Он пользовался неизменным успехом у девушек. Казалось, у него не могло быть непокоренных вершин. Это признавали все, и если кто-нибудь одерживал победу над Олегом в этом вопросе, то очень гордился этим. Но, надо сказать, что такое бывало крайне редко. Аркадий же проигрывал по всем статьям, и соперничать с Олегом даже не мечтал. Хотя порой это обстоятельство выводило его из себя. "Почему, собственно говоря? Почему так происходит?" - постоянно задавал себе вопрос Аркадий. Ведь он был гораздо красивее Олега, учился в прекрасном институте, у него было блестящее будущее... Однако, стоило Олегу появиться в любой компании, как девицы буквально вешались ему на шею. "Какое у него неприятное лицо!" - всегда думал при этом Аркадий. - "Как он туп и необразован! Что ни такого в нем находят?" Но эти нахальные глаза, эта вечная блуждающая улыбочка на тоненьких губах под густыми усами придавали его лицу какое-то странное обаяние, а его манера общаться хоть и шокировала, но в то же время и притягивала. Не признать это было невозможно...
Если бы сейчас Аркадия, сидящего с Машей в насквозь прокуренном зале кафе "Метелица" спросила, кого из знакомых, близких и далеких, он сейчас хотел бы встретить менее всего, он бы, не задумываясь, назвал Олега Быстрова. Как же все это было неудачно, неуместно... Но... Олег уже подходил к их столику...
Если бы только мог представить себе Аркадий, КАКИМИ последствиями обернется эта встреча, он бы схватил Машу на руки и убежал бы отсюда как можно дальше... Но... разве властны мы перед таким страшным понятием, как СУДЬБА...
Вежливо поздоровавшись, Быстров присел на свободное место, стряхнул пепел в их чистую пепельницу.
Начал он с необычного. Аркадию поначалу даже было приятно видеть, что он чем-то озадачен. Такого он раньше за ним не замечал. Порадовало Аркадия и то обстоятельство, что Олег был весьма небрежно одет и выглядел довольно неряшливо. Его серый, не первой новизны, отечественный костюм был ощутимо помят и потерт, а рубашка под съехавшим набок дешевым широченным галстуком несвежа. От него пахло дешевым "Портвейном", а курил он вонючую "Приму".
- Здравствуйте, друзья, - начал он. - Аркадий, ты меня обязан выручить, дружище. У меня, понимаешь, казус произошел. Перезаказ, усмехнулся он в усы. - Я сижу тут с одной приличной дамой, и нам нечем расплатиться за убогое угощение. Причем, сидим тут уже третий час и заказываем и заказываем мороженое. И курим, курим эту дрянь до остервенения, все ждем, что кто-нибудь из знакомых зайдет попить шампанского. Но закон подлости суров - как назло никого. Когда деньги есть, табунами ходят и норовят присоседиться... А тут... И вдруг ты! Мне-то нужно всего пятнадцать рублей. Я отдам, - уверил он и добавил: - Хоть завтра. Да хоть сегодня вечером.
Слышать от Олега такие речи и видеть его в столь жалком положении было весьма отрадно для Аркадия, ему было бы приятно небрежно протянуть ему пару мелких купюр, но, к сожалению, пятнадцати рублей для него у Аркадия не было чисто физически. На свой-то заказ кое-как хватало. Так что он был вынужден отказать с непроизвольно появившейся ехидной ухмылкой.
Ухмылку Олег заметил и усмехнулся в ответ ещё ехиднее. Шла борьба взглядов. Аркадий понял, что тот так просто не уйдет. Кстати, и в этой, унизительной для всякого нормального человека, ситуации, он держался довольно уверенно, без тени смущения.
Пока они молча смотрели в глаза друг другу, Маша вытащила из сумочки двадцатипятирублевую бумажку и протянула её Олегу.
- Возьмите, - тихо сказала она.
- Боже мой, какие деньги, какие люди! - воскликнул Олег. - Сейчас я принесу вам сдачу. Мне столько не надо. А, впрочем, если вы не возражает, я их все пропью за ваше здоровье. А завтра, максимум, послезавтра, я верну их господину Корнилову, чтобы он передал их вам, очаровательная незнакомка. Нет, лучше я запишу ваш номер телефона и отдам лично в руки, а то Аркаша зажилит деньги, и вы на всю жизнь возненавидите меня, бедного студента и будете безмерно неправы. Ибо долги я отдаю при всех обстоятельствах.
