Отсюда следовало, что своим отменным здоровьем по крайней мере эти трое были обязаны матушке-Природе, а не его методам лечения.
Теперь у него появился повод заняться и моим здоровьем, которое могло пострадать в результате бессонницы.
– Это снадобье бесчисленное число раз было опробовано в Европе. Оно лечит не только от бессонницы, но и от многих других хворей, а также заживляет раны. Если я пущусь перечислять тебе все чудеса, которых добился благодаря ему, ты мне не поверишь. Называется оно большой ликер, его производят в Венеции, в Медвежьей бакалейной лавке, что на площади Сан-та-Мария-Формоза. Изготовление требует немалого времени и должно быть закончено не позднее сентября. – Он с нежной улыбкой на устах вытащил из своих бесчисленных котомок, чье содержимое и без того уже превратило кухню в лавку фармацевта, глиняный сосуд необычной формы. – Начинают его готовить весной, с кипячения двадцати фунтов обычного растительного масла с двумя фунтами белого выдержанного вина…
Пока Кристофано с присущим ему тщанием перечислял ингредиенты своего зелья, не забывая распространиться о чудодейственных качествах каждого из них, мой мозг продолжал лихорадочно работать. Периодически до меня продолжали долетать отдельные фразы нашего беззаветного эскулапа.
– …и вот теперь, когда наступил сентябрь, мы добавили в него бальзамину, а также побольше изысканной виноградной водки из камор мэтра Пеллегрино…
Новость о том, что Кристофано вновь попользовался закромами моего хозяина в лечебных целях, пробилась-таки к моему сознанию и прервала поток дум, одолевавших меня с утра. Моя рассеянность бросилась Кристофано в глаза:
– Что занимает твой ум и сердце?
Я поведал ему, в каких невеселых мыслях проснулся сегодня: если, как утверждают астрологи, наше существование управляется планетами и звездами, значит, все бессмысленно, в том числе и чудодейственные микстуры, припарки и мази вместе взятые, над которыми он столько корпит. Подметив его озадаченный взгляд, я поспешил извиниться, сославшись на переутомление.
– То-то я смотрю, ты какой-то не такой. И откуда только у тебя эдакие мысли? Надо признать, ты недалек от истины. Сам я придаю астрологии немалое значение. Многие мои коллеги посмеиваются над этой наукой, я же отвечаю им словами Галена: Astrologiam ignorantes sunt peiores spiculatoribus et homicidis.Что означает: врачи, игнорирующие астрологию, хуже мошенников и убийц. Можно вспомнить, что говорили и писали по этому поводу Гиппократ, Скот и другие опытные эскулапы, к которым я присоединяюсь, чтобы, в свою очередь, посмеяться над скептиками из числа собратьев.
Завершая приготовление большого ликера, Кристофано довел до моего сведения, что, согласно мнению иных, чума – результат совместного воздействия на Землю Сатурна, Юпитера и Марса, сошедшихся вместе 24 марта 1345 года. Точно так же первая вспышка французской болезни была вызвана взаимодействием Марса и Сатурна.
– Membrum ferro ne percutito, cum Luna signum tenuerit, quod membro illi dominatur,– продекламировал он. – Да воздержится хирург отсечь член, соответствующий знаку Зодиака, в котором пребывает в этот день Луна, особенно если ей угрожает Сатурн или Марс, чье воздействие на человеческое здоровье чревато последствиями. Так, если гороскоп больного указывает на негативный результат для той или иной болезни, врачу пристало попытаться спасти его, применяя лечение в те дни, которые указаны как наиболее благоприятные.
– Выходит, каждому созвездию соответствует определенная часть тела?
– Именно так. Когда Луна в Овне, а Марс с Сатурном ей противостоят, следует избегать оперативного вмешательства на черепе, лице и глазах; когда Луна в Тельце – операций на шее, затылке и горле; Луна в Близнецах – операций на плечах, руках и кистях; Луна в Раке – на груди, легких и желудке; Луна во Льве – на сердце, спине, печени; в Деве – на животе; в Весах – на берцовых костях, почках, пупке и кишках; в Скорпионе – на мочевом пузыре, лобке, хребте, гениталиях и в заду; в Стрельце – на бедрах; в Козероге – на коленях; в Водолее – на ногах; в Рыбах – на ступнях и пятках. Уф!
