- Называйте, как хотите. Я говорю о факте.
- У меня к вам вопрос, - сказал прокурор.
- Пожалуйста, - откликнулся Щукин.
- Вот вы наблюдали, что творится на заводе...
- Последние полтора года, - уточнил начальник цеха. - Я же говорю, как Благовидов ушел...
- Хорошо, но ведь полтора года - срок приличный! Почему же вы, как член партии, не обратились в горком партии, если уж на заводе не смогли ничего добиться?
- Думал, образуется... А к вам обратился, потому что накопилось, товарищ прокурор. - Щукин некоторое время помолчал, потом добавил: - Как бывает - работаешь, на многое закрываешь глаза, свыкаешься... И в какой-то момент вдруг понимаешь: ведь нельзя так дальше!
- Ага, после выговора, - усмехнулся Захар Петрович.
- Да не в выговоре дело, - отмахнулся Щукин. - Выговор - это так, повод. В конце концов сняли бы его. Через полгода. Совесть моя заговорила. Я ведь рабочий человек. Если не я, то кто же правду скажет?
- Хорошо бы не только здесь, но и на партийном собрании на заводе, заметил Измайлов.
- Скажу, - убежденно сказал начальник цеха. - Все скажу и уйду. На керамический. Потому что теперь нам с Самсоновым не ужиться. Это как пить дать...
Еще долгое время прокурор с помощником, оставшись вдвоем, обсуждали услышанное от Щукина.
- Он раздражен, обижен, - сказал Измайлов. - Может, и сгустил краски. Но все равно вам надо поглубже проверить сообщенные им факты. Особенно о приписках! Разговор с Самсоновым, как я понял, еще впереди. Серьезный разговор.
- Хорошо, Захар Петрович. Между прочим, Щукина рабочие любят. Все, как один, говорят: честный, никогда ничем не воспользовался как начальник цеха и член профкома. Семья у него пять человек, а живут в маленькой двухкомнатной квартире. Уж кто-кто, а он мог отхватить трех- или четырехкомнатную...
Получилось так, что в этот же день у Измайлова состоялся еще один разговор, предметом которого служил машиностроительный завод. Точнее, народный драматический театр при заводе. Разговаривали в горотделе милиции.
- Хорошо устроился этот Бальзатов, - покачал головой майор Никулин. Прямо по Островскому. Недаром, наверное, поставили спектакль "Доходное место". В точку, можно сказать.
Бальзатов был одновременно директором Дворца культуры завода и режиссером театра.
- Что он натворил? - поинтересовался Захар Петрович.
- Под видом реквизита обшивал себя и свою семью. Помните, в прошлом году у них шла пьеса "Мария Стюарт"? На сцене английская королева красовалась в мантии из сатина, зато жена Бальзатова сидела в зале в панбархатном платье. А сынок - в кожаном лайковом пиджаке. Кожа должна была пойти на костюм какого-то герцога. - Никулин усмехнулся: Королевскую знать обкрадывал. Штаны у бедного герцога были из дерматина. Срам да и только.
- Да, - улыбнулся прокурор, - нехорошо они с королевой поступили.
- Но это еще не все, - уже серьезно продолжал майор. - Мебель заказывали. Самую современную - стенки, кресла, тахты. А проводили, как декорации. Эту мебель наши работники ОБХСС обнаружили на квартире Бальзатова и кое-кого из его друзей.
- Так открыто и нагло воровал? - удивился Измайлов.
- Да нет, оформлял, что декорации пришли в негодность. Списывал. По акту. Бальзатов - жох. На все имеются документы. Липовые, конечно... И еще. Вы бывали во Дворце культуры?
- Разумеется.
В этом Дворце выступали приезжие артисты, гастролировал областной драматический театр. Галине иногда удавалось затащить мужа на концерт или спектакль.
- Вы когда-нибудь видели там в буфете икру, апельсины, крабы? спросил майор.
- Бутерброды с сыром да пирожные...
- Вот-вот, - кивнул Никулин. - А только за этот год буфет получил, как мы выяснили, шестьсот килограмм разных копченостей: сервелата, колбасы, корейки. Красной и черной икры около ста килограмм, семьсот банок крабов, полтонны апельсинов...
- Ого! - воскликнул прокурор. - Куда же все это пошло?
