Так, что ли?
Нет выхода?
Есть!
Кто сказал, что подслушивающая аппаратура должна устанавливаться возле объекта подслушивания? Вы сказали? Нет? Я? Тоже нет. А кто же тогда?
Инструкция по эксплуатации!
А кто пишет инструкции? Разработчики. То есть люди, такие же, как мы. Значит, и они, так же, как мы, могут ошибаться.
Зададим себе вопрос — зачем устанавливать подслушивающие микрофоны вблизи людей? Чтобы их было лучше слышно?
Но ведь хорошо слышно не всегда только близко. Иногда и далеко. Например, на утренней зорьке над водоемом, когда с его поверхности поднялся туман. Или с подветренной стороны, когда порывы ветра разносят звуки иногда на многие сотни метров.
А здесь, в здании, что, есть водоем? Или туман? Или ветер?
Нет. Водоемов нет. И ветра нет. А вот сквозняк есть. Не может не быть. Потому что есть вытяжная вентиляция, назначенная для обновления скапливающегося в помещениях воздуха. А раз она вытяжная, значит, она этот воздух ВЫТЯГИВАЕТ. Вместе со звуками. Вместе с произнесенными хозяевами и гостями словами! С теми, которые мне так нужны!
Только и всего. А они говорят: надо ближе ставить! Не ближе, а туда, куда надо. Откуда слышнее.
Аккуратно расковыряв защитную решетку на трубе вытяжной вентиляции, я на тонкой проволоке опустил внутрь несколько микрофонов. А еще более тонкую, практически не различимую глазом проволочку накинул на один из проводов воздушной электрической сети. Теперь, даже если прослушивать стены специальными детекторами, никто ничего не услышит, так как микрофоны в открытый эфир никаких сигналов не подают. Связь идет по проводам. Здесь — передатчик, там — в конце линии — приемник. И обнаружить их взаимодействие можно, только зная, что оно существует, и только приложив специальный дешифратор именно к этой электрической линии. И никак иначе!
Ай да я, молодец!
Завершив дело, я поставил на «рельсы» свой электрический одноместный автомобиль и незамеченным убыл восвояси.
Коробку из-под торта наконец вскрыли с помощью особой механической руки, управляемой из-за бронированной стенки специально обученным сапером.
Коробку вскрыли, чтобы убедиться, что в коробке из-под торта был торт. Кремовый. И записка: «Это вам от меня к чаю. С наилучшими пожеланиями. Пейте и не берите в голову!» В общем, нормальное именинное пожелание. А железка, которую учуял металлодетектор и из-за которой разыгрался весь этот сыр-бор с сиренами, пожарниками и саперами, была под коробкой Просто кто-то очень неудачно забыл свой торт. А кто-то неумно пошутил, сообщив о том по телефону. Всякое случается.
А вообще-то могло быть и хуже.
Через два дня я установил в здании еще несколько микрофонов. И снова в это здание не заходя. На этот раз проводником звуков служила... канализация. В унитазах ведь тоже застаивается вода, поверхность которой покрыта тончайшей пленкой, способной выполнять роль натяжной мембраны. Правда, эти микрофоны были гораздо менее информативными. Просто не в самом удачном месте стояли...
Теперь информация пошла. Со всех микрофонов. И даже с того, что был установлен посредством канализации. Оказывается, в подобных помещениях тоже разговаривают, и даже больше и откровенней, чем за обеденным столом.
Нет, прямой, абсолютно компрометирующей информации не было. Но была масса косвенной, которая суммарно доказывала, что мои подозрения имеют под собой реальную основу.
Каждый день отслеживаемый объект и его гости говорили по нескольку фраз, которые, вырванные из контекста, ровным счетом ничего не значили. Но которые, если знать предысторию событий и если слышать их предыдущие вчера, позавчера и ранее разговоры, наводили на очень опасные раздумья.
