Я подозреваю, что это началось в командировке. И продолжается в командировках. Она все время ездит. Все время с ним. Наверняка с ним! Я хочу узнать. Я должен узнать! Я прошу вас, просмотрите время приездов и отъездов. Ведь это никому не повредит. Скажите мне, куда он ездил. А я сравню. Я знаю дни, когда ее не было дома. Я прошу вас. Спасите меня! Только вы можете спасти меня. Только вы! Одна! Я готов заплатить. Любую сумму. Деньги для меня ничего не значат! Только любовь. Одна только любовь. Вот возьмите, — и я совал в сумку женщины скомканные купюры, и плакал, и целовал ей руки, и вставал на грязную мостовую на колени.
Плакал, целовал руки и вставал на колени — чтобы пробудить встречный эмоциональный порыв. А деньги совал, чтобы в случае чего усмирить не в меру болтливую помощницу. Эмоции — это слабость, которую могут простить. А деньги, заплаченные за информацию, — измена, за которую спрашивают по всей строгости. Тот, кто помогает добровольно, любит рассказывать о своем благородном поступке. Тот, кто берет за него дензнаки, обычно молчит.
— Я буду ждать вас здесь завтра. И послезавтра. И столько, сколько будет необходимо. Хоть целую вечность. Вы поможете мне? Поможете? Ведь это только командировки, в которых нет ничего запретного. Я могу надеяться? Могу?
Когда я получал требуемую информацию, я ломал свой прежний образ. Я совал в сумку еще денег и говорил:
— На этот раз я, кажется, ошибся. Нет, сроки командировок не совпадают. Они не ездили вместе. Наверное, это был кто-то другой, — и делал движение, как будто собирался уходить.
— Возьмите обратно деньги, — кричала вслед женщина, протягивая мне купюры.
Я останавливался и жестко говорил, переходя на «ты»:
— Оставь их себе. Они тебе нужнее. Взгляни на себя в зеркало и купи макияж и новую одежду. Ты сделала работу. Работа должна оплачиваться.
После этих слов дальнейшее расползание сплетни было исключено. Не о чем было рассказывать.
Глава 11
— Вот все, что я дополнительно накопал, — передал я Александу Анатольевичу вновь добытые материалы.
— Негусто, — заметил он, запуская машину.
— В золоте важен не объем, а вес, — парировал я.
— Ну, ну. Посмотрим, какой пробы ваше золотишко. Может быть, медной?
Машина заглотила один лист, испещренный цифрами и названиями городов, и еще один, и еще.
— Снято. Ну что, пускаем в работу? Я сделал секундную паузу и чуть ли не перекрестился про себя.
— Давайте! С богом!
— Давно ли вы стали верующим, начальник? — съехидничал программист.
— Давно, с тех пор, как с этим делом связался. И с вами. И с вашей машиной.
— А машина-то чем виновата? Она здесь ни при чем.
— А может, при чем? Возьмет и перепутает что-нибудь, забудет или добавит не к месту. И вся работа псу под хвост.
— Не перепутает. И ничего сверх того, что в нее загрузили, не придумает. Она не человек. Она железная. Без фантазии. И отсебятину пороть не умеет.
— Хочется надеяться. Иначе будет непонятно, во имя чего мне пришлось рогоносца изображать.
— Кого?
— Неважно. Это к делу не относится. Работайте. Александр Анатольевич пожал плечами и повернулся к компьютеру. Не отрывая глаз от монитора, пробежал пальцами по клавиатуре. Прочитал ответ. Согласился нажатием клавиши. Снова задал вопрос. И снова согласился.
— Да.
— Да.
— Нет.
— Да...
Он разговаривал с машиной, как с живым, только немым собеседником. Вопрос — ответ. Согласие. Или отказ.
Они были интересны друг другу. Он — и компьютер. Третий в их взаимоотношениях был лишний. Третьим был я.
— С чего начнем? С хронологии или географии?
— С географии. Хронология вторична.
На экране возникла контурная карта страны. По ней разбежались точки городов, где бывал с визитами мой подопечный.
— Транспорт?
Я кивнул.
От точек во все стороны разбежались тонкие линии. Пунктирные — там, где исследуемый объект добирался до места назначения самолетом. И непрерывные — где он воспользовался услугами железнодорожного транспорта.