- Бальзатов объясняет, что съели во время творческих встреч, - хитро улыбнулся начальник горотдела. - Ну, когда артисты приезжали на гастроли. Говорит, о городе заботился, просто так, мол, к нам не поедут. Товарищи из ОБХСС беседовали с администратором рдянского театра. Тот сказал, что в буфете даже сосисок не было, не то что икры... Правда, я сам слышал, что у Бальзатова откуда-то есть дефицит. Думал, сплетни, а оно вон что оказалось!
- Как ему это удавалось?
- Как! Придет Бальзатов в управление общественного питания нашего горисполкома: выручайте, товарищи! Известная певица со своим ансамблем из Москвы! Не осрамиться бы, побаловать их вкусными вещами! Из столицы да еще знаменитая - как не дать? Певицы да актеры - всеобщие любимцы... А потом эта икра, апельсины и крабы уплывали к нужным Бальзатову людям. Тем, кто ему мебель делал, фонды выделял на бархат, кожу да замшу... "Жигуленок" он купил без очереди...
- Что по этому поводу говорит Самсонов? - поинтересовался прокурор.
- Утверждает, что ничего не знал, - ответил Никулин. - А буфетчица утверждает: не раз его шофер брал икру, осетрину и прочие деликатесы.
- Может, шофер для себя?..
- Буфетчица уверяет, что для шефа.
- А деньги платил?
- В этом отношении чисто. Платил...
Конечно, как размышлял потом Захар Петрович, директор завода мог действительно не знать о махинациях Бальзатова, тем более - участвовать в них. Так оно, скорее всего, и было. Не станет же Глеб Артемьевич мараться из-за мелочи, не то положение. Но неужели он не задумывался, откуда у Бальзатова эти дефицитные продукты? А если задумывался, то как спросить с него? Ведь сам же пользовался. Хотел того Самсонов или нет, но оказался в какой-то степени зависимым от ловкача. Раз в долгу - строго не спросишь. Значит, надо смотреть сквозь пальцы и на другие художества махинатора...
...Вечером, после работы, Измайлов подходил к своему дому с замиранием сердца - так было каждый день после отъезда жены и сына. Ему казалось (и ох как хотелось): вот он зайдет в свою квартиру и увидит Галину. Но каждый раз его ждало разочарование.
Встретила мать. Из кухни доносился запах чего-то вкусного. Евдокия Назаровна готовила сыну его любимые блюда.
- Какие-то пацаны приходили, - рассказывала она, когда сели за стол. - Кролика увечного принесли.
- А где он? - спросил Захар Петрович, привыкший, что жена оставляет дома больных зверят.
- Унесли. Спросили Галю, я сказала, что в отъезде.
Измайлов рассказал матери о кружке "Белый Бим" и предупредил: если снова притащат какое-нибудь животное, пусть направит ребят в школу кружок действовал и в отсутствие его жены, под руководством кого-то из старшеклассников.
- Непременно скажу, - пообещала Евдокия Назаровна. - Смотри-ка, а Галина твоя сердечная...
- Добрая, - кивнул Захар Петрович.
А сам подумал: "Была бы она такая же сердечная к своему мужу".
Напоминание о жене разбередило душу. Что бы с ним теперь ни происходило, поведение Галины казалось Измайлову все-таки несправедливым. Могла же дождаться его, объясниться, наконец. А то сорвалась в одночасье, увезла сына... Интересно, как и что она сказала Володьке? Неужели и он отрекся от отца? Разумеется, силком его никто бы не заставил ехать: парень взрослый.
Правда, Захара Петровича огорчало, что сын вел себя несколько инфантильно. Но в такой ситуации он должен был иметь свое мнение! (Если, конечно, мать с ним поделилась.)
Захар Петрович разложил свои инструменты, приступил было к вазе, которую он начал делать из маньчжурского ореха. Раздался междугородный телефонный звонок.
Измайлов бросился к телефону, опрокинув стул: Галина!
- Добрый вечер, - раздался в трубке голос Авдеева. - Отдыхаешь?
- Вроде того. Здравствуйте, Владимир Харитонович.
Измайлову показалось, что помощник областного прокурора чем-то озабочен. Или встревожен? И потом, почему звонит домой, а не на службу?
- Кропаешь, наверное, свои деревяшки?
- Как догадались?
- Догадался, - вздохнул Авдеев.
Измайлов почувствовал: тому есть что сказать и, скорее всего, сообщение не из приятных.
- Слушай, Захар, такое дело... Нехорошо как-то получилось... В общем, сегодня у меня была твоя дочь со своим сыном, то есть твоим внуком...