И добавлю, что нет более подходящего момента для очищения организма, как тот, когда Луна находится в Скорпионе или Рыбах. Зато когда Луна в знаках жвачных животных вкупе с возвратными планетами, следует воздержаться от применения какого-либо медикаментозного лечения, ибо пациент подвержен риску отдать его обратно, попросту говоря, блевануть, и все пойдет насмарку. «Луна в жвачных – жди ухудшений у больных», – так учил несравненный Гермес. А в этом году так и было: весной и зимой четыре возвратные планеты, три из которых – в жвачных знаках.
– Что ж это получается, наши жизни – это бесконечные сражения планет?
– Вовсе нет. Это лишь доказывает, что с помощью светил, как и с помощью всего остального, созданного Творцом, человек может выстроить свое счастье или несчастье. Ему предстоит хорошенько распорядиться интуицией, умом и мудростью, которыми наградил его Господь. Что же касается влияния планет на состояние больного, то к этому нужно скорее относиться как к подсказке, а не указанию к действию.
Кристофано не отрицал влияния звезд на человеческую судьбу, но отдавал первенство способности человека использовать свой разум, а также божественной воле. Я почувствовал облегчение.
С кухонными хлопотами было покончено. На завтрак я приготовил хлебную похлебку с рисовой мукой, кусочки копченого осетра, отжал сок из лимона и сдобрил все щепотью корицы. Кристофано освободил меня, снабдив бутылкой большого ликера от бессонницы: принимать по капле внутрь и растирать грудь перед сном.
– Помни, это снадобье применяется также для залечивания ран и против боли. За исключением язв, появляющихся при французской болезни.
Поднимаясь к себе, я услышал звуки гитары: Девизе вновь исполнял полонившее меня рондо, производящее и на остальных постояльцев успокаивающее действие.
Поравнявшись с третьим этажом, я услышал свое имя, произнесенное шепотом. Перегнувшись через перила и заглянув в коридор, я увидел красные чулки аббата Мелани.
– Твой сироп принес мне большое облегчение. Не принесешь ли ты мне еще? – громко проговорил он, опасаясь присутствия поблизости Кристофано, а сам принялся неистово махать руками, зазывая к себе, где меня, видимо, ожидали какие-то важные новости.
Прежде чем закрыть за мной дверь, он еще раз зачарованно прислушался к звукам рондо.
– О целительная сила музыки! – вздохнул он и решительно двинулся к столу. – Итак, приступим к нашим делам, мой милый. Видишь эти бумаги? В них столько труда, что ты и вообразить не можешь.
Связка испещренных мелким убористым почерком листков, прежде при моем появлении закрываемая аббатом рукой, теперь лежала передо мной на самом виду.
Он рассказал, что уже давно занят составлением путеводителя по Риму для французских путешественников, поскольку, на его взгляд, существующие труды подобного рода не отвечают запросам чужестранцев и не отдают должного античным памятникам и произведениям искусства, которыми изобилует этот город. Он показал мне последнюю главу, написанную им в Париже и посвященную церкви Сант-Атаназио-деи-Гречи.
– И что же? – присаживаясь, спросил я.
– А вот что. Я надеялся на досуге завершить сей труд и только собрался утром засесть за него, как меня осенило.
Четырьмя годами ранее, в 1679 году, с Атто Мелани приключилась одна странная и неожиданная история… И именно в церкви Сант-Атаназио. Отдав должное благородному фасаду творения Мартино Лонги, он вошел внутрь. Любуясь полотном Трабальдези в боковом приделе, он вдруг невольно отшатнулся, не сразу заметив, что не один.
