После приветствия она коротко доложила:
- Звонил Май. Задержится. Полетел... - Она заглянула в бумажку: Компрессор. Как только починит, приедет.
- Хорошо, - кивнул прокурор, проходя в свой кабинет.
Обстановка здесь осталась такой же, какой была при предшественнике Захара Петровича. Не модная. Современные столы и стулья совершенно не гармонировали бы с комнатой, которая была в этом старинном особняке скорее всего гостиной. Большие венские окна, изразцовая печь, оставленная, видимо, из-за красоты плиток, на которых пламенели фантастические кони. Печь бездействовала: здание давно обогревалось батареями центрального отопления.
Глаголев долго ломал голову над тем, как бы улучшить интерьер прокурорского кабинета, но так ничего пока и не придумал: тут был свой стиль. И даже чернильница, мраморная, с медными украшениями, находилась на своем месте.
Первым делом Измайлов просмотрел почту - привычка, выработанная за годы службы. Отложив письма, на которые решил ответить сам, остальные с резолюциями сложил в папку для своего помощника, Ольги Павловны Ракитовой.
Затем Захар Петрович посмотрел записи в перекидном календаре. Одна из них гласила: "Нач. ГОВД'а. Объяснение".
Начальник горотдела внутренних дел Никулин был приглашен, чтобы доложить, какие меры приняты по жалобе, направленной ему Измайловым.
"Кстати, поговорю и о спекулянтах", - вспомнил Захар Петрович свой поход на рынок.
Майор Никулин явился в точно указанное время.
- Ну, что решили? - спросил Измайлов, имея в виду жалобу, ради которой он пригласил майора.
Никулин вынул из кожаной папки объяснительную записку и протянул прокурору.
- Попляшет он теперь, - сурово произнес Егор Данилович.
Речь шла о курсанте Высшей школы милиции, который проходил практику в ГАИ Зорянска. На него жаловался шофер-любитель, остановленный якобы за нарушение правил дорожного движения. Водителем оказался рабочий местного машиностроительного завода, передовик производства. Он возмущенно писал, как грубо вел себя тот самый практикант.
- В его комсомольскую организацию написали, - продолжал Никулин. Пусть разберут на собрании. Поступок курсанта обсужден и на совещании в отделе милиции.
- Ну, он-то пока только практикант, - заметил Измайлов. - Вся беда, Егор Данилович, что и кое-кто из ваших старых работников хамит водителям. - Увидя протестующий жест Никулина, Захар Петрович жестко сказал: - Есть такие сведения. Вот не у них ли научился этот курсант?
Никулин помрачнел.
Измайлов решил больше к этой теме не возвращаться. Он отлично узнал майора за те пять лет, которые тот возглавлял городскую милицию. Такому не надо повторять два раза.
Перешли к вопросу о том, что делается в отношении спекулянтов, которых в последнее время все чаще можно увидеть на улицах Зорянска.
- Это "гастролеры" в основном нам показатели портят, - сказал Никулин. - Я как раз вчера проводил у себя совещание. Чистим город. Привлекаем дружинников. Постараемся, Захар Петрович...
- Давно пора, - кивнул прокурор, как бы давая понять, что все нужные вопросы они обговорили.
Майор ушел. Захару Петровичу было видно в окно, как он сел в поджидавший его милицейский газик. Как только машина тронулась, к прокуратуре подъехали красного цвета "Жигули". Измайлов обратил внимание номерной знак другой области, да и цифры запоминающиеся - четыре семерки.
Из автомобиля поспешно вылез Май, и скоро его шаги раздались в коридоре.
Еще раз глянув в окно, Захар Петрович подумал, что эту машину и водителя он уже где-то видел. Мужчине лет сорок, баки почти до подбородка, монгольские скулы и глаза...
- Разрешите? - заглянул в комнату Май.
- Заходи, - кивнул Измайлов. - Здравствуй.
- Здравствуйте.
Шофер был чем-то огорчен, это прокурор понял с первого взгляда.
- Ну, как компрессор?
- Менять надо, Захар Петрович... А лучше бы... - Он вздохнул: - Всю машину...
Май, пожалуй, впервые прямо говорил об этом Измайлову. Раньше только намекал. Действительно, прокурорский "Москвич" давно пора списывать. В последнее время шофер не вылезал из-под него.
