Ты, наверно, можешь только коров пасти?
Индра едва сдержался, чтобы не расплакаться. Что-то подсказывало ребёнку, что слезы сейчас принесут ему больше горя, чем утешения, совсем лишив мальчика достоинства в глазах этих людей.
Кутса, видя старания чужака, ехидно спросил:
– Ты что, плакса?
– Я… я? – всхлипывая, но не сдаваясь своим чувствам, промычал приёмный сын Гарджи. – А мой отец зато… умеет срезать дудочки!
Индра крикнул это так яростно, так звонко, что все присутствующие обернулись.
– Подумаешь, дудочки, – усмехнулся краснощёкий.
– И бороться я умею! – Индра ринулся на обидчика, который к тому же был на голову выше. Кутса, схватив малыша за плечи, попытался перевернуть его на землю, но не совладал, и чуть сам не растянулся. К своему позору и ко всеобщему восторгу зрителей, наблюдавших за поединком.
– И совсем… даже… не лучше, – задыхаясь от натуги проговорил он, сдерживая Индру и получая при этом пинки по ногам. Кутса был сильнее, и натиск Индры стал ослабевать. Взрослые не вмешивались в ход боевых действий, воспринимая стычку с иронией и даже с умилением. И вдруг произошло то, что заставило всех забыть о потешности этой забавы, чтобы потом разразиться бурным восторгом. Уже побеждавший Кутса, склонившийся над Индрой, почти вплотную приник ухом к носу противника. И малыш не преминул этим воспользоваться. Понимая, что он проигрывает, Индра со всей мочи рявкнул задире в ухо. Рявкнул так, что тот оттолкнул его и схватился за голову. Обведя всех вокруг растерянным взглядом, Кутса вдруг заревел, успев только несвязно пролепетать:
– А чего он…
Это была победа! Неожиданная и бесспорная. Кто бы возразил, что Индра придумал честный приём по своим силам?
– А этот марутий прикормыш способен за себя постоять! – заметил Ашока, скосив взгляд на стоящего рядом Гарджу. Воин услышал то, что было адресовано только его ушам.
Обведя толпу недружелюбным взглядом, Индра вдруг натолкнулся на спокойные и даже равнодушные глаза, для которых всё происходившее не значило ровным счётом ничего. Это были глаза девочки. Столь ухоженной, опрятной и чопорной, что мальчик из горной долины мог бы заподозрить это явление в жизненной неправдоподобности. Они смотрели друг на друга не отводя взгляда.
Наконец Индра очнулся и, переполняемый достоинством направился к отцу.
– Ну что, ты рад своей победе? – спросил Гарджа. – Вот видишь, мы ещё и дня не прожили в Амаравати, а ты уже успел нажить здесь себе врага.
Еду выложили под деревьями, прямо на траве. Женщины в белых окутах носили посуду с творогом и потрохами. Большой бочан, из которого ковшом черпали мутную, пенистую суру, не имел покоя. Суру плескали по мискам, и трава по всему их хождению давно стала мокрой.
К Индре, тихо сидевшему в стороне под деревом, прилёг долговязый размахай с поломанными передними зубами и порезанным лицом.
– Скажи-ка, малый, – дружливо заговорил он, – а кто твоя мать?
Индра повторил фразу, которой его научил Гарджа:
– Отец не успел спросить её имя.
– Да? – задумчиво произнёс великан. – Не успел? А откуда тогда он тебя взял, детей-то пока ещё рожают женщины?
Индра ничего не понял, но решил, что это не очень хороший человек и лучше держаться от него подальше. Мальчик поднялся и пошёл искать Гарджу.
А Гарджа рассматривал приручённых Ашокой оленей.
– Вот эта может укусить, не подходи ближе, – сказал хозяин дома. Перестав всего бояться, они совсем потерялись в выборе манер. Потому что Праджапати не научил их, как поступать, преодолев страх.
– Да, – вздохнул Гарджа, – со страхом иногда жить проще.
Ашока пришурил глаза:
– Послушай, рано или поздно мальчишку начнут искать. Ты знаешь, чей он сын?
– Нет.
– Он сын Виштара.
– Но ведь от него отказалась мать. Мне так сказали.
– Это ничего не значит. Он сын вождя. Его родичам сейчас приходится туго. Вражда родов.