В полумраке храма он различил пожилого священника, судя по шапочке, принадлежавшего к ордену иезуитов. Сгорбленный, с трясущимися руками и верхней половиной туловища, он опирался на палочку, мало этого – передвигаться ему помогали две молодые девушки. Его седая борода отличалась необыкновенной ухоженностью, довольно благообразное лицо напоминало сморщенное яблоко, однако два голубых, похожих на буравчики глаза жили своей жизнью и наводили на мысль о том, что в прошлом он не был лишен ни красноречия, ни ума.
Заглянув этими своими пронзительными глазами в самую душу Атто, старец вдруг заявил:
– Ваши глаза… не лишены магнетизма.
Слегка забеспокоившись, Мелани вопросительно уставился на сопровождавших прелата девиц, по-видимому, служанок. Но те хранили молчание, словно без позволения не осмеливались заговорить.
– Искусство магнетизма – весьма важно для этого мира, сын мой, и ежели ты превзойдешь Катоптрическую Гномонику или Новую Горологиографию, ты без труда опередишь всех коптских предшественников.
Служанки словно в рот воды набрали, видно, подобное не раз уже случалось в их присутствии.
– Если ты уже следуешь по Небесному Восхитительному Пути, – заговорил вновь старец надтреснутым голосом, – тебе ни к чему мальтийские астрономические обсерватории, физические и медицинские споры, ибо великое искусство света и тени, переплавленное в диатрибу Дивных Крестов и Новой Полиграфии, даст тебе всю Арифмологию, Музургию и Фонургию, которые станут необходимы тебе.
Аббат Мелани лишился дара речи и прирос к месту.
– Однако вопрос в том, можно ли изучать Искусство магнетизма, являющееся неотъемлемой частью человека? – добавил старый прелат. – Магнит обладает магнетизмом, о да! Но Vis Magneticaисходит и от человека, и от музыки. Это тебе известно.
– Вы меня знаете? – справившись с оторопью, спросил Мелани, которому пришло в голову, что старик мог знать его как певца.
– Магнетическая Сила музыки воздействует, к примеру, на тарантулов, – продолжал тот между тем, словно Атто ни о чем его не спрашивал. – Ею можно лечить от ужаления тарантула и много чего еще. Понятна ли моя мысль?
Не успел Атто ответить, как старик зашелся в клокочущем глухом смехе, казалось, бившем его изнутри. По его членам распространилась сильнейшая дрожь, и спутницам пришлось удерживать его с двух сторон, предупреждая от падения. Приступ веселости был сродни мучительной судороге, чудовищно исказившей черты его благообразного лица; на глазах выступили слезы.
– Но чу! – задыхаясь, продолжал он. – Магнит имеет свойство затаиваться в Эросе, и отсюда может проистекать грех. У тебя магнетический взгляд, но Господь отвергает грех. Господь не приемлет греха! – Тут он поднял палку и замахнулся на аббата.
Однако служанки остановили его, и одна из них повела его к выходу. Кое-кто из прихожан удивленно наблюдал за происходящим. Мелани спросил у второй девушки: «Почему он ко мне подошел?»
Одолев робость, она пояснила, что старик часто пристает к незнакомцам, обрушивая на них поток ученых слов.
– Он из Германии, автор многих трудов. Но ныне, когда разум оставил его, то и дело повторяет названия своих сочинений. Монахи обители стыдятся его и редко дозволяют выходить в город, он часто путает живых и мертвых. Однако он не всегда в таком состоянии. Мы с сестрой сопровождаем его на прогулках и порой становимся свидетельницами того, как к нему возвращается разум. Он даже пишет письма и поручает нам отправлять их.
Когда аббат выслушал эту трогательную историю, раздражение его как рукой сняло.
– Как звать его?
– Он человек известный. Отец Атаназиус Кирхер.
Удивлению моему не было предела.
– Как? Кирхер? Тот самый, который раскрыл тайну чумы?! – воскликнул я, вспомнив, как оживленно обсуждали постояльцы эту тему в самом начале карантина.
– Он самый, – подтвердил Атто. – Видно, пора тебе узнать, кто такой на самом деле Кирхер. Без этого многого не понять.