Если то же самое смог услышать мой предшественник, не удивляюсь, что он не зажился на этом свете. А он наверняка услышал гораздо больше. Ведь тогда они еще не были насторожены, как сейчас. И ничего не опасались. Тогда их можно было брать голыми руками.
Через полторы недели я подбил бабки. Я записал на одну пленку все наиболее интересные выдержки из разговоров, причем смонтировал их таким образом, чтобы разрозненные, произнесенные в разное время и по разному поводу фразы встали одна за другой. Чтобы выстроилась логическая цепочка причинно-следственных связей. Я добивался того, чтобы голоса на пленке «заиграли». Чтобы они способны были расшевелить любого тугодума.
Я разложил на столе диаграммы и схемы и дал прослушать запись своему куратору.
Но я не увидел ожидаемой реакции.
— И что из всего этого следует? — спокойно спросил Семен Степанович.
— Из всего этого следует, что гибель агента не была случайностью. Что это была тщательно спланированная и исполненная акция. А причиной ее послужила работа агента по известному вам объекту. Из всего этого следует, что заказчиком убийства был...
— Возможно, но лишь при условии, что он является преступником.
— Но он действительно является преступником.
Занимая государственную должность, он не выполняет своих государственных обязанностей, более того, он поступает вопреки им. При возникновении угрозы его изобличения он пошел на прямое уголовное преступление.
— Это еще надо доказать.
— Неужели всего этого, — показал я на схемы и диктофон, — мало?
— Мало. Мы имеем дело не с бытовым преступником, которого можно задержать на тридцать шесть часов и вытянуть или даже выколотить из него всю правду. Мы имеем дело с членом Правительства. То есть лицом неприкосновенным. Нам никто его не отдаст. Только если мы будем иметь неопровержимые доказательства его вины.
— Но такие доказательства может дать только следствие.
— А официальное следствие в отношении его возбуждать нельзя. Равно как и делать то, что делали мы. Ни наши диаграммы, ни наши записи никто как доказательства не примет. Они незаконны.
— Но что же тогда?
— Продолжать собирать информацию. Но на новом качественном уровне. Необходимо проследить его жизнь и жизнь людей, с ним соприкасавшихся, на несколько лет вглубь. Узнать, что он, что они делали каждый день. Желательно по минутам. Найти и запротоколировать показания свидетелей. Просчитать моральный и материальный урон, нанесенный государству их деятельностью. Только с таким докладом я решусь выйти на власть. И то не уверен, что это не обернется против нас.
— Но это же потребует невероятной работы. Я проводил очень выборочную проверку и то не смог до конца осмыслить всю информацию.
— Это потребует большой работы. Но иного пути нет. Не уголовника к стенке жмем. Подумай, какая помощь тебе требуется для завершения работ? Люди, средства, спецтехника? Не стесняйся. На этот раз отказа не будет.
Глава 8
Помощь мне понадобилась. И люди, и средства, и техника. В одиночку я мог только повторить тот путь, по которому уже прошел И с тем же результатом. Я вышел в то поле, где одиночка был не воин. Где одиночка погиб бы, погребенный под камнепадом необработанной, неосмысленной информации.
— Мне необходим персональный компьютер Из последних, с максимальным быстродействием и максимально большим объемом памяти. К нему сканеры, принтеры и всю прочую периферию. И к ним хорошего программиста.
— Все?
— Нет. И зеленый семафор по всему пути следования.
— Семафор будет открыт. А вот программист... Я все понимал. Допускать технаря в оперативную часть работы Конторы значило превращать его в агента. Со всеми вытекающими отсюда в первую очередь для него последствиями. В Тайну существования Конторы можно было войти, но нельзя было выйти. Ни по собственному, ни даже по стороннему желанию. А скрыть правду от человека, работающего с информацией, было невозможно. Народ называет это системой ниппель — когда дуть воздух можно только в одну сторону А чтобы выпустить — надо резать камеру. В этом случае камерой стал бы программист.
