.. Возьмет это с собой, а дома что-то срежет, где-то подпилит, подклеит, и получится изящная балерина, смешной леший, медвежья морда или грациозный олень.
Но лучше всего, по мнению Захара Петровича, ему удались ежи, которых он творил по образу своего ночного "приятеля".
А как-то жила у них ворона. По кличке Калиостро. Назвали ее так за изящное оперение. Как одежда таинственного мага. После выздоровления она еще долго не хотела улетать, хотя ей была предоставлена полная свобода.
Однажды, когда Галина Еремеевна и Захар Петрович сидели на кухне, Володя торжественно вошел с Калиостро на плече. И птица, раскрыв свой крепкий клюв, вдруг раскатисто произнесла: "Захар-р-р... Захар-р".
Научить ворону произносить отчество отца Володя не успел. Калиостро, которого, видимо, сманили сородичи, исчез.
Потом ученики Галины Еремеевны уверяли, что видели как-то в осеннем городском парке стаю ворон, одна из которых кричала: "Захар-р-р".
Зверушек и птиц, выздоровевших полностью, выпускали на волю: Галина Еремеевна считала, что держать в неволе животных не следует. А если бывшие их пациенты оставались калеками и не могли самостоятельно жить на свободе, их оставляли в клетках, которые сооружали члены кружка "Белый Бим".
И вот теперь принесли журавля...
- Нужна срочная операция, - сказала Галина Еремеевна после тщательного осмотра птицы.
Она позвонила ветеринару, который всегда выручал в подобных случаях. Но его не оказалось в городе.
- Ну что ж, придется самим, - решила Измайлова. - Володя, сбегай к Межерицким. Если Борис Матвеевич дома, попроси зайти.
Когда пришел Межерицкий, был устроен "консилиум".
- Открытый перелом. Гангрена, - сказала Галина Еремеевна.
- Похоже на то, - согласился Борис Матвеевич. - Уж не хочешь ли ты... - начал было он.
- Хочу, - решительно перебила его Измайлова. - Если мы сейчас же не ампутируем ногу, птица умрет.
- Но ведь я не хирург, а психиатр, - взмолился Межерицкий. - И не птичий, а человечий...
- Все равно не отвертишься, - усмехнулся Захар Петрович. Соглашайся... А я буду ассистировать.
- Ну и ну, - покачал головой сосед. - Расскажу в больнице - засмеют. Главный врач психоневрологического диспансера оперировал цаплю...
- Журавля, - поправил Володя. - Дядя Боря, если что нужно принести от вас, я сбегаю, - предложил он.
- Да, с вашей семейкой не сладишь, - со вздохом произнес Межерицкий. - Один - за всех, и все - за одного... Ладно, будем резать. Стерилизатор есть? - спросил он у Измайловой.
- Есть, конечно. И скальпель.
- Хорошо. А какую анестезию?
Галина Еремеевна развела руками.
- У меня дома только новокаин, - серьезно сказал Межерицкий. - Что ж, обойдемся им. И бог, как говорится, в помощь...
"Операционную" устроили на кухне. В спасении птицы приняли участие все. Межерицкий оперировал, Галина Еремеевна подавала инструмент и салфетки, сделанные из бинта. Володя и Захар Петрович держали журавля.
Когда на месте лапы у птицы осталась культя, тщательно обработанная и забинтованная, Борис Матвеевич вытер вспотевший лоб.
- Как же он, сердечный, будет теперь ходить, стоять? - спросил он.
- Что-нибудь придумаем, - откликнулся Володя. - Сделаем протез, верно, папа?
- Сначала пусть заживет, - сказала Галина Еремеевна. - А насчет протеза - идея.
Володя устроил в своей комнате из старой одежды удобное гнездо, где птица тут же и уснула.
* * *
В среду, промучившись весь день, следователь Глаголев все-таки решился зайти к Измайлову, чтобы поговорить о деле с этим злополучным чемоданом. Повод был. Евгений Родионович закончил производством одно дело - о хищении в гастрономе. Надо было утвердить обвинительное заключение.
С этого дела Глаголев и начал.
Измайлов углубился в чтение обвинительного заключения. И, по мере того как знакомился, все больше хмурился.
- Я думаю, все ясно, - бодрым голосом сказал следователь.
