Вначале мне необходимо было исключить все возможные простейшие объяснения происшествия и лишь затем переходить к более сложным. По лестнице лезут постепенно и снизу — вверх, а не запрыгивают сразу и на верхнюю планку.
Представившись и представив соответствующее, выписанное на майора внутренних дел Свиридова А. П. удостоверение, я еще раз поговорил с соседями потерпевшего. В отличие от обычной милиции я не спешил, я беседовал часами, всеми возможными способами располагая к себе собеседника. Я пил ведрами чай и литрами самодельные настойки, курил по пять пачек сигарет в день, съедал в умопомрачительных количествах пирожки и пончики, охал, ахал, возмущался современными нравами и рассказывал увлекательные истории из жизни уголовного розыска.
Ничего нового я не узнал.
К погибшему никто домой не ходил.
Он никого из соседей не посещал и ничего необычного не рассказывал.
Водку не пил.
Во дворе не дебоширил.
Матом прилюдно не ругался.
Ни с кем не ссорился.
Деньги не очень охотно, но занимал.
В подъезде не сорил.
От участия в субботниках не отказывался. Но на лишнюю работу не напрашивался.
Деньги на венки и приборки сдавал.
В подъездные разборки не лез.
Особой дружбы ни с кем не водил.
Женщин не приводил.
И сам больше чем на несколько дней никуда не отлучался.
Обыкновенный, каких большинство в каждом доме, гражданин. Без видимых достоинств, но и без особых недостатков. Как все.
То есть такой, какими и бывают работники Конторы, — никакой.
Убийство на почве бытовых неурядиц исключалось. Неурядиц не было. Покойный жил со всеми в мире и согласии.
Пьяная месть также не подходила. Потерпевший не пил и дружбы с местными алкашами не водил. И потом, с чего бы это горькие пьяницы надумали расправиться с ним с применением огнестрельного оружия? Скорее уж с помощью пустой (ну не полной же!) бутылки по темечку.
Мотив ограбления был сомнителен. Брать у погибшего, кроме старой, которую и за треть цены не продашь, мебели было нечего. Кроме того, с его тела даже не сняли часов, не вывернули карманы. Так грабители не поступают.
Коммерческие разборки? Покойный в акционерных обществах и производственных кооперативах не состоял. Согласно документам, он до последнего дня числился технологом в бессрочном отпуске на небольшом, еле сводящем концы с концами заводе. Лишних денег для участия в сомнительных финансовых махинациях у него не было. Перебежать дорогу чьим-то коммерческим интересам он не мог.
Женщины? С женщинами больше чем на одну ночь он дела не имел. Не хватало еще работнику Конторы нарваться на слежку мужа, взревновавшего к нему изменницу-жену, или того хуже — на всепоглощающую любовь. Любовь для разведчика равнозначна провалу. Можно изображать из себя не того, кто ты есть, перед посторонними, соседями, друзьями, любовницами, но невозможно перед близким, который наблюдает тебя каждый день, человеком. Тот рано или поздно станет подмечать некоторые несоответствия в поведении, станет подозревать, начнет задавать вопросы. Нет, это исключено. Конторским при исполнении заводить постоянные связи нельзя. Только если в отпуске. На три недели. Или если в соответствии с требованиями легенды. У моего коллеги легенда была безбрачная. Значит, пристрелить его из-за подозрения в измене не могли.
Кстати, к тем же выводам пришла и следственная бригада милиции.
Из-за чего же тогда его застрелили? Получается, из-за работы. Скорее всего той, которую он вел в последнее время. Но об этой работе милиция догадываться не могла. И списала дело в архив.
Я отправить дело в архив не мог. Я должен был докопаться до истины.
Задача моя усложнялась тем, что писать подробные отчеты о работе в Конторе не принято. Читать их все равно будет просто некому. Ответственных работников — наперечет. А неответственных к подобным делам на пушечный выстрел никто не подпустит. Это не МВД, где на каждого сыскаря по три высокопоставленных контролера. Если бы Контора работала по подобной затратной схеме, о ней давно бы уже знала всякая собака. И брехала по этому поводу на каждом углу.