— Возможны дополнительные пункты? — спросил Александр Анатольевич.
Я снова кивнул.
На железнодорожных маршрутах, там, где располагались крупные станции, и в местах промежуточных посадок самолетов добавились новые точки.
Точек и переплетений пунктирных и непрерывных линий стало очень густо. Так что продраться сквозь них было практически невозможно. Как мухе сквозь облепившую ее со всех сторон паутину.
— Предлагаю развестись по отдельным позициям. Иначе ничего не понять.
— Разводитесь.
— Какой масштаб?
— А какой возможно?
— От ста метров в сантиметре и выше.
— Нет, это слишком мелко. Давайте что-нибудь среднее.
— Двадцать километров в сантиметре.
Нажатие клавиши — запрос. Нажатие клавиши — изменение масштаба. Нажатие клавиши — согласие.
Карта страны распалась на отдельные составляющие.
Дальний Восток.
Забайкалье.
Центральная Сибирь. Урал. Европейская часть.
И снова точки и пунктиры. Но уже гораздо более подробные.
— Бывшие республики?
— Давайте.
— По одной? Или блоками?
— Блоками. По три-четыре. Слишком они маленькие, чтобы для каждой свой лист заводить.
— Я могу масштабы увеличить.
— Не надо масштабы увеличивать. Много чести будет.
Прибалтика.
Украина, Белоруссия, Молдавия.
Кавказ.
Средняя Азия.
— Куда теперь?
— Давай за кордон. Надоело дома пастись. Снова распались карты и снова прорисовались тонкой контурной линией. Европа.
— Детализируйтесь.
Северная.
Центральная.
Южная.
Точки по столицам и по крупным промышленным центрам. Много точек. И много линий. И почти все пунктирные. Здесь подопечный на поездах почти не ездил.
— С Европой все. Куда дальше?
— Прыгаем через океан.
— Что выводить?
— США и Канаду.
Есть США и Канада.
Точка. Точка. Еще точка. Перепрыгнули через канадскую границу, рассыпались горохом в районе Нью-Йорка.
— Детализируйтесь.
— Масштаб?
— Максимальный.
Карта города. Пересекающиеся авеню и стриты.
И сразу сбой. Красный мигающий квадрат посреди экрана. И надпись:
«Не могу отобразить информацию».
— В чем дело? Что случилось?
— Ничего. Отсутствуют входные данные. То есть нет конкретных адресов. Все правильно, их и не должно быть. Их просто никто не собирал и не загружал в память машины. Разговор шел только о городах, а не улицах, из которых они состоят. Только о городах. А можно было и о улицах! Надо будет потом вернуться к этому вопросу. Надо будет уточнить. Это очень интересно.
— Дальше.
Мексика.
Мелкие страны Карибского бассейна.
— Смотрим оптом или в розницу?
— Оптом.
Негусто. Три точки — Куба. Точка — Никарагуа. Никарагуа? Каким ветром его занесло туда? И зачем? Когда я отсматривал газеты, я эту информацию пропустил. А компьютер заметил!
— Дальше.
Венесуэла. Бразилия. Парагвай. Почти пусто. Даже не требуется увеличение масштабов.
— Дальше.
— Дальше Антарктида. Будем смотреть?
— Я имел в виду Африку. Африка. Северная. Центральная. Южная.
В Южной три точки. Это значит как минимум три визита.
— Переезжаем в Азию. Ближний Восток. Изрядно. Индия. Афганистан.
Сплошные точки. Скорее всего какой-нибудь визит по линии шефства над войсками. С известными артистами и раздачей новогодних подарков. Еще в те, военные времена.
Китай.
Япония.
Австралия. Новая Зеландия.
Ну ты подумай, и сюда добрался одной точкой и длинным, длинным пунктиром аж из самой Москвы.
Все!
— Накладываем время?
— Накладываем.
— Без перекура?
— Без.
Снова запрос. Уточнение. Согласие.
Надо выстроить все в хронологическом порядке. Что за чем. Где он был. Сколько раз. Где был вначале, где потом. Как долго задерживался в одном месте. И куда отбывал после этого. До часов. А если возможно, до минут.
Чтобы отсортировать, выстроить в цепочку, зафиксировать и перепроверить подобную информацию, человеку понадобятся недели каторжного труда. Машине — минуты. Машина ничего не забывает и не путает. Ее не нужно перепроверять. Она либо работает и тогда не ошибается. Либо не работает.
