Шлюхой, проституткой, хотя я никогда ни с кем не спала, даже с Аркадием, понял ты?! И все из-за тебя, из-за твоей похоти, из-за того, что я тебе, как последняя дура одолжила двадцать пять рублей, из-за того, что распустила язык, из-за того, что ты так удачно и уместно сюда приперся, так вовремя, так кстати! Я замуж скоро должна выйти, ты что, помешать мне хочешь? Что тебе от меня надо?! Сволочь, гад! Не знаю, что я с тобой сейчас сделаю!
Она стала наступать на него, сжав кулаки. Он слегка попятился назад от неожиданности, но вовсе не оробел от этого яростного натиска.
- Ты потише, красавица, потише, - посуровел он, и лицо его стало неприятным, даже каким-то отвратительным. - Я тебе не муж и не жених, могу и врезать, не пожалеть твою красоту.
- Если только руку поднимешь, тебя через двадцать минут на свете не будет! - крикнула в озлоблении Маша. Как же она ненавидела его!
- Соседями пугаешь? - не сдавался Олег. Хотя вся эта ситуация стала вызывать у него чувство ужасной досады. Действительно, крайне неудачно все получилось, глупо и безобразно. - Так я не боюсь, ты сейчас к ним не побежишь. - Он пытался сохранить хорошую мину при плохой игре. Постесняешься. Раньше надо было. Теперь утро... Ночь прошла, никто не знает, как...
"Тебя через двадцать минут на свете не будет..." Страшная вещь слово. Всю жизнь вспоминала Маша эту вырвавшуюся у него фразу. Всю оставшуюся жизнь...
Олег все же ушел. Не простившись и хлопнув дверью. Она осталась на тахте, закусывая губы, чтобы не разреветься. Но не выдержала и все же разревелась и долго рыдала в подушку, размазывала слезы по щекам, снова кусала губы от ужасной досады на произошедшее.
Потом потихоньку стала приходить в себя и действительно пошла к соседям. Был выходной день, вчерашний пир обернулся в похмелье следующего. Она позавтракала в веселой компании, выпила вина, пошла с ними гулять, потом были и шашлыки, и песни под гитару, и шутки, и анекдоты. И к вечеру она стала потихоньку забывать и про отвратительный визит, и про загадочный силуэт в саду. Молодость есть молодость... Жить и радоваться хочется в любой ситуации...
Домой она попала только к вечеру.
... А в девять часов приехал Аркадий. Единственное, что ей оставалось делать, так это делать вид, что ничего не произошло. А Аркадий был весел и оживлен, это только потом ей пришло в голову, что он был слишком весел и слишком оживлен и как-то совсем не похож на себя, что за один день из педантичного, щепетильного, застенчивого как-то быстро превратился в страстного неутомимого любовника. Но тогда она не могла ни о чем думать, безмерно радуясь тому, что приехал Аркадий, что не похотливый наглый Олег, а он сидит рядом с ней... Она почти уверила себя, что в саду был не он, а случайный прохожий. Почти...
Сомнение пришло в тот момент, когда сообщили, что Олег Быстров исчез. Ей сразу же припомнились её собственные слова: "Тебя через двадцать минут на свете не будет..." и никогда уже не забывались. Сразу же припомнился и силуэт в темном саду и неприятное, почти жуткое впечатление от светящихся в темноте глаз.
Порой человеку в голову приходят дикие абсурдные мысли, причем, приходят мгновенно, словно удар молнии. Догадка Маши была настолько чудовищна, что она просто в неё не поверила. Абсурд, бред... Конечно, бред... Такое только в кино бывает, но чтобы с ними... В реальной жизни... Быть не может такого... Похотливый Олег, обескураженный позорной неудачей на любовном фронте, видимо, рванул куда-нибудь к старой подруге, чтобы подсластить пилюлю, а там и застрял. Что ему до матери, такому человеку? Мог плюнуть и на мать, и на институт и уехать куда угодно, в любой город. Мысль эта успокоила Машу, её страшная догадка почти исчезла, почти растворилась совсем. Но вот совсем раствориться она не могла, потому что Олега так и не могли найти, и объявление "Найти человека!" можно было встретить в самых разнообразных местах, хоть на вокзале, хоть около районного отделения милиции. С плохо пропечатанной фотографии на неё глядели нахальные глаза Олега Николаевича Быстрова, он словно усмехался своими тонкими губами под подстриженными густыми усиками, словно хотел ей что-то сказать. "Ушедший из дома 8 октября в 16. 00..." Что же с ним произошло?