– Вражда? С кем?
– Да, давно ты не был в Амаравати.
– Мальчик останется у меня. Мы сделаем из него марута. По всем правилам… Они от него отказались.
– Его родичам понадобится сын Виштара.
– Они от него отказались.
– Они могли его спрятать. Таким образом. Чтобы сохранить сына вождя.
Гарджа задумался, потом покачал головой:
– Нет, они от него отказались. Теперь он марут.
Человек с татуированным лицом не стал больше спорить.
* * *
Индра уснул только под утро. На новом месте не спалось. Да и лежак ему определили не из самых мягких. Ашока сказал, что у марутов нет постелей. Они спят на том, что носят с собой. Индра сразу же понял, зачем Гарджа таскает такой плотный и длинный плащ. Но у мальчика не было хорошего плаща. В пути Индра подвёртывался отцу под бок и ни о чём не думал. Индра вовсе не думал, что настоящим домом воину служит только его одежда. Теперь же для Индры не нашлось ни подстилки, ни охапки сена. Здесь не принято было зависеть от других. В том, что касалось твоего удобства и благополучия. Потому мальчик улёгся прямо на землю, взрыхлив её предварительно ножом.
Индре полагалось ночевать среди таких же, как и он, мальчиков, в отведённом для их ночлега доме. Дом этот вообще не имел стен и скорее походил на стойло для приручённых оленей. Его земляную кровлю подпирало великое количество столбов. Ровных, скользких и гладких, словно их натёрли жиром. Всё это очень походило на стойло. Только без опойников и кормушек.
Мальчики поснимали с себя перекрученные накидки, развернули их и, перевязав узлами концы в обхват столбов, вывесили свои ночные гамаки. Индра старался не встречаться взглядом с Кутсой, который с гамаком возился дольше других. Кутса сопел, закручивая тугие узлы, и тоже не смотрел на Индру.
Потом всех увели на молитву Рудре. Гарджа много рассказывал приёмному сыну об этом боге. Рудра мог оборачиваться в чёрный и красный цвет. Он жил на небе, за горами, правда, Индра никогда его не видел. И Гарджа не видел, но говорил: «Неважно, что мы его не видим, главное, что он видит нас.» Рудру боялись все, но Индра не мог его бояться. Он не мог бояться того, кого он в глаза никогда не видел.
Дети не обращали внимания на новенького. Они занимались приготовлениями ко сну. Кто-то громко расхваливал чакру. Все слушали не перебивая. Индра не знал, что такое чакра. По всему выходило, что лучше чакры оружия нет.
Один мальчик, очень тихий и спокойный, вдруг сказал, что у чакры слишком большой разлёт. Слишком большой. Как на неё полагаться? Тот, первый, ответил: «Ерунда». Так и сказал: «Ерунда. Ты просто не умеешь кидать.»
Пришёл старший и потушил факелы. Казарма погрузилась во мрак. Про Индру совсем забыли. Он сидел в темноте и одиночестве, пока ему совсем стало не по себе. Здесь всё выглядело чужим, неприживчивым, беспощадным к мальчику. Как ему казалось. И от этого нельзя было никуда спрятаться.
Гарджа сказал, что теперь здесь его дом. Как бы Индра хотел, чтобы Гарджа забрал его отсюда. Куда-нибудь. Главное, чтобы они остались вдвоём. Как раньше, ведь им больше никто не был нужен!
Но Гарджа не пришёл. Индра ждал его всю ночь. Мальчик хотел сказать отцу: «Зачем нам эта чужина? У нас другая жизнь, и мы воины не меньше, чем они.» Индра очень ждал отца.
Но утром вместо него появился старик Ашока. Когда все уже встали. Ашока подошёл к Индре, сщурил глаза и ядовито спросил:
– Ну что, трудно спать рядом с чужими?
Индра молчал насупившись. Обиженно глядя в сторону.
– Трудно, – вздохнул старик. – Я и сам знаю, что трудно. Трудно делить сон с чужими, потому что сон всегда принадлежит только тебе. А делиться с другими ты ничем не умеешь. Особенно тем, что принадлежит только тебе. Верно?
Индра хотел возразить, но решил не торопиться. А старик продолжал:
– Я имею в виду твой покой. Твоё удобство в жизни. Ведь о тебе заботился Гарджа, а здесь его нет. У тебя его забрали. Вместе с твоим удобством.