Звезда Кирхера с его беспредельной ученостью взошла некогда на научном небосклоне, и долгие годы к каждому его слову относились как к откровению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Теперь у него появился повод заняться и моим здоровьем, которое могло пострадать в результате бессонницы.
– Это снадобье бесчисленное число раз было опробовано в Европе. Оно лечит не только от бессонницы, но и от многих других хворей, а также заживляет раны. Если я пущусь перечислять тебе все чудеса, которых добился благодаря ему, ты мне не поверишь. Называется оно большой ликер, его производят в Венеции, в Медвежьей бакалейной лавке, что на площади Сан-та-Мария-Формоза. Изготовление требует немалого времени и должно быть закончено не позднее сентября. – Он с нежной улыбкой на устах вытащил из своих бесчисленных котомок, чье содержимое и без того уже превратило кухню в лавку фармацевта, глиняный сосуд необычной формы. – Начинают его готовить весной, с кипячения двадцати фунтов обычного растительного масла с двумя фунтами белого выдержанного вина…
Пока Кристофано с присущим ему тщанием перечислял ингредиенты своего зелья, не забывая распространиться о чудодейственных качествах каждого из них, мой мозг продолжал лихорадочно работать. Периодически до меня продолжали долетать отдельные фразы нашего беззаветного эскулапа.
– …и вот теперь, когда наступил сентябрь, мы добавили в него бальзамину, а также побольше изысканной виноградной водки из камор мэтра Пеллегрино…
Новость о том, что Кристофано вновь попользовался закромами моего хозяина в лечебных целях, пробилась-таки к моему сознанию и прервала поток дум, одолевавших меня с утра. Моя рассеянность бросилась Кристофано в глаза:
– Что занимает твой ум и сердце?
Я поведал ему, в каких невеселых мыслях проснулся сегодня: если, как утверждают астрологи, наше существование управляется планетами и звездами, значит, все бессмысленно, в том числе и чудодейственные микстуры, припарки и мази вместе взятые, над которыми он столько корпит. Подметив его озадаченный взгляд, я поспешил извиниться, сославшись на переутомление.
– То-то я смотрю, ты какой-то не такой. И откуда только у тебя эдакие мысли? Надо признать, ты недалек от истины. Сам я придаю астрологии немалое значение. Многие мои коллеги посмеиваются над этой наукой, я же отвечаю им словами Галена: Astrologiam ignorantes sunt peiores spiculatoribus et homicidis.Что означает: врачи, игнорирующие астрологию, хуже мошенников и убийц. Можно вспомнить, что говорили и писали по этому поводу Гиппократ, Скот и другие опытные эскулапы, к которым я присоединяюсь, чтобы, в свою очередь, посмеяться над скептиками из числа собратьев.
Завершая приготовление большого ликера, Кристофано довел до моего сведения, что, согласно мнению иных, чума – результат совместного воздействия на Землю Сатурна, Юпитера и Марса, сошедшихся вместе 24 марта 1345 года. Точно так же первая вспышка французской болезни была вызвана взаимодействием Марса и Сатурна.
– Membrum ferro ne percutito, cum Luna signum tenuerit, quod membro illi dominatur,– продекламировал он. – Да воздержится хирург отсечь член, соответствующий знаку Зодиака, в котором пребывает в этот день Луна, особенно если ей угрожает Сатурн или Марс, чье воздействие на человеческое здоровье чревато последствиями. Так, если гороскоп больного указывает на негативный результат для той или иной болезни, врачу пристало попытаться спасти его, применяя лечение в те дни, которые указаны как наиболее благоприятные.
– Выходит, каждому созвездию соответствует определенная часть тела?
– Именно так. Когда Луна в Овне, а Марс с Сатурном ей противостоят, следует избегать оперативного вмешательства на черепе, лице и глазах; когда Луна в Тельце – операций на шее, затылке и горле; Луна в Близнецах – операций на плечах, руках и кистях; Луна в Раке – на груди, легких и желудке; Луна во Льве – на сердце, спине, печени; в Деве – на животе; в Весах – на берцовых костях, почках, пупке и кишках; в Скорпионе – на мочевом пузыре, лобке, хребте, гениталиях и в заду; в Стрельце – на бедрах; в Козероге – на коленях; в Водолее – на ногах; в Рыбах – на ступнях и пятках. Уф!