Не успел Май закрыть за собой дверь, как раздался телефонный звонок. Звонил Павел Иванович Ляпунов, начальник отдела общего надзора областной прокуратуры.
- Готовишься к конференции? - спросил он Измайлова после обмена приветствиями.
- А что готовиться, я, как пионер, всегда готов...
В Рдянске, их областном центре, должна была проходить зональная конференция работников прокуратуры. Захар Петрович уже имел официальное приглашение.
- Это хорошо, - сказал Ляпунов. - Вот что, товарищ пионер... у меня, значит, такое поручение от руководства... Будешь делать доклад на конференции.
- Как? - невольно вырвалось у Измайлова. Он прикинул: осталось десять дней. Успеет ли подготовиться?
- Минут на пятнадцать. Деловито, так сказать, и конкретно. Указание Степана Герасимовича - говорить без всяких шпаргалок.
Прокурор области Степан Герасимович Зарубин не любил, когда выступающие шпарили по написанному. Но в устах Ляпунова подобное звучало довольно забавно: сам-то он без бумажки чувствовал себя очень неуверенно.
- Без шпаргалок даже лучше, - сказал Захар Петрович.
- Но текст выступления отпечатай, - продолжал Ляпунов. - Было бы неплохо получить его нам заранее...
- Зачем? - спросил Измайлов.
- Как зачем? - удивился Павел Иванович. - Я проверю, чтобы ты лишнего не наговорил. Ведь прокурор республики обещал присутствовать на конференции...
После этого разговора в душе остался нехороший осадок. Захара Петровича больно кольнуло это недоверие. Оно обижало. И еще. От всего этого пахло показухой. С одной стороны, ты выступаешь вроде бы открыто, свободно, выкладываешь, как говорится, все, что на сердце наболело, а с другой стороны - он проверит! Чтобы, не дай бог, не сказал такого, что в глазах высокого начальства представило бы дела в области в невыгодном свете.
Измайлов нажал кнопку звонка и держал на ней палец дольше обычного. Вошла Вероника Савельевна, секретарь.
- Ракитову, - коротко попросил Измайлов.
- Она же на мелькомбинате, с проверкой, - удивилась та.
- Да-да, - спохватился Захар Петрович, вспомнив, что сам вчера дал своему помощнику задание по проверке на мелькомбинате, где, по сообщению одного из рабочих, транспорт систематически используется не по назначению. - Когда вернется, пусть зайдет.
Вероника Савельевна вышла, но тут же возвратилась:
- Захар Петрович, к вам тут на прием...
- Кто?
- Говорят, народные контролеры... Вот с таким чемоданом! - она широко расставила руки.
- С чемоданом? - удивился прокурор. - Что же, пригласите их.
Через минуту в кабинет уже входила целая процессия: пожилой мужчина в шляпе, которую тут же поспешно снял, парень лет двадцати пяти и совсем молоденькая девушка в легком крепдешиновом платье.
- Вот, товарищ прокурор, - сказал парень, ставя огромнейший чемодан на стол и открывая крышку. - Явная спекуляция...
В глазах Измайлова зарябило от цветных узоров на целлофановых сумках, лежащих в чемодане.
- Прошу, садитесь, - сказал Захар Петрович. - Разберемся по порядку... Во-первых, давайте познакомимся...
- Сидоров, - чуть приподнялся самый старший, держа на коленях шляпу. - Николай Ефимович.
- Рита Волошина, - представилась девушка.
- Григорий Бровман, - назвал себя парень.
- Где вы работаете?
- В типографии... Являемся народными контролерами. Сегодня у нас рейд по плану, - сказал Сидоров. - Проверяли учреждения бытового обслуживания...
- Как оформляются заказы, нет ли претензий у заказчиков, - пояснила Волошина. - Понимаете, на этом фронте у нас в городе много узких мест. Помните, даже в газете "Знамя Зорянска" недавно писали...
- А чемодан откуда? - спросил Измайлов.
- Ой, товарищ прокурор, - воскликнула девушка. - Когда я увидела, что лежит в чемодане, то сразу поняла: дело нечисто! Откуда столько джинсов? Это только спекулянты! Мой брат говорит, у них в техникуме прямо на переменах предлагали во дворе. За двести рублей!..