Аркадий пожал плечами и едва слышно хмыкнул. Он-то прекрасно знал, что Олег тем и известен, что долгов не отдает практически никогда. И все же он с удовольствием дал бы ему пятнадцать рублей, лишь бы не видеть его ненавистной физиономии с этой глумливой улыбкой на тоненьких губах. Олег уловил и это движение, и улыбочка его стала ещё более глумливой. Он слегка подмигнул Аркадию. Аркадий покраснел.
- Нет, нет, я доверяю Аркадию, - улыбнулась Маша. - Отдайте ему, кстати, можете не спешить. Я потерплю.
- Вы, вроде бы, намекаете на то, что можно и вовсе не отдавать, деланно оскорбился Олег. - Нет, нет, я вовсе не нищий, и хоть меня не ждут в будущем двери гостеприимного советского посольства где-нибудь в Вашингтоне, Лондоне или Париже, и не ждут меня также в стенах ТАСС и АПН, и в редакциях толстых престижных журналов, а ждет меня бешеная карьера инженера со стодвадцатирублевым окладом, деньги я все же отдам. Жди, Корнилыч, звоню!
Еще раз окинул Машу и Аркадия мутным взором и ретировался, слегка пошатываясь. Исчез в клубах табачного дыма.
- Какой неприятный тип, - сказала через некоторое время Маша, и это её замечание сразу же так подняло настроение Аркадию, что он был просто счастлив, что встретился с Олегом в этом злачном месте. И Олег видел, с какой девушкой он сидит, у него таких сроду не было...
Они посидели недолго и ушли. Уходя, Аркадий бросил взгляд в зал и заметил, что Олег со своей спутницей все ещё сидят за столиком. Олег тоже бросил быстрый взгляд на него и тут же отвернулся.
Утром Аркадия ждал неприятный сюрприз. Выяснилось, что мать уезжает в тот самый вечер, что и родители Маши. Она просила Аркадия проводить её, и отказать ей он, естественно, не мог, хотя, сопоставив время, закусил от досады губу. Ведь накануне они обо всем договорились с Машей. Она пригласила его к себе на дачу.
- Они уедут максимум в шесть вечера. А утром у них самолет. Так что, часикам к восьми - девяти приезжай. Когда стемнеет. Мы будем одни, шепнула она, целуя его в щеку.
Господи! Да ради этого момента стоило прожить двадцать два года на свете! Они будут одни! И ночью тоже одни! И следующим днем тоже одни! В теплой, протопленной уютной даче, стоящей в сосновом бору. С ней, лучшей девушкой в мире! И они будут делать все, что захотят. И никто им ничего не скажет...
А тут вот такая досада! Мать-то уезжает около двенадцати ночи. Не проводить её невозможно. А потерять такой вечер?! Разве это возможно?!
Они встретились на Ленинских горах после его занятий. Он сообщил ей, что вынужден провожать мать на вокзал. Маша очевидно расстроилась, глаза погрустнели, слегка надулись губы. "Я же не могу там ночевать одна, я боюсь там. Значит, мне придется ехать с ними в Москву". Аркадий не знал, что и делать, но отказаться проводить мать он никак не мог, тем более, что ей в последнее время было так плохо с желудком. Она бы очень обиделась.
Если бы Аркадий знал, к КАКИМ последствиям ЭТО приведет, он бы не только не поехал провожать мать, но немедленно пешком бы пошел на Машину дачу. Но мы бессильны перед СУДЬБОЙ.
Маша быстро поняла ситуацию, успокоилась сами и стала успокаивать его. "Ладно, Аркадий, не переживай, я переночую у соседей по даче. Кстати, и родители охотней меня одну там оставят, если я при них договорюсь с соседями. А то, между прочим, они вряд ли разрешили бы мне остаться там одной. Мы с тобой как-то об этом не подумали. А ты приезжай на следующий день. Когда захочешь. Лучше, конечно, вечером. Сам понимаешь, поселок маленький, все на виду, все друг друга знают. Кругом глаза. А в темноте надежнее". - Сказав это, уже безо всякой обиды, Маша засмеялась и прижалась к Аркадию. И у него отлегло от сердца.
