Он с какой-то невиданной за все эти девятнадцать лет силой почувствовал, п о ч е м у ему так плохо, п о ч е м у им с Машей вместе плохо, хоть и любят они друг друга по-прежнему, а, может быть, и ещё сильнее, п о ч е м у так напугал его случайный, а, может быть, и не случайный, прохожий. Он поражался, как это он вообще мог спокойно жить, работать, смеяться, смотреть в глаза Маше и Катеньке все эти долгие годы. Он понимал, что совершенно одинок, что он находится один на один со своим поступком девятнадцатилетней давности. У других-то нет таких проблем, они понятия о них не имеют. И ему с приездом Россию с каждым днем становится все хуже и хуже... Там, за кордоном было спокойно, в кратковременные приезды в Москву было спокойно, а теперь он снова здесь надолго. И ему плохо, очень плохо... А жизни впереди ещё ох как много!
- Я завтра с утра в Москву еду, - неожиданно произнес Аркадий. Сказав это , он почувствовал, что преодолел тот девятнадцатилетний заговор молчания, который образовался между ним и Машей.
- Что так? - вроде бы, нимало не удивившись, спокойным голосом, но на самом деле внутренне похолодев, спросила Маша.
- Дела..., - сделал был шаг назад Аркадий, а потом все же вернулся к истине и через невероятную душевную муку произнес:
- Не могу з д е с ь.
И поглядел при этом в глаза Маше таким не похожим на обычный взглядом, так затравленно и обреченно, что она вздрогнула. Этот взгляд любимого страдающего человека больно кольнул её в самое сердце.
- Ты что, Аркаша? - ласково спросила она, подходя к нему и обнимая его за плечи. Она давно таким тоном с ним не разговаривала. Ведь это "н е м о г у з д е с ь" было фактическим признанием во всем, что случилось, это было первым настоящим откровением между ним за все эти девятнадцать лет их совместной жизни. Одна короткая странная фраза, одно странное слово "з д е с ь" стали для неё путем к прозрению в кромешной тьме.
Аркадий встал с кресла, обнял её и неожиданно зарыдал, как ребенок. Он уткнулся ей в плечо и плакал, не стесняясь своих слез. Слезы эти, ручьем выплескивающиеся наружу, облегчали его душу, вместе с ним уходили боль, грязь и ужас происшедшего.
- Маша, - произнес он, слегка успокоившись и выпив воды. - Расскажи мне все. Что было тогда между вами? Тобой и Быстровым. Расскажи. Я всему поверю и все приму.
- Да ничего не было, - ответила она тихо, почти шепотом. Потом они сели в кресла, и она подробно рассказала ему обо всем, происшедшим той далекой ночью. Аркадий слушал молча, закусив до крови губу и сжав кулаки. После её рассказа он долго молча качал головой, уставившись в одну точку.
- А теперь спрошу я, ты уж меня извини. Спрошу на всякий случай, хоть и знаю ответ, - сказала Маша, выдержав длинную паузу. - Ты убил его?
- Да, - тихо ответил Аркадий, даже не вздрогнув от этого страшного слова, впервые произнесенного вслух.
- Драка? Несчастная случайность?
- Да случайность, конечно. Разумеется, я ненавидел его, он принес мне такую боль, он пытался отнять у меня тебя, я даже думал, что уже отнял, я ещё мало знал тебя. Но убить я не мог. Это стечение обстоятельств. Мгновения. Это как страшный сон. Только за этот сон надо платить, потому что он произошел наяву. Платить всю оставшуюся жизнь.
А затем он тихим монотонным голосом, словно читая научный доклад, все рассказал Маше. Та слушала, подперев руками голову, сжавшись в кресле клубком и не отрывая взгляда от Аркадия. Когда рассказ дошел до кульминационной точки, она слегка вздрогнул и закрыла глаза. Так с полминуты с закрытыми глазами и просидела.
Аркадий закончил рассказ, добавить больше было нечего. Все было только так, как было, и не иначе. Время не повернуть вспять, поправить ничего нельзя. Надо жить дальше.
- Слава Богу, что ты все рассказал мне, родной мой, - подошла к Аркадию Маша. - Но почему ты не сделал этого раньше, гораздо раньше? Я ведь примерно так и предполагала. Но как же нужна была откровенность нам обоим...