Сидоров почувствовал, что девушку может занести от главного, и перебил ее:
- Постой, Маргарита... Значит, так. Зашли мы в мастерскую, где работает Боярский...
- Какой Боярский? - засмеялся Бровман. - Зубцов его фамилия.
- Точно, Зубцов, - согласился Сидоров и пояснил, что "Боярский" - это прозвище радиомастера, которое дали ему потому, что внешне он действительно чем-то напоминал известного актера и вообще питал особое пристрастие к его таланту. В мастерской Зубцова то и дело слышалась бодрая песенка д'Артаньяна, исполняемая Михаилом Боярским.
- Что касается претензий к мастерской, то их нет, - продолжал Сидоров. - Все в ажуре. Журнал учета заказов - как в аптеке. Мы опросили заказчиков, бывших в мастерской, они довольны...
- В книге жалоб и предложений - только благодарности, - вставила Волошина. - И вообще, этот Боярский, простите, Зубцов, очень культурный и вежливый. Там даже вымпел висит - "Предприятие образцового обслуживания"... - Она замолчала.
- Осмотрели мы и подсобку, - снова заговорил Сидоров. - Там у него детали разные, корпуса для магнитофонов, приемников. Короче, запчасти... Глядим, мешок с редиской и вот этот чемодан, - показал он на стол.
- Мне они сразу бросились в глаза, честное слово! - не удержалась девушка.
- Спрашиваем, - невозмутимо продолжал рассказ Сидоров, - чьи это вещи? Зубцов говорит: приезжие оставили. Ну, кто на рынок приехал торговать... Знакомые, что ли? Нет, говорит, просто попросили, пусть постоят вещи...
- Мешок и чемодан принадлежат одному человеку? - уточнил Измайлов.
- Разным, - ответил Сидоров. - Редиску женщина оставила, а чемодан какой-то мужчина.
- За мешком эта женщина при нас пришла, - опять вставила Волошина. Забрала и стала торговать на рынке...
- А за чемоданом никто не пришел, - сказал Сидоров. - Мы целый час ждали... Попросили Зубцова открыть...
- Я как чувствовала! - взволнованно воскликнула девушка. - Открываем, а там!.. Нет, вы только посмотрите, товарищ прокурор!
Она вскочила, сгребла целлофановые сумки, которые пользуются у женщин таким успехом (удобно, конечно, в сложенном виде занимают мало места, и вид у них приятный), отложила в сторону. Под сумками аккуратной стопкой лежали новенькие джинсы.
- Импорт, - комментировал Сидоров.
- Самые модные! Вы только посмотрите, какие фирмы! - показывала этикетки Волошина. - "Супер Райфл", "Вранглер", "Ли", "Монтана"... Целых пятьдесят штук! Если даже по сто пятьдесят - семь с половиной тысяч рублей!
- Но это не все, - сказал Сидоров, помогая девушке выложить джинсы на стол.
Под ними были еще майки. Белые, с короткими рукавами. По таким буквально сходили с ума мальчишки и девчонки: на груди красовалось каре из четырех голов (две женские и две мужские). Поверх рисунка алели буквы АББА.
- Маек - ровно сто штук, как одна. - Волошина посмотрела на прокурора, ожидая слов одобрения.
- Вот акт! - поспешно протянул ему бумагу Сидоров.
Захар Петрович прочел акт. Там говорилось, что настоящий документ составлен "по факту обнаружения чемодана, содержащего сто целлофановых сумок, пятьдесят новых джинсов иностранного производства и сто маек с рисунком, принадлежащих неизвестному лицу...".
Акт был подписан тремя народными контролерами, а также Зубцовым.
- Знаете, товарищ прокурор, - еще больше волнуясь, начала Волошина, этот Зубцов никак не хотел подписывать акт, мол: "Я тут при чем?" Тогда предложили ему вместе с нами пойти в милицию... А он, услышав про милицию, распсиховался, стал кричать: "Вы хотите меня, честного человека, опозорить на весь город, ни в какую милицию не пойду. И все. Хоть убейте". А потом, потом стал угрожать даже...
- Угрожать? Кому и за что? - решил уточнить Измайлов.
Но Волошина не спешила с ответом. Она стала крутить головой то направо - в сторону Сидорова, то налево, где находился Бровман, желая, но не решаясь что-то спросить у них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81