Тут отец Робледа вынул еще один смятый лист бумаги с нотными линейками.
– А на каких инструментах исполняется эта мелодия?
– Простой люд Таранта исполняет ее на литаврах, лире, цитре, цимбалах и флейтах. И, разумеется, на гитаре, вот как наш Девизе.
– Словом, вы хотите сказать, что Девизе смог бы вылечить Бедфорда, исполняя эту мелодию? – в замешательстве проговорил Кристофано.
– О нет. Эта мелодия годна лишь для укушенных. Нужна какая-то другая.
– Другая? – спросил я.
– Нужно поискать. Предоставим выбор Девизе. Но помните, дети мои: в безнадежных случаях истинная помощь идет от Господа Нашего, поскольку никто еще не изобрел противоядия от чумы.
– Вы правы, святой отец, – отвечал Кристофано, – и я готов довериться теориям вашего собрата Кирхера.
В эту минуту в моем мозгу забрезжило: arcanae obices.
Кристофано, по его собственному признанию, уже не знал, какому святому молиться, лишь бы вытащить Бедфорда с того света, и потому не хотел лишать его этого последнего средства. Меня он просил сохранять пока в тайне безнадежное состояние англичанина и не оповещать постояльцев.
Позднее, когда я разносил ужин, Кристофано известил меня, что первый сеанс лечения музыкой назначен на следующий день, при этом условились с Девизе, что играть он будет, сидя на пороге комнаты Бедфорда.
– Тогда до завтрашнего утра, сударь?
– Я просил Девизе быть готовым приступить к игре тотчас после обеда, поскольку это наиболее подходящая пора: солнце стоит высоко, и энергия музыкальных вибраций будет распространяться наилучшим образом. Доброй ночи.
Восьмая ночь С 18 НА 19 СЕНТЯБРЯ 1683 ГОДА
– Проклятие! Закрыто!
«Этого следовало ожидать», – мелькнуло у меня, покуда Атто пытался открыть люк, ведущий в каретный сарай Тира-корды. Чуть ранее, когда мы пробирались по подземной галерее в сопровождении едва слышно переговаривающихся Угонио и Джакконио, уже тогда эта новая ночная эскапада с целью проникновения в дом папского лекаря казалась мне обреченной на провал. Было ясно: Дульчибени догадался, что мы его выслеживаем. Вряд ли ему могло прийти в голову, что нам удалось зайти так далеко – вплоть до кабинета Тиракорды, но он явно не желал рисковать в то самое время, когда затевал что-то вместе со своим другом, а возможно, и помимо его воли.
– Простите, господин аббат, – обратился я к Атто, который с раздражением избавлялся от грязи, приставшей к рукам, – но может, оно и к лучшему. Если этой ночью Дульчибени не заметит ничего подозрительного, пока будет коротать время за разгадыванием шарад, глядишь, завтра люк и оставят открытым?
– А вот и нет, – сухо возразил Атто. – Он догадывается, что мы не теряем его из виду. Если он что-то задумал, то постарается поскорее осуществить свой план: сегодня или в крайнем случае завтра.
– И что же?
– А то, что нужно любой ценой проникнуть к Тиракорде, Даже если я ума не приложу, как за это взяться. Надо бы…
– Гр-бр-мр-фр! – прервал его Джакконио.
Угонио бросил на него гневный взгляд, словно для того, чтобы укорить.
– Что ж, вот и доброволец, – с довольным видом отозвался Атто.
Чуть позже наша группа распалась на две неравные части Атто, Угонио и я направились по галерее С по направлению к подземной реке. Джакконио предстояло подняться на поверхность через колодец, ведущий из этой галереи на площадь делла Ротонда, неподалеку от Пантеона. Оповещать нас, как он надеялся проникнуть в дом Тиракорды, он наотрез отказался. Мы в мельчайших подробностях описали ему жилище Тиракорды, он же терпеливо дождался конца нашего обстоятельного экскурса, чтобы заявить, что ему это без надобности. Мы даже вручили ему план дома, вычерченный на листке бумаги, с обозначением окон. Но он нашел ему более подходящее применение: стоило нам разойтись, как мы заслышали характерные натужные звуки, сопровождавшие некое действие, при котором листок бумаги как нельзя более кстати. План дома папского эскулапа хоть и просуществовал недолго, но явно пригодился.