- Раньше я не был готов к этому разговору... А почему теперь? Есть причина, и есть повод... Причина - это то, что я действительно не мог больше молчать, между нами давно уже лежала пелена недоговоренности, лжи. Я бы все равно тебе все рассказал. А вот повод... Ты понимаешь, Машенька, какой-то странный человек с сегодняшнего утра следит за мной. И такое ощущение, будто он что-то обо всем этом знает. И, по-моему, я его где-то видел.
- Не бери в голову, Аркаша, все это нервы, воспаленные до предела нервы. Друг перед другом мы чисты, а на остальных нам наплевать. Неужели тебя мучает совесть за этого человека? Он же... Он же был... отъявленным негодяем...
- Нет, Маша, не так все просто. Я тоже уверял себя, что все это случайность, лишь стечение обстоятельств, и на время таки уверил себя в этом. Но с годами до меня дошло, что я лишил человека жизни. И эта мысль все больше и больше не дает мне покоя. Я чего-то постоянно боюсь, я не сплю ночами, мне такое снится, что не дай Бог никому... Но я же не хотел его убивать, хоть он и действительно был отъявленный мерзавец, он такие вещи про тебя говорил... И ещё мать, его несчастная мать... Я видел её всего два раза в жизни, а такое ощущение, что я был с ней хорошо знаком. Я все время вижу её лицо, оно стоит у меня перед глазами, и такая укоризна в её глазах... Мне кто-то недавно сказал, что... это так жутко... но она до сих пор жива...
- Не может быть! Сколько же ей лет?
- Кстати, не так уж и много. Где-то около семидесяти.
- И девятнадцать лет в психиатрической больнице?
- Да выходит, что так...
- Перестань изводить себя, Аркадий, - твердо произнесла Маша. - Ты ничего преступного не сделал. Ты хотел поступить, как настоящий мужчина, разобраться. Мы постоянно себя изводим своей интеллигентностью, мягкотелостью, терпимостью ко всякой сволочи, а вот они-то не думают, они просто действуют. И нечего нам жалеть об этом человеке, если по его же вине произошла такая нелепая случайность... Перестань мучить себя, дорогой...
- Постараюсь, - прошептал он, чувствуя, что теперь он уже не один. Маша была с ним, она любила его, а он её, по прежнему пылко, как и девятнадцать лет назад, даже ещё сильнее. И жизнь ещё не кончена!
Они вместе выпили, а потом...
... Аркадий раздевал Машу при свете торшера и поражался её прекрасному молодому телу, упругим бедрам, точеным ногам, шее без единой морщинки, тугим щекам, великолепным каштановым волосам. Он ласкал и нежил её так, как будто все это было в последний раз, точно так же, как и тогда, девятнадцать лет назад в их первую брачную ночь...
... Они были неистощимы в своих любовных фантазиях, они пытались использовать все самые невероятные возможности для удовлетворения своей страсти. Так прекрасно и радостно прошла эта ночь их любви, ночь возрождения, ночь протеста против жестокой судьбы, мешающей им жить и любить друг друга, наслаждаться счастьем бытия...
... В воскресенье утром приехала Катя, и они втроем пошли в лес. Наслаждались прозрачным лесным воздухом, запахом грибов, сырости и прелых листьев. Катя весело рассказывала о своих впечатлениях от Москвы, о своих новых знакомых, Аркадий начинал оттаивать душой, а уж Маша вообще в то утро была весела, какой не была уже очень давно...
... Когда при подходе к даче, Аркадий вновь увидел у калитки незнакомца, он уже не испугался, нет, незнакомец начинал вызывать у него чувство бешенства. Он не имел права своими злобными глазенками смотреть на Машу и Катю, пусть даже что-то и знал про него. Аркадий взглянул на Машу, та на него. Они поняли друг друга. Затем Маша окинула презрительным взглядом незнакомца и пожала плечами в недоумении.
Аркадий пропустил в калитку Машу и Катю и подошел к наблюдавшему.
- Ты что здесь стоишь второй день, друг любезный? - тихо и внятно спросил он.
