«Ну, парочка – прямо на подбор, один другого стоит», – подумала она. И, не обращая внимания на мужчин, одной рукой расстегнула под платьем и сняла сценическое, трико и бюстгальтер, вырезанный фестонами. Уложив их в свою сумочку на длинном ремне, Эрин надела простой хлопчатобумажный бюстгальтер и белые трусики. Это была важная деталь: она не хотела быть одетой, как стриптизерша, когда их обнаружат. Пока она переодевалась, конгрессмен не сводил с нее вопросительного взгляда.
– А почему все белое? – спросил он с маслянистой улыбкой.
– Это для тебя, детка.
Дэррелл Грант прижал свою гудящую голову к окну. Машина летела по шоссе, уносясь все дальше от городских огней. От змеиного переплетения линий на асфальте, от слепящей яркости то и дело налетавших пучков света фар встречных автомобилей его начало мутить.
– Я, похоже, здорово перегрузился, – заметил он.
Эрин объяснила конгрессмену:
– На случай, если тебе это интересно: мой бывший спутник жизни – наркоман.
– Мне бы хотелось, чтобы ты убрала пистолет, – сказал Дилбек.
– Ты что – не слышал, что я сказала?
– Я раньше никогда не видел, как ты танцуешь, – сонным голосом пробормотал Дэррелл Грант. – Это чертовски здорово.
– Приятно слышать, – саркастически усмехнулась Эрин.
– Так что ты извини... насчет монеты.
– А я уж почти забыла, что ты умеешь изъясняться человеческим языком, – съязвила она.
Дэррелл Грант откровенно наслаждался комфортом просторного салона лимузина.
– Всю жизнь катался бы на такой тачке, – произнес он, вытягивая ноги. – Свободно, удобно, тут тебе и микроклимат, и выпивка... Здорово!
Дэвид Дилбек повернулся к Эрин и сказал, как будто самого Дэррелла не было рядом:
– Перелом у него, похоже, серьезный, Эрин. Ему следовало бы обратиться к врачу.
– Рита починила мне руку, – с оттенком гордости в голосе проговорил Дэррелл. – Рита – это моя старшая сестра.
– Только ей еще и есть до тебя дело, – заметила Эрин. – Только ей.
– Неправда! Анджи я тоже нужен. Анджи любит своего папочку.
– Просто ей весело с тобой – ты же развлекаешь ее, – возразила Эрин, делая ударение на слове «развлекаешь». – А между развлечениями и любовью все-таки есть разница.
– Она любит меня!
Эрин не стала продолжать тему. Может быть, Дэррелл и прав. Ей не хотелось думать об этом сейчас.
– Сколько нам еще ехать? – несколько ворчливым тоном поинтересовался конгрессмен. – А то мне нужно бы выйти.
Эрин пропустила его слова мимо ушей.
– А я сегодня прикончил одного парня, – сообщил ее бывший супруг.
– Правда?
– Да, там, на том корабле.
– За что же?
– Да вот пытаюсь вспомнить.
Эрин решила, что этот инцидент пригрезился Дэрреллу. Однако он продолжал:
– Знаешь, на самом деле это совсем не так, как я себе представлял. В смысле – что я буду чувствовать, когда убью кого-нибудь...
– Ты завираешься, как обычно, – прервала его Эрин, думая про себя: «Что же мне с ним делать? Ведь он сорвет весь мой план насчет конгрессмена».
– Я заберу Анджи, и мы уедем, – вдруг резко сменил тему Дэррелл.
– Ты шутишь? Да тебе прямая дорога за решетку!
– Нет, в Аризону. В инвалидно-колясочную столицу Северной Америки!
– Свихнувшийся ублюдок.
– И я увезу с собой нашу дочь.
– Прежде я пристрелю тебя, – отрезала Эрин.
Внезапно Дэвид Дилбек начал всхлипывать и дергать дверную ручку, но притих, когда Эрин ткнула ему в щеку дулом своего тридцатидвухкалиберного.
Дэррелл Грант поморщился.
– С каких это пор ты ходишь с пушкой? Терпеть их не могу.
– Моя предстательная железа... – начал было Дилбек.
– А ну, цыц – вы оба! – грозно прикрикнула Эрин.
Дэррелл почесал себе щеку концом клюшки.