— Я все понимаю, но без программиста мне не обойтись Моих знаний в этой области не хватит. А на обучение уйдут месяцы. Которых у нас нет.
— Я все понял. Я продумаю этот вопрос.
Компьютер со всей требуемой периферией я получил на следующий день. Программиста — еще спустя неделю.
Мой шеф Семен Степанович, а может быть, тот, кто сидел над ним, нашел выход из положения Типично конторский.
Они перебрали все, от Калининграда до Владивостока, онкологические больницы. Узнали профессиональную принадлежность всех безнадежных, но пока еще остающихся в здравом уме и светлой памяти больных. Выбрали из них наиболее сведущих в своем деле программистов Просеяли через фильтр профессионального экспресс-экзамена. Выявили самых сильных Профанов, мнящих себя специалистами, отсеяли. Избранных проверили на психологическую и эмоциональную устойчивость. Самых уравновешенных среди самых профессиональных самолетами переправили в Москву. Здесь их еще на несколько часов передали в руки психологов. Контору интересовали люди, хорошо адаптирующиеся к внешним обстоятельствам, коммуникабельные, с устойчивой к потрясениям и перегрузкам психикой, умеющие держать язык за зубами и желательно не обремененные моральными обязательствами перед семьей и родственниками. На последней фазе отбора высеивали людей с нестандартным мышлением, умеющих принимать неординарные решения и отстаивать их. Вялые исполнители Конторе были не нужны. С каждым из претендентов работали отдельно, так, чтобы они не видели остальных и не догадывались, что тестируются не в одиночку.
Двоим программистам, выбранным по итогам последнего теста, предложили заключить полуторагодовой контракт на участие в специальных работах, направленных на поддержание безопасности и обороноспособности страны.
Один отказался. С него взяли подписку о неразглашении государственной тайны и отправили в закрытую клинику в инфекционный блок. Там, под присмотром врачей, ему и надлежало закончить свой земной путь. Наверное, ему повезло, в этой клинике медицинское обслуживание было лучшим, чем в его по месту жительства больнице. В ней он должен был протянуть дольше. Месяца на два.
Оставшийся согласился и подписал контракт. И еще подписал обязательство по неразглашению государственной тайны, где в десяти пунктах говорилось об одном — что если он кому-нибудь что-нибудь расскажет из того, о чем узнает, его будут судить по статье за измену Родине. И приговорят к расстрелу. И расстреляют.
А устно добавили, что все же не расстреляют, потому что судить не будут. Потому что судить будет некого. Он наверняка умрет до суда. Покончив жизнь самоубийством в камере предварительного заключения. А если не путем самоубийства, то от несчастного случая. Но умрет обязательно.
И что если он умрет в результате этого несчастного, но вообще-то совершенно закономерного, вытекающего из его неправильного поведения случая, то семья не получит ничего. Кроме лишнего позора. Потому что им будут представлены информация и доказательства, что их муж и отец был расстрелян за совершение особо опасного преступления. Вполне вероятно, что и изнасилования малолетних детей обоего пола со смертельным исходом.
И что если ничего этого не случится, то, напротив, он сам и его семья получат множество бытовых благ. В том числе повышенные пенсии, продвижения по службе и квартиру в центре города, например, случайно выигранную по благотворительной лотерее.
— Понятно?
— Более чем. Только не надо меня больше запугивать. Пуганый я, — сказал программист, заполнив все бумаги. — Когда приступать к работе?
Через двадцать минут он был у меня.
— Так это вы будете моим шефом?
— Я.
— Как мне к вам обращаться?
— Как угодно. Например, Федор Федорович. Или Иван Иванович. Не суть важно.
— Тогда лучше Федор Михайлович. У меня свояк был Федор Михайлович. На вас походил.
— А как вас звать-величать?
