... Аркадий Юрьевич вышел за калитку. Медленно прошелся по дачной улице. Да, многое изменилось. Вот этот домик совсем пришел в негодность, здесь жил старый академик, всегда такой вежливый, галантный. Он частенько подходил к Аркадию и шептал ему на ухо: "Какая у вас красивая жена, Аркадий Юрьевич. Честное слово. Я прожил почти восемьдесят, многое видел, но таких красавиц не встречал ни в Италии, ни в Испании, ни, тем паче, в хваленом Париже. Эх, жалко, я так стар, а то бы, честное слово, отбил бы Машеньку у вас..." Аркадий смущенно улыбался, а старик хохотал заливистым смехом. Он умер год назад, Аркадий читал в газете некролог, и дача теперь была совсем запущенная. А вот здесь наоборот - такие хоромы! На участке вместо маленького деревянного домика был воздвигнут огромный двухэтажный кирпичный особняк. Здесь жил когда-то гроза поселка Эдик Заславский, с которым Аркадий не был знаком, но знал из рассказа Маши, что его личность незримо сыграла немаловажную роль в их судьбе, благодаря тому, что его знал Олег Быстров. Возле кирпичного особняка стоял белый "Мерседес", около которого суетились какие-то широкоплечие бритоголовые мужики.
- Аркадий! - раздался голос с участка напротив.
Корнилов обернулся. За забором стоял их общий с Машей знакомый Жорик Ройдерштейн. Именно к его родителям ходила Маша тогда, в октябре 1973 года, в тот роковой день, так изменивший их судьбу. Да, если бы она тогда осталась там ночевать... Интересно, как бы тогда все сложилось? Может быть, Маша была бы теперь жива? Нет, судьба есть судьба... И не так все просто, когда по земле семимильными шагами идет Дьявол в человеческом облике, в разнообразных обликах...
- Совсем ты нас забросил, Аркаша, - вышел ему навстречу Жорик. Вообще, что ли, здесь не бываешь?
- Скоро буду. Собираемся сыграть здесь тридцатого июля Катину свадьбу. Кстати, приглашаю с супругой.
- Спасибо, Аркаша. А как ты хорошо выглядишь. Прямо супермен. Я-то вот, сам видишь, разжирел, обрюзг. А ведь я годика на четыре помладше тебя. Мы с покойной Машенькой ровесники. - При этих словах Жорик помрачнел. Запоздало, Аркаша, но прими мои соболезнования... Как это все... ужасно, вздохнул он.
- Спасибо, Жорик, не надо об этом. Расскажи лучше о себе.
- Что рассказывать? Все, брат, Аркаша, сматываемся мы на историческую родину. Расхлебывайте здесь все сами, мы уже иссякли, сил нет никаких.
- Да и правильно. Сам бы умотал, да некуда. Там чужие, и здесь чужие. Здесь теперь другие хозяева. - Он кивнул в сторону кирпичного особняка и белого "Мерседеса". - А мы так, погулять вышли...
- Жуть, что творится. Даже у нас, в глуши. Помнишь тут ханыга один отирался, Коля из соседнего поселка. Так его весной нашли в его халупе мертвого. Мне Юрка Зубов рассказывал, наш участковый. Соседи удивились, не выходит Коля днями из дома, а как-то к его дому подъехала машина "Вольво". Номер запомнили, все сообщили. А потом и милиция к нему нагрянула. Сгнил, говорят, весь, уж с неделю разлагался, пулевая рана в животе. Ужас! Кому он мог понадобиться, ханыга несчастный? Чтобы такого человечка на "Вольво" убивать приезжали! Странно даже.
- Действительно, странно, - пожал плечами Аркадий.
- А потом эту же машину видели около другого дома. Тут один матерый бандюга дом себе построил. Сунулись к нему, там никого нет, ни души, только два ротвейлера озверелых около дома бегают, пришлось даже одного пристрелить. А хозяин исчез, неизвестно куда. Дома роскошь, все чисто, аккуратно. А через некоторое время этого бандюгу нашли в его же машине неподалеку от Одинцова. Пулевое ранение в голову. Вот дела-то какие творятся... Одни разборки, убийства, грабежи. Как здесь жить? На что здесь жить? У меня двое детей, я устал, Аркаша, понимаешь, устал. К двоюродному брату еду, он там неплохо устроился, магазин у него. Меня зовет. К сентябрю отвалим. А вы уж...