И добавлю, что нет более подходящего момента для очищения организма, как тот, когда Луна находится в Скорпионе или Рыбах. Зато когда Луна в знаках жвачных животных вкупе с возвратными планетами, следует воздержаться от применения какого-либо медикаментозного лечения, ибо пациент подвержен риску отдать его обратно, попросту говоря, блевануть, и все пойдет насмарку. «Луна в жвачных – жди ухудшений у больных», – так учил несравненный Гермес. А в этом году так и было: весной и зимой четыре возвратные планеты, три из которых – в жвачных знаках.
– Что ж это получается, наши жизни – это бесконечные сражения планет?
– Вовсе нет. Это лишь доказывает, что с помощью светил, как и с помощью всего остального, созданного Творцом, человек может выстроить свое счастье или несчастье. Ему предстоит хорошенько распорядиться интуицией, умом и мудростью, которыми наградил его Господь. Что же касается влияния планет на состояние больного, то к этому нужно скорее относиться как к подсказке, а не указанию к действию.
Кристофано не отрицал влияния звезд на человеческую судьбу, но отдавал первенство способности человека использовать свой разум, а также божественной воле. Я почувствовал облегчение.
С кухонными хлопотами было покончено. На завтрак я приготовил хлебную похлебку с рисовой мукой, кусочки копченого осетра, отжал сок из лимона и сдобрил все щепотью корицы. Кристофано освободил меня, снабдив бутылкой большого ликера от бессонницы: принимать по капле внутрь и растирать грудь перед сном.
– Помни, это снадобье применяется также для залечивания ран и против боли. За исключением язв, появляющихся при французской болезни.
Поднимаясь к себе, я услышал звуки гитары: Девизе вновь исполнял полонившее меня рондо, производящее и на остальных постояльцев успокаивающее действие.
Поравнявшись с третьим этажом, я услышал свое имя, произнесенное шепотом. Перегнувшись через перила и заглянув в коридор, я увидел красные чулки аббата Мелани.
– Твой сироп принес мне большое облегчение. Не принесешь ли ты мне еще? – громко проговорил он, опасаясь присутствия поблизости Кристофано, а сам принялся неистово махать руками, зазывая к себе, где меня, видимо, ожидали какие-то важные новости.
Прежде чем закрыть за мной дверь, он еще раз зачарованно прислушался к звукам рондо.
– О целительная сила музыки! – вздохнул он и решительно двинулся к столу. – Итак, приступим к нашим делам, мой милый. Видишь эти бумаги? В них столько труда, что ты и вообразить не можешь.
Связка испещренных мелким убористым почерком листков, прежде при моем появлении закрываемая аббатом рукой, теперь лежала передо мной на самом виду.
Он рассказал, что уже давно занят составлением путеводителя по Риму для французских путешественников, поскольку, на его взгляд, существующие труды подобного рода не отвечают запросам чужестранцев и не отдают должного античным памятникам и произведениям искусства, которыми изобилует этот город. Он показал мне последнюю главу, написанную им в Париже и посвященную церкви Сант-Атаназио-деи-Гречи.
– И что же? – присаживаясь, спросил я.
– А вот что. Я надеялся на досуге завершить сей труд и только собрался утром засесть за него, как меня осенило.
Четырьмя годами ранее, в 1679 году, с Атто Мелани приключилась одна странная и неожиданная история… И именно в церкви Сант-Атаназио. Отдав должное благородному фасаду творения Мартино Лонги, он вошел внутрь. Любуясь полотном Трабальдези в боковом приделе, он вдруг невольно отшатнулся, не сразу заметив, что не один.