— Александр. Александр Анатольевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Нет выхода?
Есть!
Кто сказал, что подслушивающая аппаратура должна устанавливаться возле объекта подслушивания? Вы сказали? Нет? Я? Тоже нет. А кто же тогда?
Инструкция по эксплуатации!
А кто пишет инструкции? Разработчики. То есть люди, такие же, как мы. Значит, и они, так же, как мы, могут ошибаться.
Зададим себе вопрос — зачем устанавливать подслушивающие микрофоны вблизи людей? Чтобы их было лучше слышно?
Но ведь хорошо слышно не всегда только близко. Иногда и далеко. Например, на утренней зорьке над водоемом, когда с его поверхности поднялся туман. Или с подветренной стороны, когда порывы ветра разносят звуки иногда на многие сотни метров.
А здесь, в здании, что, есть водоем? Или туман? Или ветер?
Нет. Водоемов нет. И ветра нет. А вот сквозняк есть. Не может не быть. Потому что есть вытяжная вентиляция, назначенная для обновления скапливающегося в помещениях воздуха. А раз она вытяжная, значит, она этот воздух ВЫТЯГИВАЕТ. Вместе со звуками. Вместе с произнесенными хозяевами и гостями словами! С теми, которые мне так нужны!
Только и всего. А они говорят: надо ближе ставить! Не ближе, а туда, куда надо. Откуда слышнее.
Аккуратно расковыряв защитную решетку на трубе вытяжной вентиляции, я на тонкой проволоке опустил внутрь несколько микрофонов. А еще более тонкую, практически не различимую глазом проволочку накинул на один из проводов воздушной электрической сети. Теперь, даже если прослушивать стены специальными детекторами, никто ничего не услышит, так как микрофоны в открытый эфир никаких сигналов не подают. Связь идет по проводам. Здесь — передатчик, там — в конце линии — приемник. И обнаружить их взаимодействие можно, только зная, что оно существует, и только приложив специальный дешифратор именно к этой электрической линии. И никак иначе!
Ай да я, молодец!
Завершив дело, я поставил на «рельсы» свой электрический одноместный автомобиль и незамеченным убыл восвояси.
Коробку из-под торта наконец вскрыли с помощью особой механической руки, управляемой из-за бронированной стенки специально обученным сапером.
Коробку вскрыли, чтобы убедиться, что в коробке из-под торта был торт. Кремовый. И записка: «Это вам от меня к чаю. С наилучшими пожеланиями. Пейте и не берите в голову!» В общем, нормальное именинное пожелание. А железка, которую учуял металлодетектор и из-за которой разыгрался весь этот сыр-бор с сиренами, пожарниками и саперами, была под коробкой Просто кто-то очень неудачно забыл свой торт. А кто-то неумно пошутил, сообщив о том по телефону. Всякое случается.
А вообще-то могло быть и хуже.
Через два дня я установил в здании еще несколько микрофонов. И снова в это здание не заходя. На этот раз проводником звуков служила... канализация. В унитазах ведь тоже застаивается вода, поверхность которой покрыта тончайшей пленкой, способной выполнять роль натяжной мембраны. Правда, эти микрофоны были гораздо менее информативными. Просто не в самом удачном месте стояли...
Теперь информация пошла. Со всех микрофонов. И даже с того, что был установлен посредством канализации. Оказывается, в подобных помещениях тоже разговаривают, и даже больше и откровенней, чем за обеденным столом.
Нет, прямой, абсолютно компрометирующей информации не было. Но была масса косвенной, которая суммарно доказывала, что мои подозрения имеют под собой реальную основу.
Каждый день отслеживаемый объект и его гости говорили по нескольку фраз, которые, вырванные из контекста, ровным счетом ничего не значили. Но которые, если знать предысторию событий и если слышать их предыдущие вчера, позавчера и ранее разговоры, наводили на очень опасные раздумья.