– Думаете, ему удастся проникнуть внутрь? – поинтересовался я мнением Мелани.
– Не имею ни малейшего понятия. Мы дотошно описали ему внутреннее расположение помещений в доме, но, сдается мне, он и без нас знает, что да как. Я вот только не выношу этих их манер.
Очень скоро мы добрались до подземной речки, где двумя ночами ранее упустили Дульчибени, улетучившегося непонятно куда. По пути нам то и дело попадались гниющие зловонные крысиные останки. На сей раз мы вышли в путь не с пустыми руками, а как следует подготовившись: по просьбе Атто наши подручные запаслись мотком прочной веревки, железными гвоздями, молотком и шестом, что должно было позволить нам справиться с опасной и неразумной затеей Атто: перебраться через реку.
Приблизившись к реке, мы надолго застыли на берегу, задумчиво созерцая ее воды, казавшиеся более мрачными, недружелюбными и смрадными, чем накануне. На мгновение представив себе падение в этот грязный поток, я вздрогнул. Был неспокоен и Угонио. Я собрал в кулак все свое мужество и с мысленной мольбой обратился к Богу.
Как вдруг Атто шагнул вперед и вперил взгляд в угол, образованный правой стеной нашей галереи с той, по которой пролегло ложе потока. Несколько мгновений он оставался неподвижен, а затем изогнулся и принялся шарить за этим углом.
– Что вы делаете? – испуганно спросил я, видя, какое опасное положение приняло его тело, нависшее над водой.
– Молчи, – шепнул он, жадно ощупывая стену в поисках чего-то.
Боясь, как бы он не потерял равновесие, я был готов броситься к нему на помощь, но он уже откинулся назад, сжимая что-то в руке: это была веревка, которой рыбаки пользуются, чтобы привязывать свои барки к берегам Тибра. Атто стал тянуть ее и наматывать на руку, а когда почувствовал, что дальше не идет, указал нам на реку. В слабом свете нашего фонаря на волнах перед нами качался челн.
– А я-то думал, ты тоже догадался, – чуть погодя, когда мы уже тихонько плыли по течению, сказал мне Атто.
– Правду сказать, нет. А как вы-то догадались?
– Что ж тут мудреного. У Дульчибени было две возможности улизнуть от нес: переплыть реку или поплыть по ней. Во втором случае ему потребовалась бы лодка, причаленная где-то поблизости. Но, когда мы сюда добрались, никакой лодки мы не увидели, да если б она и была, ее снесло бы течением.
– Ежели б лодка была привязана, ее бы также снесло вправо от нас, поскольку протока течет слева направо, туда, где Тибр.
– Правильно. Это означало, что веревка была закреплена каком-то месте по правую руку от точки пересечения двух галерей, то есть по течению. Потому я и искал ее справа. Она была привязана к железному крюку, по всему видать, очень древнему.
Покуда я переваривал новое доказательство небывалой догадливости аббата Мелани, Угонио потихоньку правил с помощью имеющихся на лодке весел. Зрелище, представавшее нашим взорам в свете фонаря, было малоприятным для глаз и однообразно-унылым. Плеск воды о наше утлое суденышко отдавался в каменных сводах галереи.
– Но вы же не были уверены, что Дульчибени воспользовался лодкой, раз сказали «если б была лодка…», – возразил я некоторое время спустя.
– Чтобы докопаться до истины, порой достаточно предположить ее существование.
– Что вы имеете в виду?
– А то: перед лицом необъяснимых либо не подлежащих логическому истолкованию фактов следует представить себе непреложное условие их осуществления, даже если оно и кажется спервоначалу невероятным. То же и в государственных делах.
– Мудрено.
– Самая бессмысленная правда, которая при этом еще и самая мрачная, не оставляет никаких следов, мой мальчик. Помни об этом.
– Означает ли это, что она никогда не будет раскрыта?
– Отнюдь. Есть две возможности. Первая: ты знаешь что-то либо дошел до чего-то умом, но не обладаешь доказательствами.
– И что тогда? – все еще никак не разумея мысль аббата, спросил я.
