– Скажите мне, Джерри, как вы собираетесь повлиять на этого вашего конгрессмена?
Вместо ответа Киллиан покачал головой и, высвободив одну руку, сделал ею перед губами такое движение, словно закрывал замок-молнию.
– Ну ладно. Но вы полагаете, это достаточно эффективно, чтобы заставить вашего таинственного конгрессмена нажать на судью? – не отставала Эрин.
– Я не могу говорить об этом, – повторил Киллиан. – Это мужское дело.
Эрин, вздохнув, отпустила его руку.
– Вот в этом и заключается моя проблема, Джерри. Могу ли я верить тому, что вы говорите? Не напрасно ли я буду надеяться на вас? Ведь все, что связано с Анджи и Дэрреллом, – это сплошной кошмар для меня. И я живу в этом кошмаре.
– Понимаю, – ответил Киллиан. – Я просмотрел ваше дело в суде. Оттуда, кстати, мне и стало известно имя судьи.
– Если бы я знала больше, – осторожно сказала Эрин, – я смогла бы тоже что-то сделать.
– Не стоит, Эрин. Я справлюсь сам.
Он не собирался уступать. С кем угодно другим ее уловка прошла бы, но только не с ним. Эрин встала.
– Ну хорошо, Джерри. Сколько времени все это займет?
– Я ожидаю звонка сегодня, во второй половине дня.
– А что, конгрессмены работают по воскресеньям?
– Да, если их карьера под угрозой.
Эрин задержалась в дверях, подыскивая наименее жестокий способ сказать то, что должна была сказать ему.
– Если все получится, если Анджела снова будет со мной... видите ли... я ничего не смогу дать вам, Джерри. Вы должны знать это. Заранее.
– Правильно ли я... Вы хотите сказать, что...
– Вы знаете, что я хочу сказать. Я буду вечно благодарна вам за вашу доброту. Это самое большее, что я могу обещать вам.
– Как я выгляжу? – помолчав, спросил Киллиан. – Раздавленным?
– Самую чуточку.
– В такой ситуации вряд ли кто-нибудь выглядел бы лучше. – Он тихонько, словно про себя, усмехнулся. – Пари держу, что и ваше заведение вы бросите.
– Само собой разумеется. Я уйду оттуда, как только Анджи вернется ко мне.
– Ну, тогда... тогда остается только одно, что вы могли бы сделать для меня. – Он подошел к стереоустановке и порылся в стопке компакт-дисков. – Можно вас задержать еще на секундочку, Эрин? Пожалуйста!
Через несколько мгновений в квартире зазвучал тяжелый рок – «У нее длинные ноги» в исполнении «Зи-Зи Топ». Эрин с шутливой укоризной взглянула на Киллиана.
– Кажется, я знаю, что вы задумали.
– Вы очень против?
– Ладно. Но только один танец, – сказала Эрин. «Урбана свернет мне шею», – подумала она про себя.
* * *
В вечер ее первого выступления Эрин дважды вырвало – до и после выхода на сцену. Урбана Спрол отвела ее в сторонку.
– Это все равно что ходить по канату, понимаешь? Главное – не смотреть вниз, тогда все будет в порядке.
Моника-младшая обняла ее и шепнула:
– Это почти то же самое, что выйти в ночной рубашке – разницы не Бог весть сколько.
А Моника-старшая сказала:
– Перестань хлюпать, ради Бога. Там за девятым столиком сидит Бобби Найт!
Примерно через неделю Эрин придумала для себя кое-что. Всякий раз, когда ей становилось холодно – физически или морально – и в голове всплывал вопрос: «Какого черта я выделываю все это?», она принималась думать об Анджи. А выходя на сцену, позволяла музыке подхватывать себя и унести далеко-далеко... Потому-то она и придавала такое значение подбору музыки: песни должны были что-то значить для нее. Танцуя под «свои» мелодии, Эрин ощущала, как отступает куда-то постоянная мучительная тревога, как чудесным образом исчезает все, что ее окружало. Она забывала, что отплясывает в чем мать родила перед толпой пьяных мужчин, и представляла себе, что зрители оценивают высоту ее прыжков и плавность движений, а не форму ее зада.