– Скажи хотя бы, куда мы все-таки направляемся. Эй, водила, твоя понимать американский?
Пьер и ухом не повел.
– Я скажу тебе, куда мы едем, – ответила Эрин. – Нам предстоит увидеть нашего конгрессмена в действии.
* * *
В начале октября сахарный тростник, растущий на берегах озера Окичоби, зелен и кустист; к этому времени он успевает вымахать до десяти футов в высоту. Эти земли – наиболее плоская часть Флориды. Проезжая по ним на машине, не видишь из окна ничего, кроме сплошного зеленого моря тростника, расстилающегося, куда ни кинь взгляд, до самого горизонта. Примерно через месяц сюда прибывает почти две тысячи сезонных рабочих из карибских стран; они начинают рубить тростник, и тогда сахарные заводы работают день и ночь без перерыва – до самого окончания сезона. Однако в начале октября на поля выходит техника: сначала странного вида, похожие на гигантских крабов, комбайны срезают тростник и укладывают его рядами, а затем другие машины подбирают его и доставляют на завод, где стебли сначала измельчают, чтобы потом отправить под пресс.
Конгрессмен Дэвид Дилбек не слишком задумывался ни над научной, ни над технической стороной возделывания сахарного тростника. Ему вполне хватало того, что Рохо – симпатичные, воспитанные и щедрые люди. Конечно, их огромные взносы на его предвыборные кампании имели большое значение, но Дилбек продал бы свой голос в конгрессе даже за одну возможность пользоваться время от времени их роскошной яхтой. Также его весьма устраивало общество молодого Кристофера, разделявшего его любовь к «клубничке» и никогда не отказывающегося поучаствовать в подобного рода развлечениях. Внимание богатых и могущественных людей составляло для Дэвида Дилбека весьма приятную – и лестную – сторону его деятельности на посту члена конгресса.
Конгрессмен не усматривал ничего плохого в поддержке цен на сахар, которые сделали Рохо мультимиллионерами. В конце концов, Большая пшеница, Большое молоко и Большой табак точно так же годами доили налогоплательщиков, мелодраматически разглагольствуя о своих обязательствах перед «фермерской семьей» Почему бы не сделать того же самого и Большому сахару? Не мешала Дилбеку спокойно спать по ночам и мысль об ущербе, наносимом экономике бедных Карибских стран: основой ее являлось сельское хозяйство, точнее – возделывание сахарного тростника, а при таком положении вещей доступ этим странам на сахарный рынок Соединенных Штатов оказывался закрыт. Конгрессмена не тревожил и тот факт, что производители сахара ежегодно сбрасывали в Эверглейдс миллиарды галлонов промышленных вод вместе со всем тем, что они несли с собой Честно говоря, ему вообще не было дела до Эверглейдс, еле текущая вода, болота, ряска да разная мелкая водяная живность – что там хорошего? Как-то раз, в рамках своей очередной кампании, конгрессмену пришлось посетить небольшой городок Миккоусьюки, и там ему предложили прокатиться на катере на воздушной подушке. Эрб Крэндэлл, настоятельно посоветовал принять приглашение: что может быть лучше, чтобы нащелкать эффектные снимки! Но, когда катер достиг Шарк-ривер, внезапно кончилось горючее, и Дилбек провел два ужасных часа за вытаскиванием из ушей раздувшихся от крови москитов.
– В свинарниках, в сточном желобе, вода и то чище, – сказал он Эрин.
Она завела весьма неприятный ему разговор на тему его верной службы семейству Рохо.
– Как ты думаешь, откуда берется та вода, которую мы пьем? – Она махнула рукой за окошко лимузина. – Вот отсюда, Дэви. А твои друзья загаживают эту воду удобрениями и прочим дерьмом.
Дэрреллу Гранту было до одурения скучно. Он несколько раз пытался вызвать на разговор чернокожего водителя, но безуспешно. Многорядное шоссе перешло в неосвещенное двухрядное. Дэррелл узнал: оно фигурировало на картах под номером 27. Теперь лимузин несся в полной темноте, оставшийся далеко позади город неясно рисовался на востоке желтоватым пятнышком света. Дэррелл не мог сообразить, куда это и зачем везет их Эрин. Всю дорогу она долбила этого придурка в ковбойском наряде какими-то упреками. Кто он ей – новый богатенький хахаль? Не иначе как она решила порастрясти его денежки. Что ж, она всегда была стервой.