Индра уже ненавидел старикашку. Но Ашока не замечал этого и продолжал говорить:
– Теперь ты знаешь, как хорошо спать дома, потому что плохо здесь. Вот и получается, сперва нужно что-то потерять, чтобы узнать этому цену… Тебе, мальчик, придётся многое потерять, чтобы потом это всё вернуть. С новой ценой. Так же, как этим ребятам. Подумай, можешь ли ты хоть что-нибудь потерять без слез.
Ашока повернулся и пошёл по своим делам, а Индра побежал завтракать. Вместе с остальными.
Дети сидели возле широкого котла и выгребали ложками пакату. Кашу с тыквой.
– Сделай себе ложку и приходи есть, – сказал старший из мальчиков. Кумара-рита. Индра ещё немного потоптался возле детей и, поняв, что никто ему своей ложки не уступит, пошёл искать подходящую ветвину.
Он проходил долго. Ничего достойного под руку не попадалось. Палочки с земли были ломки и маловаты. Такими каши не натаскаешь.
Когда Индра искал подтёсок для своего ножа, ему встретилась большая лягушка с красными глазами, и мальчик долго изучал её со стороны, совсем забыв про своё дело. Наконец он вернулся к прежним мыслям и, весело припрыгивая, устремился к саду. Но и в саду ему, как назло, ничего путного не подвернулось. Тогда Индра обломил первый попавшийся сучок, кое-как обстругал его ножиком, зачем-то повертел струганком над головой, попытался посмотреть через него на солнце, щуря один глаз, и, оставшись вполне довольным своей работой, побежал обратно.
Он вернулся как раз к тому моменту, когда вычищенный и отмытый котёл волокли на варильню. Индра смотрел котлу вслед, и в душе мальчика наступила осень.
– Ну что, поел кашки? – спросил кто-то с усмешкой. Индра обернулся. Это был Кутса. Он бежал за остальными, путаясь в своём растрёпанном, обвисшем плаще.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ищут тебя друзья… Они отвращают проклятья людей.
(Ригведа. Мандала III, 30)
Девочку звали Шачи. Она приходила на двор для игр, где собирались дети. Индра всегда замечал её. Он пока ничем не выделялся среди других. Разве что своим несходством. И несходство это нельзя было считать его достоинством. Индра ещё не прибирал волос, как было положено мальчикам воинского сословия, не носил долгополый, перекрученный через грудь плащ и не имел рисованых знаков на плечах. Ничего этого он не имел. Не имел потому, что ему не полагалось иметь. Пока. Впереди мальчика ждало первое в его жизни воинское испытание по обряду марутов.
Шачи не обращала внимания на своего диковатого сверстника, хотя опытный взгляд взрослого человека распознал бы в её равнодушии робкие оттенки интереса. Того интереса, что тщательно скрывают, и главным образом, от самих себя. Ей было слишком очевидно всё не нравящееся в этом мальчишке, и всё-таки её юные мысли странным порядком частенько спотыкались о непонятность его существа. Хотя вполне возможно, что это только казалось. Точнее, могло показаться взрослому глазу. Ведь действительно, кто из пятилетних малышек осознаёт свои чувства, таит свои симпатии, придавая им значение? Таких нет.
Но такой была Шачи. Её глубокие, умные глаза, казавшиеся всем печальными, на деле несли отпечаток внутренней сосредоточенности, отпечаток того, что можно было бы назвать взглядом в собственную душу.
Девочка распознавала в Индре не просто маленького, неплаксивого упрямца, ей был заметен гордый человек с чувством собственного достоинства, очень похожим на её собственное. И всё же этот человек пока ещё не интересовал гордую Шачи.
Индра простился с Гарджой до осени. Отец отправился охранять горные пастбища вайшей. Так, как это делал только он.
Перед уходом Гарджа долго говорил с Ашокой. Об Индре. Гарджа не мог остаться, чтобы защитить мальчика. Воин надеялся на Ашоку, но человек с татуированным лицом был слишком щепетилен в вопросах чести и порядка. Он оказался перед выбором: либо нарушить обычай и принять чужого, либо оставить мальчика безродным до той поры, пока не объявятся его родичи. А что если они вообще не объявятся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71