- Стою и стою, и не на вашей территории, а на государственной земле, а с вами я, между прочим, гусей вместе не пас, прошу на "вы", - чинно заметил незнакомец. Аркадия передернуло, изо рта у того очень неприятно пахло, видимо, он был нездоров. Вчера он этого не приметил. Аркадий вгляделся в лицо незнакомца. Ему было, наверное, не более лет тридцати трех - тридцати четырех, но выглядел он старше, болезненно, глаза усталые, красные, зубы желтые, на бледном лице редкая рыжая щетина. Аркадий вдруг вспомнил, каким он приснился ему во сне - демоническим, жутким. Ничуть не похож. Обыкновенен и жалок, как все подмосковные ханыги. Да ещё с претензией прошу на "вы". Нечего его бояться.
- Так вот что я в а м скажу, молодой человек, - уверенно начал Аркадий. - У меня складывается такое впечатление, что в ы собираетесь нас обокрасть, для того и следите за мой и за дачей. Так что если в ы немедленно не уберетесь отсюда к чертовой матери или ещё куда подальше, я обращусь в милицию, и там на
в а с найдут управу. Понятно?
Незнакомец, однако, нимало не смутился.
- Это вы-то на меня заявите в милицию? Это даже оригинально, - криво усмехнулся он. - Более, чем оригинально. - Хмыкнул и повернулся. Но, уходя, ещё раз бросил на Аркадия мимолетный взгляд, и от этого взгляда его просто передернуло. Такая лютая ненависть была в этом усталом больном взгляде, такая угроза, что Аркадий окончательно понял - неизвестно, каким образом, но этот человек знает все, возможно, кроме Аркадия и Маши один на всем белом свете знает абсолютно все, что произошло у реки на мосту девятнадцать лет назад.
Незнакомец тихо и спокойно удалился восвояси, а Аркадий побрел домой. Взглянув на него, не его понурый, подавленный вид, маша поняла, что произошел некий весьма неприятный разговор. Обед прошел тихо, молча. Катя удивленно глядела на сумрачные лица родителей и тоже помалкивала, чувствуя, что места для веселья за этим обеденным столом в этот день не было.
После обеда собрались и уехали в Москву. В городской квартире показалось так уютно, как никогда. Квартира в кирпичном доме на оживленном проспекте казалась чем-то незыблемым по сравнению с дачным домом, стоящим в лесу на пути всех ветров и напастей. Здесь - большой, бурлящий жизнью город, здесь - камень, кирпич, шум автомобилей, свет рекламы, здесь влиятельные друзья и ответственная работа, здесь конец двадцатого века, здесь не до силуэтов и лесных шорохов, не до экскурсов в зыбкое полузабытое. Здесь все просто и ясно. Он - ответственный работник, сравнительно молодой для своего положения человек, у него замечательная жена, замечательная дочь. У них прекрасная трехкомнатная квартира в престижном районе с дорогой мебелью и импортной техников, у них "Волга" в экспортном варианте, у них есть все, что нужно для счастья... Так что ему наплевать на все, что когда-то там было, да нет, не просто наплевать, даже очень хорошо, что так произошло. Бог покарал наглеца, который посягнул на их с Машей счастье...
... Аркадий встряхнул головой, выглянул в окно. Там, за окном, был сентябрьский выходной день. Двигались туда-сюда пешеходы, радовалась солнцу и теплу малышня, солнце играло на крышах домов и в окнах... Как же хорошо днем - все просто и ясно. Но наступит и ночь, она уже не за горами, черная, мрачная, тревожная, и снова все станет зыбко и неопределенно...
6.
Прошел месяц. Настроение у Аркадия Юрьевича было бодрое и спокойное, он отгулял отпуск и вышел на работу, забывались в текучке дней, неотложных дел, житейских забот лесные шорохи и тревоги, смутные силуэты и призрачные воспоминания.
... Однажды вечером он приехал с работы, загнал машину в гараж и вышел из темного гаража на вольный воздух. Прошелся медленным шагом до подъезда, выкурил сигаретку. Было уже темно. Вдруг около тусклого фонаря Аркадий увидел силуэт человека. Человек этот был небольшого роста, сутулившийся, довольно жалкий и невзрачный. Лица его не было видно, оно было повернуто в другую сторону. Человек этот прислонился к фонарю и переминался с ноги на ногу. Но вот, он увидел Аркадия, оживился, повернулся к свету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66