— Информация пошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Вздох облегчения.
— В том числе и вашего учреждения. Новое замирание.
— Мне необходимо просмотреть все командировочные предписания, доверенности и еще некоторые документы (доверенности и «еще некоторые документы» — это, конечно, для отвода глаз) за период... Впрочем, это дело следствия. Об этом я говорить не буду. Вы готовы представить мне требуемые материалы? Или мне обращаться в вышестоящие инстанции для оформления изъятия?
— Нет. То есть да. То есть конечно. Мы готовы помочь, — затараторила главный бухгалтер, поднимая телефонную трубку. — Лиза! Помогите, пожалуйста, товарищу мили...
— Не надо! — остановил ее я. — Давайте без должностей.
— Просто товарищу, — растерянно повторила главбух, — в просмотре документов... — она подняла вопросительно бровь.
— Я сам скажу, каких.
— Он скажет, каких.
— Вот и славно. Значит, мою помощницу зовут Лиза?
— Да, Лиза.
— Спасибо за оперативную помощь. Да, и еще. Пожалуйста, никому не рассказывайте о моей просьбе. Сами понимаете — следствие еще не закончено. Хорошо?
— Хорошо!
— Ну, тогда подписки я брать не буду... Главбух сглотнула слюну.
— Ну вот, Лиза, я и вернулся. Как обещал...
Примерно по тому же сценарию я действовал и в других бухгалтериях и канцеляриях. Где-то как майор милиции, где-то как подполковник Безопасности. В зависимости от того, какого страха хотел нагнать.
И только в последних, приближенных к власти организациях мне пришлось сменить тактику. В архивы этих учреждений посторонних, без согласования со службой охраны, не допускали. Даже если они были майорами МВД. Здесь метод нахрапа не подходил. Здесь приходилось брать на жалость.
Вечером, после работы, я вылавливал кого-нибудь из работников бухгалтерии или архива и рассказывал слезливую историю.
— Мне очень стыдно вам признаваться, но я подозреваю, что моя жена гуляет.
Лицо женщины размягчалось. Иначе и быть не могло. Потому что в качестве жертвы я обычно выбирал женщин перезрелого возраста, которых бросил муж. А лучше два.
— Я очень люблю свою жену. А она мне изменяет. С... — и, наклонившись, я на ухо и шепотом произносил искомое имя.
У женщины глаза на лоб лезли. Но одновременно в них вспыхивал огонек любопытства. Это же не сплетня — это всем сплетням сплетня!
— Да. Так получилось. Я человек не из последних, — скромно говорил я, отступая на шаг к своей навороченной, угнанной два часа назад иномарке, чтобы она могла получше рассмотреть мои накануне купленные в валютном магазине наряды. — И тем не менее... Она предпочла его.
Женщина сочувственно вздыхала.
— Но дело не в них. Дело в детях. У нас трое детей. Мальчики. В чем виновны они? Я не против, чтобы уходила жена. Потому что я ее очень люблю. И не желаю ей несчастья. Но я не хочу, чтобы уходили дети. Потому что их я люблю еще больше, — и я выпускал на небритую щеку скупую мужскую слезу. — Простите, ради бога.
У женщины начинала подрагивать нижняя губа.
— Чем я могу вам помочь? — спрашивала она.
— Я не уверен до конца, что это он. Хотя наверняка это он. Но я не могу ничего предпринять, пока не буду уверен, что это он.
Наверное, мои речи были не совсем логичны — то уверен, то не уверен, то опять уверен, — но именно такие, сумбурные и нелогичные, признания оказывали на женщин наилучшее воздействие. Я писал их с телевизионных сериалов, без зазрения совести передирая целые цитаты. Похоже, те сценаристы и продюсеры лучше знают, что, как и в какой форме надо говорить женщине, чтобы заставить ее поверить в предполагаемые обстоятельства. По крайней мере если судить по рейтингам.
— Только вы можете помочь мне!
— Но что я могу сделать? — искренне удивлялась женщина.