Прокурор отложил бумагу и попросил само "дело". Глаголев подал ему папку, присовокупив:
- Обвиняемый сознался... Все подтверждено материалами следствия.
Измайлов, внимательно ознакомившись с показаниями обвиняемого, вздохнул:
- Евгений Родионович, неужели вы сами не были в таком возрасте?
- Но ведь это чистое хищение?
- Хищение хищению рознь... Ну что этот парнишка стащил?
- Полтора килограмма конфет "Каракум" и шоколадный набор "Весна" с витрины. Правда, коробка оказалась с муляжом. Ошибка, так сказать, в объекте...
- Ну да, вместо шоколада в золотых бумажках, наверное, деревяшки завернуты?
- Кусочки поролона, - буркнул Глаголев.
Измайлов закрыл папку, положил сверху обвинительное заключение и отдал следователю.
- Вот что, Евгений Родионович, я считаю, что дело надо прекратить, а материалы передать в комиссию по делам несовершеннолетних.
- Но как же так? Проникнуть в магазин... Все заранее обдумано... А если бы он в ювелирный так?
- Тогда бы и разговор был другой. - Прокурор улыбнулся и, видя недовольное лицо следователя, добавил: - Я не говорю, что за это надо гладить по голове. Но... Искалечить жизнь легко, а вот исправить - ох как трудно... Что у них в семье?
- Неважно... Мать пьет...
- Вот видите, парню и так несладко живется, да еще мы его подтолкнем... Я вижу, вы со мной не согласны?
- А как же борьба с детской преступностью? А приказ прокурора области на этот счет?
- Приказы, Евгений Родионович, тоже надо уметь читать...
- Хорошо. Я завтра же передам материалы в комиссию по делам несовершеннолетних.
- Вы никогда в детстве не лазили в чужой сад?
- Я коренной москвич, Захар Петрович. Родился на Маросейке. Улица Богдана Хмельницкого теперь. Какие там сады...
- А я лазил. Попади я тогда в руки к человеку с вашими убеждениями, не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, - с улыбкой закончил Измайлов. - У вас еще что-то?
- Да. - Глаголев взял другую папку. - Не поспешили мы, возбудив дело по факту обнаружения чемодана в радиомастерской?
- Почему вы так считаете? - спросил Измайлов.
- Тухлое это дело, Захар Петрович. Не найти нам владельца чемодана, это как пить дать. И тогда еще одно нераскрытое преступление, еще одна "висячка".
- А какие меры приняты?
- Да уж и не знаю, что еще придумать. Третий день милиция работает. Всем участковым инспекторам, милицейским постам раздали приметы неизвестного. Даже ГАИ подключили.
- Еще что?
- Предъявили Зубцову фотографии лиц, привлекавшихся ранее к ответственности за спекуляцию, и тех, кто состоит на учете в милиции.
- Не опознал, значит?
- Нет. Так что, скорее всего, хозяин чемодана не зорянский. И, видимо, смотался из города. Не объявлять же нам всесоюзный розыск. Да и кого искать? Ведь, кроме портрета со слов Зубцова, мы ничем не располагаем!
- Как это ничем? - удивился прокурор. - А изъятые вещи?
- На базу зорянского горпромторга все эти товары не поступали. Я самолично ездил, показывал образцы.
- Допустим, у нас в продаже их не было. Но ведь не с неба же они свалились? Их где-то взяли, может быть, со склада базы или с черного хода магазина. Украли, наконец! Вы задумывались над этим?
Измайлов почувствовал, что говорит излишне резко. Однако настроение следователя ему не нравилось, и скрывать свое отношение прокурор не собирался.
- Конечно, думал, - обиженно произнес Глаголев. - Но посудите сами: и джинсы, и майки, и сумки, что были в чемодане, - все заграничное. Как они попали к нам в Зорянск, одному богу, а вернее - черту, известно. Что же касается человека, оставившего чемодан у Зубцова, - тоже загадка... Как же мне решать задачу, где сплошь неизвестные? За что ухватиться?
- А Зубцов? - спросил прокурор. - Вы уверены, что он ко всей этой истории не имеет никакого отношения?