И вот... стало известно, что Олег погиб. Аркадий мог бы не предупреждать Машу об осторожности со следователем, она бы и сама ничего не сказала. Не могла же она сказать, что погибший ночевал у неё в ночь, следующую уже за его официальным исчезновением восьмого октября? Это было чревато неприятностями, даже если категорически отбросить её догадку. Выходит, она последняя, кто видел его живым. Как так? Переночевал и исчез. Да и не могла она признаться людям в том, что незадолго до свадьбы она принимала у себя на даче по ночам незнакомых мужчин. Это значило опозорить себя, признать себя шлюхой и чуть ли не соучастницей убийства. Признать перед следователем, перед знакомыми, перед Аркадием, наконец. Никаких доказательств, что он причастен к исчезновению Олега, у неё ведь не было. Не была она даже уверена в том, что именно его силуэт был тогда за окном. А если это был именно он, тогда тем более, надо было молчать как рыба. Вот какая хитрая получалась история...
А ведь если посмотреть на дело другими глазами, ведь погиб человек. Маша знала, что сошла с ума его мать. А согласно понятиям, которым её учили с детства, зло не должно остаться безнаказанным. Ведь только одна она могла пролить свет на это темное дело. Она и, возможно, ещё один человек. Но, если этот человек, действительно мог пролить свет на это дело, то свет этот ему совсем не нужен. И это страшно её мучило, она не спала ночами, все время перед глазами был этот несчастный Олег Быстров в бежевом плаще с заплаткой с правой стороны, хлопающий дверью её дачи и удаляющийся в сырой сад, в туманное утро навстречу своей смерти. Наверное, если бы Маша была знакома с его матерью, она бы все-таки не выдержала и рассказала, что знала. А, может быть, и не рассказала бы. Погибшего ведь этим не вернешь... А вот себе и Аркадию можно было бы навредить непоправимо. Да и не могла же она сказать, что Аркадий был у неё рано утром в саду - она и сама не была в этом уверена. И Олег свою смерть мог найти, где угодно, все под Богом ходим. И если искать приключений, их вполне можно найти. И приключения эти совсем не таковы, как в романах Дюма и Стивенсона, они наши, родные грязные и мерзкие... Никому она ничего не сказала, и никто ничего не сказал, и следствие, видимо, зашло в тупик. Больше никто не приходил, и целых девятнадцать лет эта история не давала о себе знать, чтобы потом со страшной фантастической силой переворошить, перекорежить судьбы наших героев...
4.
Осень 1992 г.
... Все друзья и знакомые считали семью Корниловых идеальной семьей. Казалось, что в ней есть все, что необходимо людям для счастья, для полнокровной, духовно богатой жизни. Аркадий Юрьевич, глава семьи, был человеком крепким, жизнерадостным и невероятно удачливым. В свои сорок лет он успел сделать такую карьеру, какую иные не могли сделать и в пятьдесят или вовсе никогда не достигали такого общественного положения. Мария Ростиславовна была всеобщей любимицей везде, где бы она ни жила, будь то в среде советских загранработников во Франции или в Канаде, куда выезжал с семьей в долгосрочные командировки Аркадий Юрьевич, или в своей гостеприимной квартире в Москве, или на не менее гостеприимной даче, где они по субботам и воскресеньям устраивали веселые пикники. Их семнадцатилетнюю дочку Катюшу обычно ставили в пример другим, порой развязным и неуправляемым, детям их родители - друзья и знакомые Корниловых. Катя прекрасно училась, сочиняла стихи, превосходно знала французский и английский языки, так как с детства подолгу жила и во Франции, и в Канаде. Словом, счастливой казалась семья.