Если то же самое смог услышать мой предшественник, не удивляюсь, что он не зажился на этом свете. А он наверняка услышал гораздо больше. Ведь тогда они еще не были насторожены, как сейчас. И ничего не опасались. Тогда их можно было брать голыми руками.
Через полторы недели я подбил бабки. Я записал на одну пленку все наиболее интересные выдержки из разговоров, причем смонтировал их таким образом, чтобы разрозненные, произнесенные в разное время и по разному поводу фразы встали одна за другой. Чтобы выстроилась логическая цепочка причинно-следственных связей. Я добивался того, чтобы голоса на пленке «заиграли». Чтобы они способны были расшевелить любого тугодума.
Я разложил на столе диаграммы и схемы и дал прослушать запись своему куратору.
Но я не увидел ожидаемой реакции.
— И что из всего этого следует? — спокойно спросил Семен Степанович.
— Из всего этого следует, что гибель агента не была случайностью. Что это была тщательно спланированная и исполненная акция. А причиной ее послужила работа агента по известному вам объекту. Из всего этого следует, что заказчиком убийства был...
— Возможно, но лишь при условии, что он является преступником.
— Но он действительно является преступником.
Занимая государственную должность, он не выполняет своих государственных обязанностей, более того, он поступает вопреки им. При возникновении угрозы его изобличения он пошел на прямое уголовное преступление.
— Это еще надо доказать.
— Неужели всего этого, — показал я на схемы и диктофон, — мало?
— Мало. Мы имеем дело не с бытовым преступником, которого можно задержать на тридцать шесть часов и вытянуть или даже выколотить из него всю правду. Мы имеем дело с членом Правительства. То есть лицом неприкосновенным. Нам никто его не отдаст. Только если мы будем иметь неопровержимые доказательства его вины.
— Но такие доказательства может дать только следствие.
— А официальное следствие в отношении его возбуждать нельзя. Равно как и делать то, что делали мы. Ни наши диаграммы, ни наши записи никто как доказательства не примет. Они незаконны.
— Но что же тогда?
— Продолжать собирать информацию. Но на новом качественном уровне. Необходимо проследить его жизнь и жизнь людей, с ним соприкасавшихся, на несколько лет вглубь. Узнать, что он, что они делали каждый день. Желательно по минутам. Найти и запротоколировать показания свидетелей. Просчитать моральный и материальный урон, нанесенный государству их деятельностью. Только с таким докладом я решусь выйти на власть. И то не уверен, что это не обернется против нас.
— Но это же потребует невероятной работы. Я проводил очень выборочную проверку и то не смог до конца осмыслить всю информацию.
— Это потребует большой работы. Но иного пути нет. Не уголовника к стенке жмем. Подумай, какая помощь тебе требуется для завершения работ? Люди, средства, спецтехника? Не стесняйся. На этот раз отказа не будет.
Глава 8
Помощь мне понадобилась. И люди, и средства, и техника. В одиночку я мог только повторить тот путь, по которому уже прошел И с тем же результатом. Я вышел в то поле, где одиночка был не воин. Где одиночка погиб бы, погребенный под камнепадом необработанной, неосмысленной информации.
— Мне необходим персональный компьютер Из последних, с максимальным быстродействием и максимально большим объемом памяти. К нему сканеры, принтеры и всю прочую периферию. И к ним хорошего программиста.
— Все?
— Нет. И зеленый семафор по всему пути следования.
— Семафор будет открыт. А вот программист... Я все понимал. Допускать технаря в оперативную часть работы Конторы значило превращать его в агента. Со всеми вытекающими отсюда в первую очередь для него последствиями. В Тайну существования Конторы можно было войти, но нельзя было выйти. Ни по собственному, ни даже по стороннему желанию. А скрыть правду от человека, работающего с информацией, было невозможно. Народ называет это системой ниппель — когда дуть воздух можно только в одну сторону А чтобы выпустить — надо резать камеру. В этом случае камерой стал бы программист.