Хуже всего поначалу дело обстояло с улыбкой. Эрин была далеко не в восторге от своей новой работы, а потому и улыбка у нее не получалась. К тому же вскоре она заметила, что многие посетители тоже не улыбаются, а просто смотрят – бесстрастно и внимательно, как оценщики на аукционе скота. И снова Урбана дала ей ценный совет:
– С помощью улыбки можно добиться чего угодно!
Эрин послушалась совета и заставила себя улыбаться. Ее заработок не замедлил увеличиться. Мужчины подходили к сцене и совали сложенные десятидолларовые бумажки ей за подвязки или за резинку трико. Многие, оказавшись так близко от нее, начинали нервничать – особенно после того как в процессе сования банкнот их руки касались ее бедер. Эрин постоянно приходилось вспоминать о той доходящей до смешного власти, которую имеет секс над мужчинами: один вид обычной женской наготы мигом превращал многих из них в заикающихся, потеющих от возбуждения идиотов. Однако присутствие Шэда удерживало их от дальнейшей активности.
Эрин понадобилось около месяца, чтобы побороть свою стыдливость. В отличие от некоторых танцовщиц, она никогда не чувствовала себя на сцене по-настоящему непринужденно. Необходимость раздеваться на людях по-прежнему не доставляла ей ни малейшего удовольствия, а выкрики и свист зрителей, вдохновлявшие других девушек, оставляли ее равнодушной. В отличие от Эрин, обе Моники любили эту шумную атмосферу, в которой ощущали себя настоящими звездами. Чем возбужденнее реагировала аудитория, тем более воодушевлялись и они сами. Эрин же не подчиняла себя настроению толпы. Ее властительницей – и ее убежищем – была музыка. Когда пел Вэн Моррисон, Эрин действительно танцевала в луче лунного света.
Но так бывало на сцене стрип-клуба. Танцевать дома у клиента – дело совсем другое.
Тем не менее Эрин не испытывала страха. Мистер Квадратные Зенки в ее присутствии явно становился совершенно беспомощным; вели она ему сунуть язык в электрическую розетку, он сделал бы это не колеблясь. На всякий случай, чтобы еще более обезопасить себя, Эрин поинтересовалась личностью кудрявой женщины, несколько высокомерно взиравшей на них с выполненного сепией портрета, стоявшего на серванте. Как она и предполагала, это оказалась драгоценная матушка Джерри Киллиана, увы, уже покинувшая этот мир. Под пристальным взглядом покойной миссис Киллиан Эрин чувствовала себя как-то спокойнее.
Киллиан снял скатерть с овального стола и помог Эрин взобраться на него. Она отдала ему свои босоножки и сумочку. Он к этому моменту уже забыл обо всем на свете: и о револьвере, и о конгрессмене, и о шантаже, и о том, какие сегодня день и число...
Эрин начала танцевать, ощущая босыми ступнями гладкую прохладную поверхность стола. Она танцевала в течение четырех минут, не сняв даже свитера. Киллиан был ослеплен.
– Потрясающе! – снова и снова повторял он, сам не отдавая себе отчета в том, что говорит.
Когда песня кончилась, он быстрым движением сунул что-то в задний карман джинсов Эрин. Но то были не деньги.
Перед уходом, уже в дверях, она по-сестрински чмокнула его в щеку. Киллиан вздрогнул, словно от удара током.
– Если у меня будут хорошие новости, – сказал он, – вы увидите меня на улице около вашего клуба.
– Будьте осторожны, – попросила она, хотя на самом деле не слишком-то беспокоилась за него. Худшее, что могло случиться, – это что конгрессмен пошлет его ко всем чертям.
Подойдя к своей машине, Эрин обернулась. Киллиан, стоя на пороге, махал ей рукой. Эрин помахала в ответ и послала ему одну из своих самых ослепительных улыбок. Для себя она решила, что он все-таки хороший человек.
Дома она достала из кармана то, что Киллиан положил туда, и, развернув на кухонном столе коротенькую записку, прочла:
«Вы спасли меня. Спасибо!»
Вечером, выйдя на сцену стрип-бара, она танцевала с особым вдохновением, надеясь, что Джерри Киллиан все-таки появится. Но он не появился. Наутро она позвонила ему домой. Ей никто не ответил. Когда она попыталась разыскать его на работе, главный редактор отдела новостей сказал ей, что мистер Киллиан уехал в отпуск и вернется не раньше чем через две недели.