Наше начальство никогда не интересовал ход дела, равно как и методы, с помощью которых оно продвигалось. Наше начальство интересовал только конечный результат, за который был всецело ответствен исполнитель. И не премией, не очередным званием, не квартирой, которую обещали дать. Но много большим. Поэтому и следить за его добросовестностью было незачем. Уровень сознания служащих Конторы был очень высок. Вынужденно высок!
Но если состояние дел моего предшественника не могло контролировать начальство, то еще меньше его мог контролировать я.
Отсутствие архивов лишало меня возможности напрямую проследить ход его мыслей. Если я и мог это попытаться сделать, то только опосредованно, путем суммирования второстепенных фактов.
Я запросил сведения о материально-технических средствах, которые в последние три месяца выписывал порученный мне агент. Финансы и матценности, в отличие от оперативной информации, в Конторе фиксировались до запятой. Правда, бухгалтеры и кладовщики, числящиеся в НИИ и СМУ, не догадывались, что они выписывают и что выдают в накрепко закрытых и опечатанных контейнерах. Они только галочки в амбарных книгах ставили о выдаче или приеме изделия шифронаименованием УПС-334-ЗМ, не догадываясь, что там внутри. Но учет тем не менее вели самым тщательным образом. Что было мне на руку.
Полученные списки я первым делом дешифровал, превратив буквенно-цифровые абракадабры во вполне понятные переносные радиостанции среднего радиуса действия, микрофонные «жучки» и патроны к пистолету Стечкина.
Против каждого наименования я расставил число и время его получения и жирный знак вопроса: для каких именно целей моему предшественнику мог понадобиться именно этот предмет.
Дотика моих исследований была проста — собираясь что-то предпринять, человек обеспечивается не вообще предметами, а предметами, необходимыми для воплощения его плана в жизнь. Допустим, если он желает лишить жизни своего противника, то вначале он выписывает винтовку с оптикой и глушителем, чтобы примерить ее к руке и глазу, затем патроны, чтобы потренироваться в стрельбе по удаленным предметам, потом бронежилет или сбивающие со следа служебных собак порошки и прочее — в зависимости от того, как и с кем он надумал расправиться.
Выстраивая затребованные материальные ценности в хронологическом, по мере их получения, порядке, я надеялся понять логику их использования и через это раскрыть план действий погибшего агента. Но не понял ничего, кроме того, что со склада были получены подслушивающие устройства повышенной чувствительности, лазерный сканер, миниатюрные телекамеры и прочая необходимая для слежки аппаратура. Но о том, что ему надлежало заниматься слежкой, я и так знал. Без изучения чуть не в микроскоп длинных списков выписанного специнвентаря. Получается, прямого отношения к убийству эта аппаратура не имела. Если только опять косвенное.
С техникой я промахнулся.
Тогда зайдем с другой стороны. Что еще необходимо агенту при разработке объекта?
Правильно — информация. Как можно больше информации о том, кто он, где жил, с кем дружбу водил, с кем ссорился, с кем мирился. Все — вплоть до случайных любовниц его знакомых на втором курсе техникума, который он закончил тридцать лет назад.
Копал такую информацию мой погибший коллега?
Наверняка. Если он агент, а не манная каша.
Может отыскаться след подобных исследований?
Должен! Он же не в безвоздушном пространстве копался, а в информации.
Я снова запросил Контору. А сам, чтобы не терять времени, отправился в ближайшую библиотеку. А из нее — в еще одну. И в еще. И в еще... И оказалось, что погибший был записан во всех этих библиотеках! Что само по себе очень необычно. Ему что, одной плюс запасников Конторы было мало?
Непонятно.