- Разберемся как-нибудь, - усмехнулся Аркадий - Ты прав, что уезжаешь. Ничего путевого здесь никогда не будет. Но мне отсюда дороги нет. А убийцу-то этих двоих, кстати, не нашли?
- Его вычислили, приехали к нему на квартиру, там его нет, жена и сын ничего не знают. А на даче у него около Одинцова явные следы убийства. Того бандюгу он у себя же дома замочил выстрелом в голову. А потом на его же машине на проселочную дорогу и отвез. Сам в бегах теперь. Ищут.
- Это все разборки между своими. Не поделили что-нибудь.
- Это понятно. А вот Колю зачем убили, непонятно. Он, разумеется, тоже судимый, за растрату пять лет сидел, а потом спился окончательно... Могли и у него быть старые связи...
- Да черт с ними со всеми, Жорик, жаль вот, что ты уезжаешь. Сегодня ты, завтра я, кто здесь останется? Одни крутые...
- Пошли, Аркаша, ко мне. Выпьем по пятьдесят граммов. Я так рад тебя видеть.
... Они сидели на веранде и пили коньяк. Через некоторое время на участке появился высоченный милиционер в капитанских погонах.
- Привет, Юрик! - обрадовался Ройдерштейн. - Знакомьтесь, это Аркадий Юрьевич Корнилов, наш сосед, а это Юрий Николаевич Зубов, наш участковый, а также мой хороший приятель и собутыльник.
- Да мы, вроде бы, знакомы, - сказал улыбаясь во весь рот двухметровый Зубов.
- А как же? Такого дядю Степу, как вы, трудно не запомнить. Только звездочек у вас тогда было поменьше.
- Растем, растем...
- Это кто как? Я вот был дипломат, а теперь простой преподаватель. Присоединяйтесь к нам.
Из портфеля участкового появилась новая бутылка коньяка. И крутая мужская пьянка продолжилась. Юрию Николаевичу, чтобы опьянеть, наверное, нужно было выпить ведро. Но и Аркадий не пьянел тоже, осовел лишь один толстый Ройдерштейн.
- Соври что-нибудь, товарищ Зубов, из своей милицейской хроники, предложил Жорик.
- Да нет, Жор, ничего за последнее время интересного. Только вот одно, разве что, - равнодушно зевая, сказал Зубов. - Помнишь, я тебе рассказывал, один двоих замочил, нашего одного, Кольку-пьяницу и этого Ксан Ксаныча, ну, кирпичный особняк у него на горке. Так вот, что мне недавно рассказали. Два года назад на Киевском шоссе застрелили лейтенанта ГАИ Орлова. Убили ночью, никто ничего не видел, следствие зашло в тупик. А вот недавно следы привели к одному скупщику машин. И выяснилось, что как раз после того убийства ему по дешевке продал машину тот самый человек, который подозревается в убийстве этих двоих. Хряк это, матерый уголовник, семь ходок у него. Правда, раньше мокрых дел за ним не наблюдалось. Но, порой они окраску меняют, новые условия жизни...
- Вот молодцы, - улыбался Ройдерштейн. - А говорят, плохо органы работают. Ничего, теперь его найдут и впаяют, гаду, вышку. Озверели совсем...
- Ты его попробуй сначала найди. Страна у нас большая, а весь мир ещё больше. Границы открыты, беги, куда хочешь по поддельным документам. А денег у таких куры не клюют, это не нам, голодранцам, чета.
- А какой он из себя, Хряк этот? Чтобы хоть знать, мало ли что, интересовался Жорик, вытирая обильно текущий по лбу пот.
- Видел я его фотографию. Плотный, кудрявый, седой, видный, одним словом, мужчина. Машину водит классно, шоферил одно время в Домодедово, там его хорошо знают. Видимо, за ним ещё крупные дела имеются, разбогател он тогда, в девяносто втором больно быстро - квартиру себе купил в престижном районе, дачу, иномарки то и дело менял. А как раз тогда несколько сбербанков бомбанули и обменных пунктов, тогда начали свободно валюту менять. Так вот, есть подозрение, что и Хряк этот, и тот, кого он застрелил у себя на даче, Помидор по кличке, и грабили эти сбербанки. Они тогда гримировались грамотно, видимо, консультант у них был классный. Один-то из грабителей, Варнак, был вскоре убит. Больше никого не нашли. А было их четверо, трое грабили, один прикрывал, по очереди. Показывали фотографии Хряка, Варнака и Помидора сотрудникам банков, Варнака точно опознали, а насчет двух других сомневаются. Но по комплекции, вроде бы, они. А вот кто четвертый, не знает никто.