Дэррелл пытался сложить в голове какой-нибудь план, однако из-за принятых наркотиков ему никак не удавалось сосредоточиться. Единственное, чего ему действительно хотелось сейчас, – это завалиться спать эдак на полгодика.
Была половина одиннадцатого, когда они доехали до Бель-Глейд («Его земля – его будущее», утверждал установленный при въезде в город лозунг). Пьер свернул с шоссе и медленно повел машину через пустой и безлюдный поселок сезонных рабочих-мигрантов. Дилбек, встревоженный тем, что видел вокруг, велел Пьеру прибавить скорость, пока из этих трущоб не повыскакивали какие-нибудь головорезы и не напали на лимузин.
– Знаешь, тут такие места... – начал было он, обращаясь к Эрин.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – перебила его она, – что ты когда-нибудь бывал здесь?
– К чему ты клонишь? – с ноткой раздражения в голосе спросил конгрессмен. Окутывавшее его теплое облако – эффект солидного количества выпитого «Корбеля» – рассеялось, оставив вместо себя стучащую в голове боль.
Пьер снова выехал на шоссе и продолжал гнать машину до тех пор, пока она не оказалась в окружении сплошного моря зеленого тростника. Эрин попросила шофера остановиться.
– Он не понимает по-английски, – нетерпеливо произнес Дилбек.
– Да неужели?
Пьер съехал с асфальта и остановил машину, однако мотор не выключил.
– Ну что ж, выходим, – с широкой улыбкой сказала Эрин. – Дэви, не забудь нашу игрушку.
Дилбек подозрительно воззрился в окружавшую их темноту.
* * *
Перед началом рубки тростник обычно поджигают: во-первых, чтобы обгорели верхушки стеблей и ближайшие к ним листья, ненужные для производства сахара, а во-вторых, чтобы изгнать с полей обитающих там животных и насекомых. В разгар сезона уборки дым поднимается над полями огромными столбами, заволакивая иногда все небо. Однако эта ночь была хрустально чиста: небо усыпали огромные звезды, каких никогда не увидишь в городе, а над горизонтом низко висел серп убывающей луны.
Пьер вышел из лимузина и распахнул заднюю дверцу. Первым вылез конгрессмен, держа в руках длинный тонкий коричневый сверток. Следом выбрался Дэррелл Грант, не слишком твердо державшийся на ногах; при этом он несколько раз грохнул концом своей клюшки о стенки машины. Последней вышла Эрин, осторожно ступая на высоченных каблуках. Пистолет она по-прежнему держала в руке; Пьер дал ей еще небольшой фонарик.
Дэррелл Грант пожаловался, что кишечник у него переполнен газами, и сказал, что лучше останется здесь.
– Останешься, останешься. В багажнике. – Эрин указала зажатым в руке пистолетом. – Пьер, приготовьте будуар для мистера Гранта.
Гаитянин повиновался. Он открыл багажник и задвинул вглубь какие-то лежавшие в нем вещи, чтобы было не так тесно.
– В багажнике? – Дэррелл Грант с размаху хлопнул конгрессмена по спине. – Я же говорил тебе, что она убийца по натуре!
Дэвид Дилбек выглядел встревоженным.
– Эрин, у меня не слишком здоровое сердце.
– А у кого оно здоровое? Давай, Дэррелл, залезай в багажник, – и она направила ему в лицо свет фонарика.
– Ты что – собираешься пристрелить меня? – Он слабо хихикнул. – Мне что-то не верится.
– Давай, забирайся, – повторила Эрин. – Полежи, вздремни.
Дэррелл Грант тяжело привалился к крылу автомобиля.
– Знаешь, мне до смерти хочется спросить у тебя кое-что. Как ты это делаешь? Я имею в виду – как ты можешь трясти своими прелестями перед чужими мужиками? – Он презрительно ткнул в конгрессмена концом клюшки для гольфа. – Перед такими вот старыми чокнутыми хрычами. Просто не представляю, как ты можешь.
– Все дело в музыке, Дэррелл.
– А на мужиков что же – тебе наплевать? Ни за что не поверю!