В полумраке храма он различил пожилого священника, судя по шапочке, принадлежавшего к ордену иезуитов. Сгорбленный, с трясущимися руками и верхней половиной туловища, он опирался на палочку, мало этого – передвигаться ему помогали две молодые девушки. Его седая борода отличалась необыкновенной ухоженностью, довольно благообразное лицо напоминало сморщенное яблоко, однако два голубых, похожих на буравчики глаза жили своей жизнью и наводили на мысль о том, что в прошлом он не был лишен ни красноречия, ни ума.
Заглянув этими своими пронзительными глазами в самую душу Атто, старец вдруг заявил:
– Ваши глаза… не лишены магнетизма.
Слегка забеспокоившись, Мелани вопросительно уставился на сопровождавших прелата девиц, по-видимому, служанок. Но те хранили молчание, словно без позволения не осмеливались заговорить.
– Искусство магнетизма – весьма важно для этого мира, сын мой, и ежели ты превзойдешь Катоптрическую Гномонику или Новую Горологиографию, ты без труда опередишь всех коптских предшественников.
Служанки словно в рот воды набрали, видно, подобное не раз уже случалось в их присутствии.
– Если ты уже следуешь по Небесному Восхитительному Пути, – заговорил вновь старец надтреснутым голосом, – тебе ни к чему мальтийские астрономические обсерватории, физические и медицинские споры, ибо великое искусство света и тени, переплавленное в диатрибу Дивных Крестов и Новой Полиграфии, даст тебе всю Арифмологию, Музургию и Фонургию, которые станут необходимы тебе.
Аббат Мелани лишился дара речи и прирос к месту.
– Однако вопрос в том, можно ли изучать Искусство магнетизма, являющееся неотъемлемой частью человека? – добавил старый прелат. – Магнит обладает магнетизмом, о да! Но Vis Magneticaисходит и от человека, и от музыки. Это тебе известно.
– Вы меня знаете? – справившись с оторопью, спросил Мелани, которому пришло в голову, что старик мог знать его как певца.
– Магнетическая Сила музыки воздействует, к примеру, на тарантулов, – продолжал тот между тем, словно Атто ни о чем его не спрашивал. – Ею можно лечить от ужаления тарантула и много чего еще. Понятна ли моя мысль?
Не успел Атто ответить, как старик зашелся в клокочущем глухом смехе, казалось, бившем его изнутри. По его членам распространилась сильнейшая дрожь, и спутницам пришлось удерживать его с двух сторон, предупреждая от падения. Приступ веселости был сродни мучительной судороге, чудовищно исказившей черты его благообразного лица; на глазах выступили слезы.
– Но чу! – задыхаясь, продолжал он. – Магнит имеет свойство затаиваться в Эросе, и отсюда может проистекать грех. У тебя магнетический взгляд, но Господь отвергает грех. Господь не приемлет греха! – Тут он поднял палку и замахнулся на аббата.
Однако служанки остановили его, и одна из них повела его к выходу. Кое-кто из прихожан удивленно наблюдал за происходящим. Мелани спросил у второй девушки: «Почему он ко мне подошел?»
Одолев робость, она пояснила, что старик часто пристает к незнакомцам, обрушивая на них поток ученых слов.
– Он из Германии, автор многих трудов. Но ныне, когда разум оставил его, то и дело повторяет названия своих сочинений. Монахи обители стыдятся его и редко дозволяют выходить в город, он часто путает живых и мертвых. Однако он не всегда в таком состоянии. Мы с сестрой сопровождаем его на прогулках и порой становимся свидетельницами того, как к нему возвращается разум. Он даже пишет письма и поручает нам отправлять их.
Когда аббат выслушал эту трогательную историю, раздражение его как рукой сняло.
– Как звать его?
– Он человек известный. Отец Атаназиус Кирхер.
Удивлению моему не было предела.
– Как? Кирхер? Тот самый, который раскрыл тайну чумы?! – воскликнул я, вспомнив, как оживленно обсуждали постояльцы эту тему в самом начале карантина.
– Он самый, – подтвердил Атто. – Видно, пора тебе узнать, кто такой на самом деле Кирхер. Без этого многого не понять.
Звезда Кирхера с его беспредельной ученостью взошла некогда на научном небосклоне, и долгие годы к каждому его слову относились как к откровению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102