Трита заглянул в глаза своему бывшему ученику:
– А помнишь, перед тем как мы расстались, всё было наоборот? Тебя свалила лихорадка.
– Молчи, не трать силы.
– Да что там, ты же знаешь… – Трите стало трудно дышать, и он запнулся. – Ты же знаешь, что это – всё.
– Я знаю другое. У тебя столько же шансов выжить, сколько и умереть. Жаль, конечно, что я не взял листьев батаки, но это не меняет дела. Стяни жгутом руку выше укуса: нам надо остановить кровотечение.
Трита и не пошевелился. Ему пекло глаза и прижимало грудь.
– Помнишь, – заговорил он щурясь и охрипляя голос, – я говорил тебе о шести светильниках?
Дадхъянч промолчал.
– Ну, вспомнил?
– Тебе лучше не разговаривать.
– Так вот, я не хотел это говорить раньше… Мне пришло время. Потому… Потому что шестой мой светильник погас… Я сам это видел. Мне пришло время.
– Ты просто устал, – возразил Дадхъянч.
– Нет. Я видел.
К лежащему подошёл Ашва, наклонился и ткнул Триту тёплой губой. В щёку.
– Иди-иди, – вмешался Дадхъянч, – тебя здесь только не хватало.
– Не гони его, – прохрипел Трита, – пусть смотрит, как я умираю.
Знахарь приготовил отвар и, обернув плошку краем телушника, чтобы не обжигать пальцы, направился к пострадавшему.
– Знаешь, – заговорил Дадхъянч, – я много видел больных людей. Некоторые из них просят свою болезнь о смерти. И не потому, что устали от мук, – просто они за всю жизнь не научились сопротивляться чужой власти над собой. Можно сказать, не научились жизни. Для них лучше уж умереть, чем заставить себя бороться.
Трита слушал и пил.
– Другие, – продолжил знахарь, – ведут себя так, будто смерть прибавит им чести. Жизнь не принесла чести, а смерть, стало быть, даст. Они становятся такими светлоликими, такими правильными и умиротворёнными. Разговаривают спокойно и тихо. А вчера ещё ругались из-за коров. Да так, как и собаки не лаются.
Трита слушал и пил. Дадхъянч поддерживал его под спину и вспоминал:
– И только самые достойные не делают из своей болезни представления. Даже когда знают, что эта болезнь последняя. А насчёт твоего светильника мы потолкуем, когда я тебя вытащу. Ведь ты не дашь мне уронить честь своего ремесла? Трита слушал и пил. Ему очень хотелось помочь Дадхъянчу. Он целый день пил отвары, которые готовил знахарь, пока у того не кончилась целебная трава.
Вечером Дадхъянч отправился на поиски птичьих гнёзд, чтобы поразжиться птенячиной и сварить товарищу бульона. Ашва поплёлся следом.
Они добрались до чахлого ракитника, обнёсшего сухое русло ручья, и долго высматривали птиц, но так и ушли ни с чем. Если не считать наломанных веток нимы – дерева, с помощью которого арийцы сохраняют свои зубы от гниения. Сок нимы содержит вещество, убивающее всю эту тухлеющую по зубным щелям дрянь.
Дадхъянч подумал, что слюна с соком нимы будет полезна для раны Триты. Ещё Дадхъянч подумал, что лучше ему не оставлять сейчас Триту надолго одного.
Когда они вернулись к месту ночлега, Трита лежал тихо и ветер тормошил ему волосы. Дадхъянч подумал, что он спит. Знахарь даже не сразу подошёл к нему. Чтобы не разбудить. Но когда Дадхъянч, терзаемый недобрым подозрением, всё-таки подошёл к лежащему, то увидел, что Трита был мёртв.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

…Ты движешься с неистовым, грозным, смертельным
оружием не убивая людей…
(Ригведа. Мандала I, 133)
– Посмотри, что это? – спросила Ратри, показав куда-то в сторону солнца. Индра нехотя обернулся. Прямо на них двигалось странное существо, напоминавшее человека, но с головой лошади.
– Человек с лошадиной головой, – сказал Индра, – должно быть, данав.
– Ты об этом говоришь так спокойно?
– Тебе, во всяком случае, ничего не угрожает.
Индра легонько отстранил от себя девушку и с готовностью предстал перед видением. Он отпустил перевязь жуха, стеснявшего движения, черпнул носом воздух и выступил вперёд.