– Все мужчины самонадеянны.
Дилбек жалобно простонал:
– Мне срочно нужно! Я не могу больше!
Эрин взмахнула фонариком в сторону зарослей тростника.
– Ну, так иди и делай, что тебе надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– А почему все белое? – спросил он с маслянистой улыбкой.
– Это для тебя, детка.
Дэррелл Грант прижал свою гудящую голову к окну. Машина летела по шоссе, уносясь все дальше от городских огней. От змеиного переплетения линий на асфальте, от слепящей яркости то и дело налетавших пучков света фар встречных автомобилей его начало мутить.
– Я, похоже, здорово перегрузился, – заметил он.
Эрин объяснила конгрессмену:
– На случай, если тебе это интересно: мой бывший спутник жизни – наркоман.
– Мне бы хотелось, чтобы ты убрала пистолет, – сказал Дилбек.
– Ты что – не слышал, что я сказала?
– Я раньше никогда не видел, как ты танцуешь, – сонным голосом пробормотал Дэррелл Грант. – Это чертовски здорово.
– Приятно слышать, – саркастически усмехнулась Эрин.
– Так что ты извини... насчет монеты.
– А я уж почти забыла, что ты умеешь изъясняться человеческим языком, – съязвила она.
Дэррелл Грант откровенно наслаждался комфортом просторного салона лимузина.
– Всю жизнь катался бы на такой тачке, – произнес он, вытягивая ноги. – Свободно, удобно, тут тебе и микроклимат, и выпивка... Здорово!
Дэвид Дилбек повернулся к Эрин и сказал, как будто самого Дэррелла не было рядом:
– Перелом у него, похоже, серьезный, Эрин. Ему следовало бы обратиться к врачу.
– Рита починила мне руку, – с оттенком гордости в голосе проговорил Дэррелл. – Рита – это моя старшая сестра.
– Только ей еще и есть до тебя дело, – заметила Эрин. – Только ей.
– Неправда! Анджи я тоже нужен. Анджи любит своего папочку.
– Просто ей весело с тобой – ты же развлекаешь ее, – возразила Эрин, делая ударение на слове «развлекаешь». – А между развлечениями и любовью все-таки есть разница.
– Она любит меня!
Эрин не стала продолжать тему. Может быть, Дэррелл и прав. Ей не хотелось думать об этом сейчас.
– Сколько нам еще ехать? – несколько ворчливым тоном поинтересовался конгрессмен. – А то мне нужно бы выйти.
Эрин пропустила его слова мимо ушей.
– А я сегодня прикончил одного парня, – сообщил ее бывший супруг.
– Правда?
– Да, там, на том корабле.
– За что же?
– Да вот пытаюсь вспомнить.
Эрин решила, что этот инцидент пригрезился Дэрреллу. Однако он продолжал:
– Знаешь, на самом деле это совсем не так, как я себе представлял. В смысле – что я буду чувствовать, когда убью кого-нибудь...
– Ты завираешься, как обычно, – прервала его Эрин, думая про себя: «Что же мне с ним делать? Ведь он сорвет весь мой план насчет конгрессмена».
– Я заберу Анджи, и мы уедем, – вдруг резко сменил тему Дэррелл.
– Ты шутишь? Да тебе прямая дорога за решетку!
– Нет, в Аризону. В инвалидно-колясочную столицу Северной Америки!
– Свихнувшийся ублюдок.
– И я увезу с собой нашу дочь.
– Прежде я пристрелю тебя, – отрезала Эрин.
Внезапно Дэвид Дилбек начал всхлипывать и дергать дверную ручку, но притих, когда Эрин ткнула ему в щеку дулом своего тридцатидвухкалиберного.
Дэррелл Грант поморщился.
– С каких это пор ты ходишь с пушкой? Терпеть их не могу.
– Моя предстательная железа... – начал было Дилбек.
– А ну, цыц – вы оба! – грозно прикрикнула Эрин.
Дэррелл почесал себе щеку концом клюшки.
– Скажи хотя бы, куда мы все-таки направляемся. Эй, водила, твоя понимать американский?
Пьер и ухом не повел.
– Я скажу тебе, куда мы едем, – ответила Эрин. – Нам предстоит увидеть нашего конгрессмена в действии.