- Вот живут люди! - смеялся Жорик. - Убивают, банки грабят и гуляют себе! А мы тут сидим и не знаем, что завтра наши дети кушать будут - хлеб с солью или соль с хлебом!
- Ладно, Жор, не переживай! Скоро ты будешь мацу кушать и рыбу фиш в теплых краях, - смеялся Зубов.
- На кой хер мне эта маца?! - возмущался Жорик. - Я русский, понимаешь ты, такой же русский, как и ты! Мой отец до Берлина в танке доехал, у него вся грудь в орденах. А мать в санитарном поезде работала, столько жизней спасла. Они, кстати, и не собираются никуда ехать, только мы с Верой и дети. А ты мне говоришь - маца. Страсть как нужен мне их шабад!
- Не обижайся, Жорик. Что я, Давида Георгиевича не знаю? Они же с батькой покойным дружили, со своими "Запорожцами" горбатыми вместе валандались, на рыбалку ездили...
- Да не обижаюсь я. И никуда не хочу уезжать. Только жить не на что, кругом рэкет, кругом убийства, все крутые... Нет уж, поеду доживать век в спокойное место, боюсь за детей, сил нет...
После того, как Жорик совсем осовел и заснул прямо за столом, Аркадий и Зубов пошли по домам... Было уже около десяти вечера, но темнеть только начинало...
- Тоже вот ничего отстроился, - кивнул Зубов на дачу покойного Эдика Заславского. - Братишка его младший. Крутой до умопомрачения. Всю округу в страхе держит.
- Бандит? - спросил Аркадий.
- А как же? Сам рано загнулся, не дожил до своего звездного часа, такая был зараза, спасу от него не было.
- А что же вы не арестуете, если бандит?
Юрий Николаевич громко расхохотался.
- А за что? Какие против него доказательства? Там круговая порука. Да он уважаемый человек, у него все вокруг куплено-перекуплено, хоть все знают, что за ним несколько ходок. Все все знают, но никто сделать им ничего не может. Они гибнут только от рук своих, как вот этот Помидор, например. Я присутствовал на обыске у него дома. Видели бы вы, как он жил. Такая роскошь, чистота, благость. Но наличных денег не нашли, видать, пошуровали уже друганы. Волчья жизнь, собачья смерть... А если и попадают в тюрьму, то быстро выбираются. Деньги все решают. Там только и сидят бытовики всякие, горемыки, мужичье злополучное. А ворам и там лафа, живут, как у Христа за пазухой.
- Юрий Николаевич, - вдруг спросил Аркадий. - А вы не слышали о человеке по кличке Ворон?
- Ворон-то? А кто же про него не слышал? Вот вы даже... Личность известная, лютая личность. Его и свои боялись. Мы как раз недавно с подполковником Николаевым из Управления Внутренних дел о нем разговаривали. Ворон же в девяносто втором бежал из лагеря и исчез. Ни слуху про него, ни духу. Его боятся закладывать, знают - из-под земли достанет. Знают, кстати, и другое - если не выдашь, он может здорово помочь в трудную минуту, с большими связями человек. И в нашем мире тоже. Кстати, он с этими Хряком и Помидором сидел вместе. Но участвовал ли он в ограблениях, это неизвестно. Ходил слушок, что убили его, как и Варнака, только втихаря, а кто-то говорил, что за кордоном он, в Варшаве будто бы его видели. Не человек призрак... А личность приметная - правый глаз у него не видит, бельмо на нем.
- А где он потерял глаз? - спросил Аркадий.
- А что вам до его глаза? - удивился Зубов. - Этого никто не знает, первый раз в лагерь Ворон попал уже одноглазым, а сам он про это никому не рассказывал. По документам он Бородин, но есть мнение, что это не его настоящая фамилия. Это очень скрытный человек, держится особняком, но в законе. Уважают его в этом мире. А правило у него такое - работает только с теми, кто ему чем-то очень обязан. Многие нераскрытые дела о грабежах, убийствах с ним связывают. Но доказательств никаких. Его ещё никто никогда не выдал.
- Да, - покачал головой Аркадий. - Интересно вы рассказываете. Даже страшно жить становится.
- Эх, Аркадий Юрьевич, - вздохнул Зубов. - Насмотрелись бы и наслушались с мое, вообще бы жить не захотелось.
- Я тоже кое-что видел, - отвечал Аркадий. - Но... живу.
- Наслышан, наслышан про ваше горе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66