А что там скрывалось за всей этой благостной и блестящей оболочкой, откуда могли знать это друзья и знакомые, да и зачем им было все это знать?
Год назад умер от инфаркта отец Маши Ростислав Петрович, душа компании, весельчак и шутник. Умер скоропостижно, не болея и не мучаясь, словно праведник. Без него действительно опустел дом, и, хотя Маша с Аркадием и Катюша жили отдельно, все же эту большую семью цементировала личность Ростислава Петровича. И Аркадию многого не хватало, чтобы занять такое же положение в семье. Полина Ивановна сильно сдала после смерти любимого мужа, ничто на свете ей уж было не мило, лишь семнадцатилетняя Катюша согревала ей сердце.
Семь лет назад умерла и мать Аркадия. Он вынужден был тогда прервать очередную командировку и вернуться в Москву - у матери был рак, она медленно и мучительно умирала. Аркадий помнит, как мужественно вела себя в те страшные дни Маша, как не отходила от постели больной, как сделала все возможное, чтобы хоть как-то скрасить её последние дни, чтобы хоть как-то облегчить мучительные боли умирающей. Перед самой смертью из последних сил она прошептала сидящей перед ней Маше:
- Спасибо тебе, дочка, спасибо за все...
Это были её последние слова.
На похоронах было очень мало народу. В последнее время она ни с кем не общалась, вышла на пенсию и в основном сидела дома. Были довольно скромные поминки и, если бы не Ростислав Петрович и Полина Ивановна, практически и некому было сказать о покойной доброе слово.
Через несколько дней после похорон Аркадий поехал на кладбище. Подойдя к могиле матери, он увидел стоящего около немногочисленных еловых венков и искусственных цветов на могиле высокого мужчину в черном пальто и ондатровой шапке в руках. Роговые очки, седые волосы, властное выражение лица... Боже мой, глазам своим не верится... Как похож... да нет, это же он... Именно он... Собственной персоной...
Этого человека видели в окружении всех генеральных секретарей последнего времени на трибуне мавзолея, на всевозможных вручениях очередных наград, на страницах газет и на экране телевизора. Его фамилия числилась в сонме небожителей. И именно он стоял с непокрытой седой головой у могилы его, Аркадия, матери, скромной и тихой женщины. Подходить к могиле Аркадий побоялся, к тому же заметил неподалеку нескольких крепких людей в штатском. Аркадий отошел в сторону и подошел к могиле только тогда, когда этот человек отошел далеко. Действительно, у входа на кладбище стоял правительственный членовоз и две черные "Волги" рядом, Аркадий их заметил, когда входил на территорию кладбища.
На могиле лежал свежий большой венок. Аркадий поглядел на надпись. "Наташе от Коли" - гласила лаконичная белая по красному надпись. И все.
Вот тут-то и вспомнилось Аркадию его чудесное поступление в МГИМО, с французским и английским языками, прекрасное распределение после окончания, многочисленные загранкомандировки, постоянное быстрое продвижение по службе. Он был неглуп - понял все мигом. Секреты порой раскрываются после смерти близких людей. А не заехал бы сюда именно в этот час, и вообще бы ни о чем никогда не догадался...
Он не стал рассказывать Маше про чудесное явление на кладбище, ему почему-то было это неприятно. И вообще, в последнее время их общение становилось каким-то натянутым. Не было больше той искренности, теплоты, как в прежние годы - разговоры велись только о службе, о Катиных делах, да на проходные темы. Но о себе, о своих чувствах - все реже и реже. Говорить было о чем, они вели интересную насыщенную жизнь - поездки, встречи, банкеты, театры, приемы - вакуум было чем заполнить. И они сами не отдавали себе отчет в том, что в их отношениях образовалась трещина, образовалась тогда еще, до женитьбы, в то роковое утро 9 октября 1973 года, и они до сих пор не знали, что каждый из них делал в то утро, и какова была роль каждого в той трагедии, которая тогда произошла.