— Пустяк. Я подозреваю, что это началось в командировке. И продолжается в командировках. Она все время ездит. Все время с ним. Наверняка с ним! Я хочу узнать. Я должен узнать! Я прошу вас, просмотрите время приездов и отъездов. Ведь это никому не повредит. Скажите мне, куда он ездил. А я сравню. Я знаю дни, когда ее не было дома. Я прошу вас. Спасите меня! Только вы можете спасти меня. Только вы! Одна! Я готов заплатить. Любую сумму. Деньги для меня ничего не значат! Только любовь. Одна только любовь. Вот возьмите, — и я совал в сумку женщины скомканные купюры, и плакал, и целовал ей руки, и вставал на грязную мостовую на колени.
Плакал, целовал руки и вставал на колени — чтобы пробудить встречный эмоциональный порыв. А деньги совал, чтобы в случае чего усмирить не в меру болтливую помощницу. Эмоции — это слабость, которую могут простить. А деньги, заплаченные за информацию, — измена, за которую спрашивают по всей строгости. Тот, кто помогает добровольно, любит рассказывать о своем благородном поступке. Тот, кто берет за него дензнаки, обычно молчит.
— Я буду ждать вас здесь завтра. И послезавтра. И столько, сколько будет необходимо. Хоть целую вечность. Вы поможете мне? Поможете? Ведь это только командировки, в которых нет ничего запретного. Я могу надеяться? Могу?
Когда я получал требуемую информацию, я ломал свой прежний образ. Я совал в сумку еще денег и говорил:
— На этот раз я, кажется, ошибся. Нет, сроки командировок не совпадают. Они не ездили вместе. Наверное, это был кто-то другой, — и делал движение, как будто собирался уходить.
— Возьмите обратно деньги, — кричала вслед женщина, протягивая мне купюры.
Я останавливался и жестко говорил, переходя на «ты»:
— Оставь их себе. Они тебе нужнее. Взгляни на себя в зеркало и купи макияж и новую одежду. Ты сделала работу. Работа должна оплачиваться.
После этих слов дальнейшее расползание сплетни было исключено. Не о чем было рассказывать.
Глава 11
— Вот все, что я дополнительно накопал, — передал я Александу Анатольевичу вновь добытые материалы.
— Негусто, — заметил он, запуская машину.
— В золоте важен не объем, а вес, — парировал я.
— Ну, ну. Посмотрим, какой пробы ваше золотишко. Может быть, медной?
Машина заглотила один лист, испещренный цифрами и названиями городов, и еще один, и еще.
— Снято. Ну что, пускаем в работу? Я сделал секундную паузу и чуть ли не перекрестился про себя.
— Давайте! С богом!
— Давно ли вы стали верующим, начальник? — съехидничал программист.
— Давно, с тех пор, как с этим делом связался. И с вами. И с вашей машиной.
— А машина-то чем виновата? Она здесь ни при чем.
— А может, при чем? Возьмет и перепутает что-нибудь, забудет или добавит не к месту. И вся работа псу под хвост.
— Не перепутает. И ничего сверх того, что в нее загрузили, не придумает. Она не человек. Она железная. Без фантазии. И отсебятину пороть не умеет.
— Хочется надеяться. Иначе будет непонятно, во имя чего мне пришлось рогоносца изображать.
— Кого?
— Неважно. Это к делу не относится. Работайте. Александр Анатольевич пожал плечами и повернулся к компьютеру. Не отрывая глаз от монитора, пробежал пальцами по клавиатуре. Прочитал ответ. Согласился нажатием клавиши. Снова задал вопрос. И снова согласился.
— Да.
— Да.
— Нет.
— Да...
Он разговаривал с машиной, как с живым, только немым собеседником. Вопрос — ответ. Согласие. Или отказ.
Они были интересны друг другу. Он — и компьютер. Третий в их взаимоотношениях был лишний. Третьим был я.
— С чего начнем? С хронологии или географии?
— С географии. Хронология вторична.
На экране возникла контурная карта страны. По ней разбежались точки городов, где бывал с визитами мой подопечный.
— Транспорт?
Я кивнул.
От точек во все стороны разбежались тонкие линии. Пунктирные — там, где исследуемый объект добирался до места назначения самолетом. И непрерывные — где он воспользовался услугами железнодорожного транспорта.
— Возможны дополнительные пункты? — спросил Александр Анатольевич.
Я снова кивнул.