Демон между тем, преодолев солнечную ослепь, благополучно превратился в обыкновенного человека, тянувшего за собой коня. На верёвке.
– Я не знал, что этих зверей можно приручить, – удивился воин.
– Я тоже не знал, – ответил Дадхъянч и прошёл мимо. Ратри и её заступник долго смотрели ему вслед. Девушка первой нарушила молчание:
– Не кажется ли тебе, что это…
– Стоп! – перебил её Индра. – Ничего не говори. Я должен сам. Я могу сам… – он погрузился в кипень внезапно взбудораженной мысли и осторожно тронул языком её прозревшую плоть:
– Какой смысл таскать за собой коня? Не лучше ли, чтобы он сам таскал тебя повсюду?
Индра побоялся обнаружить в Ратри подтверждение своей догадке. Поэтому и не посмотрел в её сторону. Получалось, что все его прозрения она знает наперёд.
– Догони его и сообщи ему это, – то ли шутя, то ли серьёзно предложила девушка.
Индра укололся о её совет. В последнее время их отношения изменились. Ему казалось, что Ратри поглощена странным соперничеством с ним. Перетягиванием владычества. Возможно, это называлось так.
Когда она узнала о славных выдумках Индры, о приживлении молодого риши к бхригам и о Кавье Ушанасе, в её глазах воин прочитал досадливую иронию, тронутую налётом капризного равнодушия. Его это удивило. Задиристый характер девушки должен был сдаться. Тогда. Сдаться их любви. Индра чувствовал, что Ратри ему не принадлежит. Всякий раз прикасаясь к её золотистой коже, молодой воин встречал в сиддхе притаённую, нервозную напряжённость. Будто по плечу дочери Диводаса в этот момент ползла гусеница.
Зачем она приходила сюда, так далеко от своего покоя и благополучия? И что влекло её к Индре? Воин хотел дознаться, но Ратри не позволяла ему говорить об этом.
В Индре медленно и больно умирала влюблённость. Ставшая сперва тоской, искусавшей ему душу, а потом долгой, болеющей неразлюбчивым упрямством обидой.
Они ещё были вместе, но сводила их уже не радость друг другом заполонённых сердец, а навязчивое притяжение равных по скитанию духа бойцов.
– Догони его, – повторила Ратри.
Индра вдруг подумал, что в нелепости такого поступка проявился бы лучший вариант отпора этой несносности. Он поправил на себе плащ и больше ни слова не говоря поспешил за коневодом. Ратри оставалось только досадливо закусить губу.
Она не знала, чего хотела от Индры. Каким бы он мог прижиться в её душе. «Нет, только не таким, – ответила девушка своему возмущению, – но и никаким другим, должно быть, тоже».
Догнав человека с конём, Индра вдруг поймал себя на мысли, что любая его попытка начать разговор выглядела бы нелепо. Стоило ли вспех преодолеть такое расстояние, чтобы спросить ни о чём? Воин шёл в стороне от коня, выдумывая интересующие его вопросы.
Дадхъянч не замечал попутчика и думал о своём. Впрочем, все его мысли так или иначе возвращались к Трите. Слишком стремительным было их новое сближение и неожиданным – конец этой истории.
Порой Дадхъянчу всё происшедшее казалось неправдоподобным. Он не мог отделаться от мысли, что Трита зачем-то передал ему Ашву. Именно в этом и заключался фатальный смысл их встречи. И последующая гибель старого риши. То есть причиной всему стал Ашва. Но что с ним делать, Дадхъянч не знал.
Конь дёрнул головой, Дадхъянч обернулся и увидел идущего за ними кшатрия. Притихшего и понурого.
– Эй, – крикнул риши, – далеко ли до земли сиддхов?
– Если так идти, то далеко, – отозвался воин. – И чем дольше идти, тем дальше будет.
– Да? – удивился Дадхъянч. – А как сделать, что– бы стало близко?
– Просто повернуть влево.
Дадхъянч повернул коня влево. Ашва не стал сопротивляться. Ему, видно, было всё равно, куда идти. И кшатрию, видно, тоже было всё равно, куда идти. Поскольку и он повернул влево. Дадхъянч понял, что в этой ситуации нужно что-то сказать:
– Здесь так принято, чтобы тебя сопровождали, или молодого воина заинтересовал мой конь?
– Не бывает молодых воинов, – в неисчислимый раз повторил Индра, – бывают умелые и неумелые. Меня заинтересовал твой конь.