Маша заочно кончила исторический факультет МГУ, но так никогда и не работала, хотя ей очень и хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Она стала наступать на него, сжав кулаки. Он слегка попятился назад от неожиданности, но вовсе не оробел от этого яростного натиска.
- Ты потише, красавица, потише, - посуровел он, и лицо его стало неприятным, даже каким-то отвратительным. - Я тебе не муж и не жених, могу и врезать, не пожалеть твою красоту.
- Если только руку поднимешь, тебя через двадцать минут на свете не будет! - крикнула в озлоблении Маша. Как же она ненавидела его!
- Соседями пугаешь? - не сдавался Олег. Хотя вся эта ситуация стала вызывать у него чувство ужасной досады. Действительно, крайне неудачно все получилось, глупо и безобразно. - Так я не боюсь, ты сейчас к ним не побежишь. - Он пытался сохранить хорошую мину при плохой игре. Постесняешься. Раньше надо было. Теперь утро... Ночь прошла, никто не знает, как...
"Тебя через двадцать минут на свете не будет..." Страшная вещь слово. Всю жизнь вспоминала Маша эту вырвавшуюся у него фразу. Всю оставшуюся жизнь...
Олег все же ушел. Не простившись и хлопнув дверью. Она осталась на тахте, закусывая губы, чтобы не разреветься. Но не выдержала и все же разревелась и долго рыдала в подушку, размазывала слезы по щекам, снова кусала губы от ужасной досады на произошедшее.
Потом потихоньку стала приходить в себя и действительно пошла к соседям. Был выходной день, вчерашний пир обернулся в похмелье следующего. Она позавтракала в веселой компании, выпила вина, пошла с ними гулять, потом были и шашлыки, и песни под гитару, и шутки, и анекдоты. И к вечеру она стала потихоньку забывать и про отвратительный визит, и про загадочный силуэт в саду. Молодость есть молодость... Жить и радоваться хочется в любой ситуации...
Домой она попала только к вечеру.
... А в девять часов приехал Аркадий. Единственное, что ей оставалось делать, так это делать вид, что ничего не произошло. А Аркадий был весел и оживлен, это только потом ей пришло в голову, что он был слишком весел и слишком оживлен и как-то совсем не похож на себя, что за один день из педантичного, щепетильного, застенчивого как-то быстро превратился в страстного неутомимого любовника. Но тогда она не могла ни о чем думать, безмерно радуясь тому, что приехал Аркадий, что не похотливый наглый Олег, а он сидит рядом с ней... Она почти уверила себя, что в саду был не он, а случайный прохожий. Почти...
Сомнение пришло в тот момент, когда сообщили, что Олег Быстров исчез. Ей сразу же припомнились её собственные слова: "Тебя через двадцать минут на свете не будет..." и никогда уже не забывались. Сразу же припомнился и силуэт в темном саду и неприятное, почти жуткое впечатление от светящихся в темноте глаз.
Порой человеку в голову приходят дикие абсурдные мысли, причем, приходят мгновенно, словно удар молнии. Догадка Маши была настолько чудовищна, что она просто в неё не поверила. Абсурд, бред... Конечно, бред... Такое только в кино бывает, но чтобы с ними... В реальной жизни... Быть не может такого... Похотливый Олег, обескураженный позорной неудачей на любовном фронте, видимо, рванул куда-нибудь к старой подруге, чтобы подсластить пилюлю, а там и застрял. Что ему до матери, такому человеку? Мог плюнуть и на мать, и на институт и уехать куда угодно, в любой город. Мысль эта успокоила Машу, её страшная догадка почти исчезла, почти растворилась совсем. Но вот совсем раствориться она не могла, потому что Олега так и не могли найти, и объявление "Найти человека!" можно было встретить в самых разнообразных местах, хоть на вокзале, хоть около районного отделения милиции. С плохо пропечатанной фотографии на неё глядели нахальные глаза Олега Николаевича Быстрова, он словно усмехался своими тонкими губами под подстриженными густыми усиками, словно хотел ей что-то сказать. "Ушедший из дома 8 октября в 16. 00..." Что же с ним произошло?