На железнодорожных маршрутах, там, где располагались крупные станции, и в местах промежуточных посадок самолетов добавились новые точки.
Точек и переплетений пунктирных и непрерывных линий стало очень густо. Так что продраться сквозь них было практически невозможно. Как мухе сквозь облепившую ее со всех сторон паутину.
— Предлагаю развестись по отдельным позициям. Иначе ничего не понять.
— Разводитесь.
— Какой масштаб?
— А какой возможно?
— От ста метров в сантиметре и выше.
— Нет, это слишком мелко. Давайте что-нибудь среднее.
— Двадцать километров в сантиметре.
Нажатие клавиши — запрос. Нажатие клавиши — изменение масштаба. Нажатие клавиши — согласие.
Карта страны распалась на отдельные составляющие.
Дальний Восток.
Забайкалье.
Центральная Сибирь. Урал. Европейская часть.
И снова точки и пунктиры. Но уже гораздо более подробные.
— Бывшие республики?
— Давайте.
— По одной? Или блоками?
— Блоками. По три-четыре. Слишком они маленькие, чтобы для каждой свой лист заводить.
— Я могу масштабы увеличить.
— Не надо масштабы увеличивать. Много чести будет.
Прибалтика.
Украина, Белоруссия, Молдавия.
Кавказ.
Средняя Азия.
— Куда теперь?
— Давай за кордон. Надоело дома пастись. Снова распались карты и снова прорисовались тонкой контурной линией. Европа.
— Детализируйтесь.
Северная.
Центральная.
Южная.
Точки по столицам и по крупным промышленным центрам. Много точек. И много линий. И почти все пунктирные. Здесь подопечный на поездах почти не ездил.
— С Европой все. Куда дальше?
— Прыгаем через океан.
— Что выводить?
— США и Канаду.
Есть США и Канада.
Точка. Точка. Еще точка. Перепрыгнули через канадскую границу, рассыпались горохом в районе Нью-Йорка.
— Детализируйтесь.
— Масштаб?
— Максимальный.
Карта города. Пересекающиеся авеню и стриты.
И сразу сбой. Красный мигающий квадрат посреди экрана. И надпись:
«Не могу отобразить информацию».
— В чем дело? Что случилось?
— Ничего. Отсутствуют входные данные. То есть нет конкретных адресов. Все правильно, их и не должно быть. Их просто никто не собирал и не загружал в память машины. Разговор шел только о городах, а не улицах, из которых они состоят. Только о городах. А можно было и о улицах! Надо будет потом вернуться к этому вопросу. Надо будет уточнить. Это очень интересно.
— Дальше.
Мексика.
Мелкие страны Карибского бассейна.
— Смотрим оптом или в розницу?
— Оптом.
Негусто. Три точки — Куба. Точка — Никарагуа. Никарагуа? Каким ветром его занесло туда? И зачем? Когда я отсматривал газеты, я эту информацию пропустил. А компьютер заметил!
— Дальше.
Венесуэла. Бразилия. Парагвай. Почти пусто. Даже не требуется увеличение масштабов.
— Дальше.
— Дальше Антарктида. Будем смотреть?
— Я имел в виду Африку. Африка. Северная. Центральная. Южная.
В Южной три точки. Это значит как минимум три визита.
— Переезжаем в Азию. Ближний Восток. Изрядно. Индия. Афганистан.
Сплошные точки. Скорее всего какой-нибудь визит по линии шефства над войсками. С известными артистами и раздачей новогодних подарков. Еще в те, военные времена.
Китай.
Япония.
Австралия. Новая Зеландия.
Ну ты подумай, и сюда добрался одной точкой и длинным, длинным пунктиром аж из самой Москвы.
Все!
— Накладываем время?
— Накладываем.
— Без перекура?
— Без.
Снова запрос. Уточнение. Согласие.
Надо выстроить все в хронологическом порядке. Что за чем. Где он был. Сколько раз. Где был вначале, где потом. Как долго задерживался в одном месте. И куда отбывал после этого. До часов. А если возможно, до минут.
Чтобы отсортировать, выстроить в цепочку, зафиксировать и перепроверить подобную информацию, человеку понадобятся недели каторжного труда. Машине — минуты. Машина ничего не забывает и не путает. Ее не нужно перепроверять. Она либо работает и тогда не ошибается. Либо не работает.
— Информация пошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55