Прикрываясь липовым удостоверением инспектора Министерства культуры, я просмотрел его читательские карточки. Наряду с сотнями, чтобы не возбуждать подозрение, других карточек. И снова удивился. Объемы просмотренной литературы были огромны. Вернее, в одной библиотеке не очень, но суммарно во всех — просто удивительны.
Больше всего внимания он обращал на периодику. Хотя, для отвода глаз, брал и «Трех мушкетеров», и «Сексуальную грамматику». Самый типичный набор — газеты, журналы, справочные издания, причем не только за последний год, а и за прошлый, и за позапрошлый, и за позапозапрошлый. И даже более ранние года. Что ему там, в глубине прошедших лет, могло понадобиться такого, что было бы актуально до дня сегодняшнего?
Загадка.
Информация, пришедшая из недр Конторы, дала примерно тот же результат. Та же периодика, только из закрытых, с грифом «Для служебного пользования», источников. И еще, конечно, всевозможные сведения о жизни и трудовой деятельности наблюдаемого объекта и его ближайшего окружения. Но это понятно. Это как положено.
Я снова оказался в начале исследований. Снова один перед единственным и главным вопросом — кому и зачем нужна была его смерть?
Как на него ответить?
Только повторяя путь своего предшественника. След в след! Как при ходьбе по глубокому снегу.
Я должен пойти туда, где чаще всего бывал он. И делать там то, что предположительно делал он.
То есть пойти в библиотеку?
То есть — в библиотеку.
Интересное место для агента, распутывающего заказное убийство своего коллеги.
И тем не менее — в библиотеку. Туда, в ворох старых газет и журналов, которые не три раза перебрал, пересмотрел, перелистал погибший агент. След — в след. Лист — в лист. Где-то там, среди замусоленных страниц газетной бумаги, скрывается ответ на мучающий меня вопрос. Где-то там...
Потому что больше ему скрываться негде.
Глава 5
В библиотеках меня не узнавали. Потому что я сам себя не узнавал, если в зеркало посмотреть. Не мог же я позволить себе являться пред очи библиотекарей в том же самом — проверяющего из министерства — виде. Пришлось с помощью грима, одежды и актерского мастерства «рисовать» совсем другие, непохожие на прежние образы.
Наверное, проще было бы достать все требуемые подшивки совсем в других библиотеках, где меня ни разу не видели, но мне нужны были именно те газеты и журналы, которые листал мой покойный коллега. Так существовала хоть малая, но вероятность, что я наткнусь на какую-нибудь оставленную им пометку.
— Что вам, дедушка?
— Мне бы, дочка, газетку за этот, прошлый и еще до него год. И еще до него.
— Четыре подшивки?
— А? Да, четыре. Мне сказали, там про наш гвардейский, орденов Кутузова и Александра Невского артиллерийский полк написали. Целую статью. А когда написали — неизвестно. Хочу найти.
— Это же очень много, дедушка. Может, вам помочь?
— Нет, нет, я сам. Мне спешить некуда. Ветерану гвардейского орденов Кутузова и Александра Невского полка выволакивали из подсобки подшивки и помещали на самое удобное, ближе к свету, место.
Страницу за страницей, отсматривая абзацы текста через сильное увеличительное стекло (сдало зрение у ветерана, пришлось лупу приобретать), бывший артиллерист изучал подшивки. Его интересовала любая информация, связанная, да не с гвардейским полком — с порученным его коллеге членом Правительства. И еще он замечал любые отчерки, любые пометки на полях и в тексте.
— Ну что, дедушка, нашли что-нибудь?
— Нет пока. Но найду. Как не найти, раз писали.
Первая подшивка.
Прием в посольстве. Фамилии, имена, должности. Нужного нет... Заседание Правительства. Присутствовали... Опять мимо.
Открытие научной конференции. Так. Список фамилий. Вот он. Есть. Зафиксировать текст дословно. В общем контексте. Месяц, число, время.
Дальше.
Закрытие выставки... Есть.
Вручение наград.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55