- Где они? - невольно вырвалось у взволнованного Измайлова.
Правда, он тут же спохватился: почему "нехорошо как-то"? Небось тоже жалуется на него, на Захара Петровича.
- В общем, - не ответив на вопрос, глухо произнес Владимир Харитонович, - Марина Антоновна... Покончила с собой...
- Как?.. Когда?.. - Измайлов опустился на кушетку.
- Ты же знаешь, она уволилась, улетела к дочери, к Альбине. И на следующий день ее там нашли... В сарае повесилась...
У Измайлова перехватило горло.
- Захар, Захар! - громко позвал Владимир Харитонович, подумав, наверное, что тот положил трубку.
- Слышу, - глухо отозвался Измайлов. - Прямо как обухом по голове...
Евдокия Назаровна, которая сидела в комнате со штопкой в руках, внимательно смотрела на сына.
- Записку оставила. Альбина показала мне. Пишет, что запуталась...
- В чем запуталась? Что говорит Альбина?
Звонок Авдеева - как гром среди ясного неба.
- Перед смертью она всю ночь говорила с Альбиной. Плакала. Рассказала о тебе... Оказывается, Альбина впервые узнала, кто ее настоящий отец...
- Ну и как? Я могу с ней увидеться?
- Не время сейчас, Захар. Поверь мне, не время... Она тоже спрашивала, где ты и что. По-моему, хотела встретиться. Я отсоветовал. Пока.
- Зря, - в сердцах произнес Измайлов.
- Может, и зря. Хотя я думаю, сейчас бы не надо...
- Это наше с ней дело, - резко произнес Захар Петрович. И тут же пожалел: Владимир Харитонович действовал, наверное, из лучших побуждений.
Авдеев снова вздохнул:
- Поздно говорить. Завтра утром улетят домой.
- Адрес оставила?
- Да. Скажу честно, хорошая дочь у тебя. И мальчишка отличный. Внук. Между прочим, Петя. Редкое теперь в городе имя... К нам не собираешься?
- Дня через два.
- Расскажу подробности.
Попрощались невесело.
Захар Петрович долго сидел не шевелясь. Какая-то тяжесть опустилась на плечи. Сколько бы ни выпало неприятностей на его долю по вине Марины, все же ее смерть потрясла Измайлова.
Он вспомнил Марину такой, какой увидел тогда, в поезде. Крашенные хной редкие волосы, стоптанные туфли...
"Запуталась, - промелькнули в голове слова Авдеева. - Действительно, у нее был какой-то обреченный вид. Или это мне теперь так кажется?"
- Захарушка, чего зажурился? - негромко спросила мать. - Плохие вести?
- Да, - признался он. - Помнишь Марину?
- Дубровскую, что ли? Медсестру, за которой ты ухлестывал?
- Ее, - подтвердил Захар Петрович, удивляясь памяти Евдокии Назаровны. - Повесилась...
- Повесилась...
- Господи! - испуганно откликнулась мать. - Чего же она так, родимая? Я думала, ты о ней забыл... Никогда при мне не вспоминал...
- Я действительно забыл...
- А чего вдруг объявилась? - осторожно выспрашивала мать.
- Ох, мама, тут такое...
И Захара Петровича прорвало. Он выложил все: как встретил Марину в поезде, про день ее рождения и о том, что заварилось, когда он остался ночевать в ее квартире, и, наконец, известие о дочери и внуке, о которых Измайлов и не догадывался...
- Значит, Галина из-за этого?.. - пытливо посмотрела Евдокия Назаровна в глаза сыну.
- Да, - коротко ответил он.
Его удивило то спокойствие, с каким мать реагировала на сообщение об Альбине и внуке.
- Вон оно что, - думая о чем-то своем, произнесла Евдокия Назаровна. - Недаром у меня сердце болело за тебя. Материнское сердце все чует...
- Теперь видишь? - сказал Захар Петрович, словно извиняясь за то, что был угрюм, малоразговорчив, что не мог рассказать всего сразу.
- Хорошо, что открылся. Я ждала. Знаешь, Захар, держать в себе нехорошо. Ты уж лучше не молчи. Впрочем, - махнула она рукой, - отцовская порода. Петр тоже всегда при себе свои горести держал. Ходил сам не свой, а мне оставалось только догадываться... Значит, у тебя есть внучек, Петенька?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81