Последний день перед проводами Аркадий провел как на иголках. Ему казалось, что время остановилось, так безумно долго, по-черепашьи ползли стрелки часов. Он сидел на занятиях, пропуская мимо ушей все лекции, односложно отвечая на вопросы ребят. Маша, её лицо, её фигура постоянно стояла перед его глазами, словно наваждение. Изнывая от тоски на занятиях, он решил, что не станет дожидаться следующего дня и поедет к ней сегодня же ночью, сразу после того, как проводит мать. Подумаешь, ночь, темнота, скользкая дорога, собаки... Он же мужчина, в конце концов... Он пожалел, что они не договорились с Машей проще - провести эту ночь в её городской квартире на проспекте Вернадского. Ну почему это не пришло в голову ни ему, ни ей? Конечно, на даче куда романтичнее, но раз уж так получилось... Но теперь уже было поздно, на Машиной даче телефона не было... А жаль...
В середине дня, с больной головой, вернувшись домой из института, он почувствовал, что не испытывает уже никакого счастья, напротив, постоянно нарастает чувство какой-то странной тревоги, страха перед чем-то непонятным... Чего ему было бояться? Он и сам не мог ответить себе на этот вопрос. Но в эти минуты тревоги он был бы готов согласиться вообще никогда не быть знакомым с Машей. Как ему было хорошо и спокойно без нее, зачем он только её встретил? Порой им даже овладевало некое предчувствие беды, неведомой, грозной... Но как только он представлял себе, как он входит в протопленную дачу и видит её, теплую, нежную, податливую, любящую его, как счастье на короткое время вновь овладевало им, а потом вновь на смену этому ощущению счастья и предвкушению блаженства приходили страх и тревога. И сомнения, сомнения - когда же ему все же лучше туда поехать?!
С трудом Аркадий дождался вечера, стрелки часов теперь уже почти совсем не двигались, мать собирала чемодан, а он еле скрывал все нарастающее раздражение. Почему произошла такая накладка? Ну почему именно сегодня?! Нервно постукивая пальцами о стол, смотрел он телевизор, совершенно не воспринимая информацию о нараставших достижениях и огромном личном вкладе Генерального Секретаря, ещё не превратившихся в окончательный фарс, но уже вполне созревших. Шла эпоха пустословия и пустоглазия. Жить потихоньку становилось все скучнее и скучнее...
Наконец, все же настала пора ехать. Пришло заказанное такси, и Аркадий с матерью поехали на Курский вокзал. Как раз в это время заморосил мелкий дождичек. Мелкий, но совершенно мерзейший. Блестели под фонарями лужи, ритмично двигались дворники машины, дождь все усиливался. А когда они подъехали к Курскому вокзалу и смешались с многочисленной мокрой толпой, текущей единым потоком к поездам, дождь превратился в ливень. Аркадий нес чемодан и сумку, мать раскрыла над ними зонтик... Аркадий мрачно молчал. Все было против него. Закон подлости действовал безошибочно. "Бывает все на свете х...", - крутилось в мозгу. Какого черта льет этот окаянный дождь? Какого черта вообще бывают такие мерзкие нудные дожди?!
Аркадий выслушал на прощание несколько пожеланий, поцеловал мать в щеку, а когда поезд, наконец, тронулся, почувствовал, что страшно устал неизвестно от чего и хочет спать. Как-то весь перегорел от этого нервного тряса. И перспектива ехать в глубокую ночь, идти по скользкой тропке, а идти от станции до дачи Маши было около двадцати-тридцати минут, не манила Аркадия. К тому же, он один единственный раз в жизни шел по этой тропке и, хотя дорога была несложная, а ориентировался он неплохо, но все же перспектива заблудиться была. И он твердо решил отложить поездку на завтра, досадуя, что им обоим не пришла в голову мысль назначить свидание в московской квартире...
Усталый Аркадий думал, что только нырнет дома под одеяло, так сразу и заснет. Ан нет, не спалось дома, и усталость куда-то мгновенно улетучилась. В квартире было холодно и неуютно, как всегда, в начале октября, батареи отопления совершенно холодные, в квартире было пятнадцать градусов, не более. Аркадий кутался в одеяла, свертывался клубком, ворочался, но никак не мог ни согреться, ни заснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66