И вот... стало известно, что Олег погиб. Аркадий мог бы не предупреждать Машу об осторожности со следователем, она бы и сама ничего не сказала. Не могла же она сказать, что погибший ночевал у неё в ночь, следующую уже за его официальным исчезновением восьмого октября? Это было чревато неприятностями, даже если категорически отбросить её догадку. Выходит, она последняя, кто видел его живым. Как так? Переночевал и исчез. Да и не могла она признаться людям в том, что незадолго до свадьбы она принимала у себя на даче по ночам незнакомых мужчин. Это значило опозорить себя, признать себя шлюхой и чуть ли не соучастницей убийства. Признать перед следователем, перед знакомыми, перед Аркадием, наконец. Никаких доказательств, что он причастен к исчезновению Олега, у неё ведь не было. Не была она даже уверена в том, что именно его силуэт был тогда за окном. А если это был именно он, тогда тем более, надо было молчать как рыба. Вот какая хитрая получалась история...
А ведь если посмотреть на дело другими глазами, ведь погиб человек. Маша знала, что сошла с ума его мать. А согласно понятиям, которым её учили с детства, зло не должно остаться безнаказанным. Ведь только одна она могла пролить свет на это темное дело. Она и, возможно, ещё один человек. Но, если этот человек, действительно мог пролить свет на это дело, то свет этот ему совсем не нужен. И это страшно её мучило, она не спала ночами, все время перед глазами был этот несчастный Олег Быстров в бежевом плаще с заплаткой с правой стороны, хлопающий дверью её дачи и удаляющийся в сырой сад, в туманное утро навстречу своей смерти. Наверное, если бы Маша была знакома с его матерью, она бы все-таки не выдержала и рассказала, что знала. А, может быть, и не рассказала бы. Погибшего ведь этим не вернешь... А вот себе и Аркадию можно было бы навредить непоправимо. Да и не могла же она сказать, что Аркадий был у неё рано утром в саду - она и сама не была в этом уверена. И Олег свою смерть мог найти, где угодно, все под Богом ходим. И если искать приключений, их вполне можно найти. И приключения эти совсем не таковы, как в романах Дюма и Стивенсона, они наши, родные грязные и мерзкие... Никому она ничего не сказала, и никто ничего не сказал, и следствие, видимо, зашло в тупик. Больше никто не приходил, и целых девятнадцать лет эта история не давала о себе знать, чтобы потом со страшной фантастической силой переворошить, перекорежить судьбы наших героев...
4.
Осень 1992 г.
... Все друзья и знакомые считали семью Корниловых идеальной семьей. Казалось, что в ней есть все, что необходимо людям для счастья, для полнокровной, духовно богатой жизни. Аркадий Юрьевич, глава семьи, был человеком крепким, жизнерадостным и невероятно удачливым. В свои сорок лет он успел сделать такую карьеру, какую иные не могли сделать и в пятьдесят или вовсе никогда не достигали такого общественного положения. Мария Ростиславовна была всеобщей любимицей везде, где бы она ни жила, будь то в среде советских загранработников во Франции или в Канаде, куда выезжал с семьей в долгосрочные командировки Аркадий Юрьевич, или в своей гостеприимной квартире в Москве, или на не менее гостеприимной даче, где они по субботам и воскресеньям устраивали веселые пикники. Их семнадцатилетнюю дочку Катюшу обычно ставили в пример другим, порой развязным и неуправляемым, детям их родители - друзья и знакомые Корниловых. Катя прекрасно училась, сочиняла стихи, превосходно знала французский и английский языки, так как с детства подолгу жила и во Франции, и в Канаде. Словом, счастливой казалась семья.