– Тогда ты достраиваешь доказательства, которых у тебя нет, ради того, чтобы истина явилась на свет, – добродушно отвечал Атто.
– Вы хотите сказать, что можно натолкнуться на ложные доказательства подлинных фактов? – вскричал я, разинув рот от удивления.
– Однако что ж ты удивляешься? Никогда не следует впадать в общую ошибку, состоящую в том, чтобы считать неверным содержание того или иного измысленного документа или доказательства и думать, что верно обратное. Помни об этом, выучишься на газетчика: самые ужасные и непредставимые истины часто скрываются за подложными документами. – А если и таковых нет?
– Тогда, – и это вторая возможность, – тебе не остается ничего, кроме как выдвинуть предположение, а затем проверить его, как я тебе и говорил вначале.
– Значит, так нужно поступить, чтобы разгадать secretum pestis?
– Еще не пришло время. Сперва разберемся с ролями каждого из участников комедии и поймем, что представляет собой сама эта комедия. И, кажется, мне вот-вот это удастся.
Я затаил дыхание, горя нетерпением услышать продолжение.
– Речь идет о заговоре против Наихристианнейшего короля, – торжественно объявил Атто.
– А кто бы это мог его замышлять?
– Очень просто: его супруга, королева.
Видя, с каким недоверием воспринял я его заявление, Атто поспешил освежить мою память. Как мы уже установили, Людовик XIV заключил Фуке в тюрьму, дабы вырвать у него секрет чумы. Но в окружении Фуке было немало людей, как и суперинтендант, униженных либо разоренных государем. В первую очередь Лозен, используемый в Пинероло как подсадная утка, и Большая Мадемуазель, богатая кузина Его Величества, которой король запретил выходить замуж. Далее. Девизе, сопровождавший Фуке в «Оруженосец», был предан королеве Марии-Терезии, которая чего только не натерпелась от короля.
– Однако этого всего недостаточно, чтобы считать их всех заводчиками интриги против короля! – возразил я.
– Верно. Но пораскинь мозгами. Королю вынь да положь нужен был секрет чумы. Фуке отказывался его выдавать, заявляя, что не владеет им. Когда безумное послание Кирхера, найденное нами в подштанниках Дульчибени, попало в руки Кольбера, Фуке был вынужден согласиться, что кое-что знает, дабы спасти как свою жизнь, так и жизнь своих близких. В конце концов между ним и королем был заключен пакт: свобода в обмен на secretion pestis.До сих пор тебе все понятно? – Угу.
– Пойдем дальше. Король победил. Как ты думаешь, рад ли этому Фуке, протомившийся два десятка лет в тюрьме, разоренный, больной?
– Разумеется, нет.
– Так что вполне по-человечески понятной выглядит мысль хоть слегка отыграться перед тем, как отправиться на тот свет так ведь?
– Положим.
– Вот и представь себе: кто-то очень могущественный вырывает у тебя тайну заражения чумой. Она нужна ему любой ценой, поскольку он мечтает стать еще могущественнее. Но ему невдомек, что ты владеешь также секретом противоядия чуме: secretum vitae.Если тебе самому это ни к чему, как ты поступишь?
– Отдам кому-нибудь… ну, как водится, врагу моего врага.
– Браво. Таковых, готовых отомстить королю-Солнце было немало в распоряжении Фуке. И первый среди них Лозен.
– А почему Людовик не догадался о существовании противоядия?
– Это лишь мое предположение. Как ты, конечно, помнишь, в письме Кирхера написано: secretum vitae arcanae obices celant,то есть секрет жизни таится за неведомыми преградамив отличие от секрета заражения чумой. На мой взгляд, Фуке был вынужден сознаться, что владеет secretum morbi,но секрет противоядия сохранил для себя и, воспользовавшись этой фразой, заявил, что Кирхер утаил второй секрет и от него. Суперинтенданту это не составило труда, ибо, зная короля, могу тебя заверить – Его Величество заинтересован в том, чтобы распространять чуму, а не лечить от нее.
– Просто галиматья какая-то.
– И все же в этом есть логика. Слушай дальше. Кому мог бы причинить вред король, владея секретом заражения чумой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102