* * *
В начале октября сахарный тростник, растущий на берегах озера Окичоби, зелен и кустист; к этому времени он успевает вымахать до десяти футов в высоту. Эти земли – наиболее плоская часть Флориды. Проезжая по ним на машине, не видишь из окна ничего, кроме сплошного зеленого моря тростника, расстилающегося, куда ни кинь взгляд, до самого горизонта. Примерно через месяц сюда прибывает почти две тысячи сезонных рабочих из карибских стран; они начинают рубить тростник, и тогда сахарные заводы работают день и ночь без перерыва – до самого окончания сезона. Однако в начале октября на поля выходит техника: сначала странного вида, похожие на гигантских крабов, комбайны срезают тростник и укладывают его рядами, а затем другие машины подбирают его и доставляют на завод, где стебли сначала измельчают, чтобы потом отправить под пресс.
Конгрессмен Дэвид Дилбек не слишком задумывался ни над научной, ни над технической стороной возделывания сахарного тростника. Ему вполне хватало того, что Рохо – симпатичные, воспитанные и щедрые люди. Конечно, их огромные взносы на его предвыборные кампании имели большое значение, но Дилбек продал бы свой голос в конгрессе даже за одну возможность пользоваться время от времени их роскошной яхтой. Также его весьма устраивало общество молодого Кристофера, разделявшего его любовь к «клубничке» и никогда не отказывающегося поучаствовать в подобного рода развлечениях. Внимание богатых и могущественных людей составляло для Дэвида Дилбека весьма приятную – и лестную – сторону его деятельности на посту члена конгресса.
Конгрессмен не усматривал ничего плохого в поддержке цен на сахар, которые сделали Рохо мультимиллионерами. В конце концов, Большая пшеница, Большое молоко и Большой табак точно так же годами доили налогоплательщиков, мелодраматически разглагольствуя о своих обязательствах перед «фермерской семьей» Почему бы не сделать того же самого и Большому сахару? Не мешала Дилбеку спокойно спать по ночам и мысль об ущербе, наносимом экономике бедных Карибских стран: основой ее являлось сельское хозяйство, точнее – возделывание сахарного тростника, а при таком положении вещей доступ этим странам на сахарный рынок Соединенных Штатов оказывался закрыт. Конгрессмена не тревожил и тот факт, что производители сахара ежегодно сбрасывали в Эверглейдс миллиарды галлонов промышленных вод вместе со всем тем, что они несли с собой Честно говоря, ему вообще не было дела до Эверглейдс, еле текущая вода, болота, ряска да разная мелкая водяная живность – что там хорошего? Как-то раз, в рамках своей очередной кампании, конгрессмену пришлось посетить небольшой городок Миккоусьюки, и там ему предложили прокатиться на катере на воздушной подушке. Эрб Крэндэлл, настоятельно посоветовал принять приглашение: что может быть лучше, чтобы нащелкать эффектные снимки! Но, когда катер достиг Шарк-ривер, внезапно кончилось горючее, и Дилбек провел два ужасных часа за вытаскиванием из ушей раздувшихся от крови москитов.
– В свинарниках, в сточном желобе, вода и то чище, – сказал он Эрин.
Она завела весьма неприятный ему разговор на тему его верной службы семейству Рохо.
– Как ты думаешь, откуда берется та вода, которую мы пьем? – Она махнула рукой за окошко лимузина. – Вот отсюда, Дэви. А твои друзья загаживают эту воду удобрениями и прочим дерьмом.
Дэрреллу Гранту было до одурения скучно. Он несколько раз пытался вызвать на разговор чернокожего водителя, но безуспешно. Многорядное шоссе перешло в неосвещенное двухрядное. Дэррелл узнал: оно фигурировало на картах под номером 27. Теперь лимузин несся в полной темноте, оставшийся далеко позади город неясно рисовался на востоке желтоватым пятнышком света. Дэррелл не мог сообразить, куда это и зачем везет их Эрин. Всю дорогу она долбила этого придурка в ковбойском наряде какими-то упреками. Кто он ей – новый богатенький хахаль? Не иначе как она решила порастрясти его денежки. Что ж, она всегда была стервой.