— Я все понимаю, но без программиста мне не обойтись Моих знаний в этой области не хватит. А на обучение уйдут месяцы. Которых у нас нет.
— Я все понял. Я продумаю этот вопрос.
Компьютер со всей требуемой периферией я получил на следующий день. Программиста — еще спустя неделю.
Мой шеф Семен Степанович, а может быть, тот, кто сидел над ним, нашел выход из положения Типично конторский.
Они перебрали все, от Калининграда до Владивостока, онкологические больницы. Узнали профессиональную принадлежность всех безнадежных, но пока еще остающихся в здравом уме и светлой памяти больных. Выбрали из них наиболее сведущих в своем деле программистов Просеяли через фильтр профессионального экспресс-экзамена. Выявили самых сильных Профанов, мнящих себя специалистами, отсеяли. Избранных проверили на психологическую и эмоциональную устойчивость. Самых уравновешенных среди самых профессиональных самолетами переправили в Москву. Здесь их еще на несколько часов передали в руки психологов. Контору интересовали люди, хорошо адаптирующиеся к внешним обстоятельствам, коммуникабельные, с устойчивой к потрясениям и перегрузкам психикой, умеющие держать язык за зубами и желательно не обремененные моральными обязательствами перед семьей и родственниками. На последней фазе отбора высеивали людей с нестандартным мышлением, умеющих принимать неординарные решения и отстаивать их. Вялые исполнители Конторе были не нужны. С каждым из претендентов работали отдельно, так, чтобы они не видели остальных и не догадывались, что тестируются не в одиночку.
Двоим программистам, выбранным по итогам последнего теста, предложили заключить полуторагодовой контракт на участие в специальных работах, направленных на поддержание безопасности и обороноспособности страны.
Один отказался. С него взяли подписку о неразглашении государственной тайны и отправили в закрытую клинику в инфекционный блок. Там, под присмотром врачей, ему и надлежало закончить свой земной путь. Наверное, ему повезло, в этой клинике медицинское обслуживание было лучшим, чем в его по месту жительства больнице. В ней он должен был протянуть дольше. Месяца на два.
Оставшийся согласился и подписал контракт. И еще подписал обязательство по неразглашению государственной тайны, где в десяти пунктах говорилось об одном — что если он кому-нибудь что-нибудь расскажет из того, о чем узнает, его будут судить по статье за измену Родине. И приговорят к расстрелу. И расстреляют.
А устно добавили, что все же не расстреляют, потому что судить не будут. Потому что судить будет некого. Он наверняка умрет до суда. Покончив жизнь самоубийством в камере предварительного заключения. А если не путем самоубийства, то от несчастного случая. Но умрет обязательно.
И что если он умрет в результате этого несчастного, но вообще-то совершенно закономерного, вытекающего из его неправильного поведения случая, то семья не получит ничего. Кроме лишнего позора. Потому что им будут представлены информация и доказательства, что их муж и отец был расстрелян за совершение особо опасного преступления. Вполне вероятно, что и изнасилования малолетних детей обоего пола со смертельным исходом.
И что если ничего этого не случится, то, напротив, он сам и его семья получат множество бытовых благ. В том числе повышенные пенсии, продвижения по службе и квартиру в центре города, например, случайно выигранную по благотворительной лотерее.
— Понятно?
— Более чем. Только не надо меня больше запугивать. Пуганый я, — сказал программист, заполнив все бумаги. — Когда приступать к работе?
Через двадцать минут он был у меня.
— Так это вы будете моим шефом?
— Я.
— Как мне к вам обращаться?
— Как угодно. Например, Федор Федорович. Или Иван Иванович. Не суть важно.
— Тогда лучше Федор Михайлович. У меня свояк был Федор Михайлович. На вас походил.
— А как вас звать-величать?
— Александр. Александр Анатольевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55