- Да как не верить, Захар Петрович? Все, ну, буквально все, с кем я беседовал, характеризуют радиомастера только с положительной стороны. И в управлении бытового обслуживания, и сотрудники рынка... Старший лейтенант Коршунов с соседями Зубцова говорил. Не пьет. Даже не курит... Потом, зачем ему связываться со спекулянтами? Мастер он отличный, зарабатывает двести - двести пятьдесят рублей в месяц. Жены нет. Живет у матери. У них свой дом, корова... Нет, не вижу я смысла для него лезть в сомнительные авантюры.
- И что вы предлагаете, Евгений Родионович?
- Прекратить дело.
- На каком основании?
Следователь задумался.
- Нет у нас такого основания, - сказал Измайлов, не дождавшись ответа.
- Тогда что делать дальше? - в свою очередь, спросил следователь.
- Искать преступника. Подумайте, речь идет о товарах на такую сумму. Больше десяти тысяч! Не мелкий спекулянтишка! Размах! Чувствуется серьезная утечка где-то. А возможно, тут и не спекуляция. Хищение или контрабанда.
- Хорошо, а если приостановить? - не сдавался Глаголев. - На основании статьи сто девяносто пятой, пункт три, Уголовно-процессуального кодекса... "В случае неустановления лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности..." Пусть милиция, оперативники скажут свое слово. Им, как говорится, и карты в руки.
- Значит, хотите переложить груз на чужую спину? Найдете - хорошо, а не найдете... - Прокурор недовольно покачал головой. - Так не пойдет, Евгений Родионович. Поймите, оперативная служба милиции - это глаза, уши, нюх нашего брата следователя. А вы - мозговой центр! И призваны, обязаны направлять их поиск. К вам подключен отличный работник, Коршунов. Недостаточно - попросим еще.
- Не знаю, зачем нам обрекать себя на заведомо бесперспективное дело? - вздохнул следователь. - Потом придется продлевать срок расследования, объясняться... Или вообще ляжет грузом, как нераскрытое. А отчетность... - Он не договорил, поднялся.
- Странно, Евгений Родионович, что вы не рветесь в бой. Молодой, только начинаете как следователь. А ждете, когда факты и улики сами свалятся с неба. Не ждать их надо, а искать... Другого пути нет. Ясно?
- Попробую, - с кислой миной ответил Глаголев.
Когда дверь за ним закрылась, Измайлов подумал, что, с одной стороны, доводы Евгения Родионовича были довольно серьезными - случай с чемоданом мог оказаться неразрешимой проблемой, с которой, увы, сталкиваются порой следственные органы. Продление срока предварительного следствия, нераскрытые дела... Для отчетности - вещь неприятная.
"Ох уж эта статистика! - невесело размышлял Захар Петрович. - Разве можно за цифрами увидеть настоящую картину? Особенно в работе следователя. Сколько сил, сколько бессонных ночей и напряженных дней требуется иной раз для разоблачения и поимки преступника! И кто потом помнит само дело, его конкретные обстоятельства? Только следователь. В отчетах же лишь цифры, безликие и бесстрастные... К сожалению, именно по ним часто судят о работе и следователей и прокуроров. Правда, на последнем Всесоюзном совещании лучших следователей Генеральный прокурор Союза ССР заявил, что о следователях будут судить не по статотчетам, а по конкретным делам..."
Измайлов посмотрел на часы. Рабочий день давно кончился.
Когда он вышел из дверей прокуратуры, Май, стоя возле автомашины, сиял от удовольствия. Захар Петрович открыл дверцу рядом с водителем.
- Неужели не заметили? - огорченно произнес шофер, направляясь к своей дверце.
- А что? - удивился прокурор.
Май указал на бампер.
Измайлов оглядел машину и улыбнулся: над бампером красовались еще две фары. С желтыми стеклами.
- Каково, а? - торжествовал Май, когда они снова уселись в машину.
- По-моему, излишество, - осторожно заметил Захар Петрович.
- Как? Противотуманные фары - излишество? Вдруг придется выезжать рано утром на место происшествия?
- А-а, - протянул Измайлов, как бы соглашаясь с доводами шофера, а потом добавил: - Мне кажется, туманов в ближайшее время не ожидается.
- Готовь телегу зимой, а сани... - откликнулся Май, трогая с места. Такие фары только на газике Никулина да у вас, - гордо произнес он.
- У нас, - поправил Захар Петрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81