Дэррелл пытался сложить в голове какой-нибудь план, однако из-за принятых наркотиков ему никак не удавалось сосредоточиться. Единственное, чего ему действительно хотелось сейчас, – это завалиться спать эдак на полгодика.
Была половина одиннадцатого, когда они доехали до Бель-Глейд («Его земля – его будущее», утверждал установленный при въезде в город лозунг). Пьер свернул с шоссе и медленно повел машину через пустой и безлюдный поселок сезонных рабочих-мигрантов. Дилбек, встревоженный тем, что видел вокруг, велел Пьеру прибавить скорость, пока из этих трущоб не повыскакивали какие-нибудь головорезы и не напали на лимузин.
– Знаешь, тут такие места... – начал было он, обращаясь к Эрин.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – перебила его она, – что ты когда-нибудь бывал здесь?
– К чему ты клонишь? – с ноткой раздражения в голосе спросил конгрессмен. Окутывавшее его теплое облако – эффект солидного количества выпитого «Корбеля» – рассеялось, оставив вместо себя стучащую в голове боль.
Пьер снова выехал на шоссе и продолжал гнать машину до тех пор, пока она не оказалась в окружении сплошного моря зеленого тростника. Эрин попросила шофера остановиться.
– Он не понимает по-английски, – нетерпеливо произнес Дилбек.
– Да неужели?
Пьер съехал с асфальта и остановил машину, однако мотор не выключил.
– Ну что ж, выходим, – с широкой улыбкой сказала Эрин. – Дэви, не забудь нашу игрушку.
Дилбек подозрительно воззрился в окружавшую их темноту.
* * *
Перед началом рубки тростник обычно поджигают: во-первых, чтобы обгорели верхушки стеблей и ближайшие к ним листья, ненужные для производства сахара, а во-вторых, чтобы изгнать с полей обитающих там животных и насекомых. В разгар сезона уборки дым поднимается над полями огромными столбами, заволакивая иногда все небо. Однако эта ночь была хрустально чиста: небо усыпали огромные звезды, каких никогда не увидишь в городе, а над горизонтом низко висел серп убывающей луны.
Пьер вышел из лимузина и распахнул заднюю дверцу. Первым вылез конгрессмен, держа в руках длинный тонкий коричневый сверток. Следом выбрался Дэррелл Грант, не слишком твердо державшийся на ногах; при этом он несколько раз грохнул концом своей клюшки о стенки машины. Последней вышла Эрин, осторожно ступая на высоченных каблуках. Пистолет она по-прежнему держала в руке; Пьер дал ей еще небольшой фонарик.
Дэррелл Грант пожаловался, что кишечник у него переполнен газами, и сказал, что лучше останется здесь.
– Останешься, останешься. В багажнике. – Эрин указала зажатым в руке пистолетом. – Пьер, приготовьте будуар для мистера Гранта.
Гаитянин повиновался. Он открыл багажник и задвинул вглубь какие-то лежавшие в нем вещи, чтобы было не так тесно.
– В багажнике? – Дэррелл Грант с размаху хлопнул конгрессмена по спине. – Я же говорил тебе, что она убийца по натуре!
Дэвид Дилбек выглядел встревоженным.
– Эрин, у меня не слишком здоровое сердце.
– А у кого оно здоровое? Давай, Дэррелл, залезай в багажник, – и она направила ему в лицо свет фонарика.
– Ты что – собираешься пристрелить меня? – Он слабо хихикнул. – Мне что-то не верится.
– Давай, забирайся, – повторила Эрин. – Полежи, вздремни.
Дэррелл Грант тяжело привалился к крылу автомобиля.
– Знаешь, мне до смерти хочется спросить у тебя кое-что. Как ты это делаешь? Я имею в виду – как ты можешь трясти своими прелестями перед чужими мужиками? – Он презрительно ткнул в конгрессмена концом клюшки для гольфа. – Перед такими вот старыми чокнутыми хрычами. Просто не представляю, как ты можешь.
– Все дело в музыке, Дэррелл.
– А на мужиков что же – тебе наплевать? Ни за что не поверю!
– Все мужчины самонадеянны.
Дилбек жалобно простонал:
– Мне срочно нужно! Я не могу больше!
Эрин взмахнула фонариком в сторону зарослей тростника.
– Ну, так иди и делай, что тебе надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75