А что там скрывалось за всей этой благостной и блестящей оболочкой, откуда могли знать это друзья и знакомые, да и зачем им было все это знать?
Год назад умер от инфаркта отец Маши Ростислав Петрович, душа компании, весельчак и шутник. Умер скоропостижно, не болея и не мучаясь, словно праведник. Без него действительно опустел дом, и, хотя Маша с Аркадием и Катюша жили отдельно, все же эту большую семью цементировала личность Ростислава Петровича. И Аркадию многого не хватало, чтобы занять такое же положение в семье. Полина Ивановна сильно сдала после смерти любимого мужа, ничто на свете ей уж было не мило, лишь семнадцатилетняя Катюша согревала ей сердце.
Семь лет назад умерла и мать Аркадия. Он вынужден был тогда прервать очередную командировку и вернуться в Москву - у матери был рак, она медленно и мучительно умирала. Аркадий помнит, как мужественно вела себя в те страшные дни Маша, как не отходила от постели больной, как сделала все возможное, чтобы хоть как-то скрасить её последние дни, чтобы хоть как-то облегчить мучительные боли умирающей. Перед самой смертью из последних сил она прошептала сидящей перед ней Маше:
- Спасибо тебе, дочка, спасибо за все...
Это были её последние слова.
На похоронах было очень мало народу. В последнее время она ни с кем не общалась, вышла на пенсию и в основном сидела дома. Были довольно скромные поминки и, если бы не Ростислав Петрович и Полина Ивановна, практически и некому было сказать о покойной доброе слово.
Через несколько дней после похорон Аркадий поехал на кладбище. Подойдя к могиле матери, он увидел стоящего около немногочисленных еловых венков и искусственных цветов на могиле высокого мужчину в черном пальто и ондатровой шапке в руках. Роговые очки, седые волосы, властное выражение лица... Боже мой, глазам своим не верится... Как похож... да нет, это же он... Именно он... Собственной персоной...
Этого человека видели в окружении всех генеральных секретарей последнего времени на трибуне мавзолея, на всевозможных вручениях очередных наград, на страницах газет и на экране телевизора. Его фамилия числилась в сонме небожителей. И именно он стоял с непокрытой седой головой у могилы его, Аркадия, матери, скромной и тихой женщины. Подходить к могиле Аркадий побоялся, к тому же заметил неподалеку нескольких крепких людей в штатском. Аркадий отошел в сторону и подошел к могиле только тогда, когда этот человек отошел далеко. Действительно, у входа на кладбище стоял правительственный членовоз и две черные "Волги" рядом, Аркадий их заметил, когда входил на территорию кладбища.
На могиле лежал свежий большой венок. Аркадий поглядел на надпись. "Наташе от Коли" - гласила лаконичная белая по красному надпись. И все.
Вот тут-то и вспомнилось Аркадию его чудесное поступление в МГИМО, с французским и английским языками, прекрасное распределение после окончания, многочисленные загранкомандировки, постоянное быстрое продвижение по службе. Он был неглуп - понял все мигом. Секреты порой раскрываются после смерти близких людей. А не заехал бы сюда именно в этот час, и вообще бы ни о чем никогда не догадался...
Он не стал рассказывать Маше про чудесное явление на кладбище, ему почему-то было это неприятно. И вообще, в последнее время их общение становилось каким-то натянутым. Не было больше той искренности, теплоты, как в прежние годы - разговоры велись только о службе, о Катиных делах, да на проходные темы. Но о себе, о своих чувствах - все реже и реже. Говорить было о чем, они вели интересную насыщенную жизнь - поездки, встречи, банкеты, театры, приемы - вакуум было чем заполнить. И они сами не отдавали себе отчет в том, что в их отношениях образовалась трещина, образовалась тогда еще, до женитьбы, в то роковое утро 9 октября 1973 года, и они до сих пор не знали, что каждый из них делал в то утро, и какова была роль каждого в той трагедии, которая тогда произошла.
Маша заочно кончила исторический факультет МГУ, но так никогда и не работала, хотя ей очень и хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66