– А меня заинтересовал твой нож, – сказал Дадхъянч не оборачиваясь.
– Это твердь, которую выплавляют из камня, – почему-то объяснил Индра.
– Из камня? – переспросил риши и посмотрел на попутчика. – Я уже слышал о чём-то таком.
– Чего там слышать, вот он, – кивнул кшатрий.
Дадхъянч впился глазами в предмет, словно для того чтобы разглядеть зримую необычность пятого элемента.
– Ты, должно быть, умелый воин, если обладаешь такое оружие?
– Я, – открыл рот Индра, – молодой воин, – продолжил Кавья Ушанас и засмеялся неожиданному пассажу. Дадхъянч тоже хмыкнул и оценивающе посмотрел на попутчика:
– Нетрадиционное мышление выдаёт в человеке либо мыслителя, либо…
– Дурака, – перехватил Индра. – Раджас и тамас. Полярность мышления. Слишком условно, чтобы быть верным.
– Но и твоё отрицание слишком категорично, – не задумываясь переметнул Дадхъянч.
– Так ведь это – сатва.
– Ну и что? Категоричность сатвы вызывает …
– Её поворот, – восхищённо предположил Индра.
– Верно. Её искривлённый отпечаток.
– Вот, значит, во что оборачивается правда. Если её вбивать силой?
Дадхъянч удовлетворённо кивнул. Ему понравилась последняя реплика нового попутчика.
– Что ж, ты вполне достойно соображаешь даже для риши. Не то что для кшатрия.
– Я же говорю тебе: я молодой воин, – уже серьёзно повторил Индра.
– Или просто новый? – лукаво спросил Дадхъянч. Индре тоже понравилась реплика собеседника.
Они шли по равнине, расшелушённой сухим недоростом креозота. Кривого и неуживчивого с другой растительностью. Небо пламенело редкими, размазанными по сияющей лазури облаками. Такими несхожими с этой ослепительной синью.
– А та девушка, – вдруг спросил Дадхъянч, – что же она не пошла вместе с тобой? Или ей с нами не по пути?
– Ей-то как раз сюда самая дорога, – занервничал Индра. – Но вот то, что не по пути – верно.
Дадхъянч понял, что дальнейшие расспросы здесь не нужны. Он хотел сказать что-нибудь умное, а главное – точное на эту тему, но вдруг подумал, что ничего сказать не сможет. Поскольку всё его познание совмещалось только с одной женщиной. С Гаури. Хорошо это было или плохо, но это было так.
Он вспомнил её последние слова и вдруг захотел вернуться домой. Остро и мучительно. Будто, кроме дома, ничего другого в его жизни и не было. Ничего существенного. Равностоящего. И чем дальше уводила его блажь от дома, тем явственнее он понимал свою беспомощность и неприкаянность вне его.
Дадхъянч погрузился в свои мысли и надолго замолчал. Каждый из них теперь молчал о своей женщине. Должно быть, и Ашва молчал о чём-то таком же. Ему тоже однажды не повезло с подругой.
– Я буду называть тебя Человеком с лошадиной головой, – сказал Индра, когда они остановились на ночлег. – По первому впечатлению.
Дадхъянч подумал, что, повинуясь когда– то первому впечатлению, он открыл свой младенческий роток, и его так и нарекли. Как оно прозвучало. Это впечатление.
– Называй, – равнодушно кивнул риши, – хотя меня зовут Дадхъянч.
– А меня – Индра. Но ты можешь звать меня Кавья Ушанас.
Риши взглянул на своего попутчика:
– Тоже по первому впечатлению? И кого ты впечатлил, «озарённый прозрением»?
– Самого себя. Так получилось. Как-нибудь расскажу.
– Да? А у тебя есть тайна?
– Тайна, – очарованно повторил Индра. – Ты, видно, мысли мои читаешь.
Дадхъянч не понял, но почувствовал, что они совпали. В чём-то имеющим особый смысл.
– Ещё меня зовут «победитель Быка» или «убийца данава», – вспомнил Индра.
– Немало для твоего возраста. И как же это было?
– Что было? – не понял кшатрий.
– Ну и как ты убил своего быка?
– Просто оказался в нужное время в нужном месте. Сиддхам требовался герой, и я совпал с их желаниями.
– Я тоже убил данава. Правда, это было давно, – вздохнул Дадхъянч, вспоминая горную хижину.
– Он был страшный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71