Вечером она выступала под свои привычные мелодии – Клэптон, Криденс Клируотер, братья Оллмэн. Как всегда, музыка подхватывала ее и уносила вдаль, и мир казался ей не столь уж плохим местом, хотя на самом деле и не был таким.
Она больше никогда не видела Джерри Киллиана.
Глава 9
Вечером шестнадцатого сентября в таверну «Лоузский приют», что в Западной Монтане, заехали выпить и поразвлечься братья Скайлер. Они щедро угостились пивом (по шесть бутылок на каждого), поиграли в дартс, бросая дротики в чучело лося, и детально обсудили космическое значение одной из песен Рэнди Трейвиса.
Затем они отправились домой, в долину, лежащую среди Биттеррутских гор. Ехали в машине Джонни Скайлера, потому что его брат Фейрон уже четырежды временно лишался своих водительских прав, а незадолго до этого их у него отобрали вовсе – немалое достижение для великого и свободного штата Монтана, где вождение машины и принятие алкогольных напитков считаются неотъемлемыми правами человека.
Джонни Скайлер катил по дороге по направлению к Кларк-Форк-ривер, точнее, к стальному однорядному мосту через нее. На другом берегу, в одинаковых крупногабаритных трейлерах, купленных с двадцатипроцентной скидкой на весенней распродаже в Спокане, их ждали жены и дети. Деньги, сэкономленные на покупке жилья на колесах, братья Скайлер употребили на хорошее дело: приобрели параболическую антенну спутниковой связи и установили ее на расчищенной площадке между обоими трейлерами. Огромная белая тарелка странновато выглядела среди величественно возносящихся ввысь пихт и сосен, но Джонни и Фейрон считали, что это самое удачное капиталовложение, какое они когда-либо делали. Теперь они могли смотреть спортивные состязания из любой части света, японские телешоу, а однажды, переключая каналы, наткнулись на парня, берущего интервью у настоящих девушек – «зайчиков» из «Плейбоя». Он был такой смуглый, что Скайлеры подумали – наверное, он индеец, разве что говорит слишком быстро и смеется слишком громко. На шее у него болтался здоровенный золотой медальон – такой большой, что Джонни и Фейрон не могли оторвать от него глаз.
Несомненно, спутниковое телевидение сохраняло и укрепляло семейные узы Скайлеров. Длинными зимними вечерами оно было единственным, что не давало мужчинам сойти с ума от скуки. Летом оно развлекало их жен и детей, предоставляя Фейрону и Джонни возможность вернуться домой попозже: выпить где-нибудь стаканчик-другой, потанцевать или просто полюбоваться, как заходящее солнце ныряет за вершины окрестных гор.
Однако в этот вечер со стороны Айдахо пришла непогода. Заката не предвиделось – просто все вокруг разом помрачнело и потемнело. Рваные тучи неслись над Биттеррутскими горами, вдоль реки так и свистел холодный ветер. Он сорвал жестяную табличку с ценой на бензин, болтавшуюся на заправочной колонке возле таверны. Увидев это в окно, Джонни Скайлер отступил еще на шаг от лосиного чучела, запустил в него еще одним дротиком, оторвал своего брата от стойки бара и сказал, что, пожалуй, им лучше поторопиться домой, пока еще можно разглядеть дорогу.
Грунтовая дорога привела их прямо к старому однопролетному стальному мосту через Кларк-Форк-ривер. Крупные капли дождя уже начали пошлепывать по крыше и бокам «бронко», скатываясь шариками по успевшему покрыться толстым слоем белесо-коричневой пыли ветровому стеклу. Опасаясь сильных порывов ветра, Джонни Скайлер сбавил скорость и осторожно въехал на мост, стараясь вести колеса ровно по двум параллельным деревянным доскам, уже ставшим скользкими от дождя.
Примерно на середине моста Фейрон Скайлер произнес:
– Останови-ка!
Джонни нехотя нажал на тормоза.
– Глянь-ка вон туда, – сказал Фейрон.
– Куда – на реку?
– Ага. Я вроде видел плот.
– Быть не может, – возразил Джонни, опуская боковое стекло. Было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-нибудь на реке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75