Потом он залпом выпил коньяк, засунул в рот изрядный кусок осетрины и жестом приказал Виктору следовать его примеру.
Берестов вздохнул и медленно выцедил свой коньяк.
- Вот это по-нашему, - крякнул Евгений Иванович. - Икорку, икорку бери! Пойдет за коньяком, как за родной мамой!..
Затем он заставил гостя опустошить второй бокал. На третьем Берестов взмолился:
- Не могу... Так сразу... - язык у него еле ворочался. - Еще к телевизионщикам ехать... Уже три часа ночи...
- Плевать! Что-нибудь придумаем, - успокоил его хозяин. - В крайнем случае, у меля таблетки есть - ни один гаишник не подкопается. Японские...
- Погоди, - пьяно мотнул головой Берестов, - не гони лошадей...
- Можно, конечно, и погодить, - согласно кивнул Анегин. - Скажу только: нравишься ты мне. А особенно спасибо за то, что остановил меня тогда. Ну, с этой журналисткой...
- Чего там, - махнул рукой Берестов. - Понимаю ведь...
- А я голову даю на отсечение - будет у тебя своя хата и "Жигули" у подъезда. Да что там "Жигули"? "Волгу" достанем! - Он вдруг осекся и помрачнел. - Только вот Герман что-то запсиховал. Говорит, копают под нас... Так ведь это еще бабка надвое сказала, копают или нет... Послушай, Витюня, ты, я вижу, парень шустрый. Может, у тебя есть знакомые среди ментов? Или кто-нибудь, через кого можно выйти на них?
- Есть, - ответил Берестов, преданно глядя на Анегина.
- Конечно, нас не интересует какой-нибудь постовой сержантик, сам понимаешь...
- Я с Мурадяном знаком, - хвастливо заявил Виктор.
Евгений Иванович поперхнулся икрой. Откашлявшись, вперил в Виктора немигающий взгляд.
- Гургеном Ашотовичем? - даже несколько отрезвел он. - Замначальника ОБХСС?
- Угу, - ответил Берестов, набивая рот крабами.
- Мать честная! - ахнул Анегин. - А поговорить с ним можешь? Так сказать, разведочку провести?
- О чем?
- А это уж мы тебе скажем...
- В принципе - все можно...
- Лады, - серьезно сказал начальник СЭЦа. - Завтра кое с кем посоветуюсь. А теперь - пошли.
Евгений Иванович потащил Виктора в... тир. Он располагался в сарае за хатой. Тут, словно напоказ, были выставлены прекрасные карабины и охотничьи ружья.
- Выбирай, какое по душе, - предложил Евгений Иванович.
Берестов взял двуствольное ружье с богато инкрустированным ореховым ложем.
- Губа не дура, - одобрил Анегин. - "Манлихер"... Из винтовки этой фирмы убили американского президента... Но я предпочитаю англичан. "Голланд-Голланд"... Надежное и верное, как пес... А ты, дядя Кондрат, чего стоишь?
Тот взял скромное охотничье ружье, покрутил его.
- "Тозик", - сказал он. - Хоть и наш, отечественный, а иностранцам не уступит...
По пьянке отчаянно мазали. Только оглохли от стрельбы. И Евгений Иванович вывел гостя во двор подышать свежим воздухом.
Но на самом деле он решил ошарашить шофера окончательно.
Длинное здание, с небольшими окнами под крышей было конюшней. В денниках дремали два великолепных породистых коня.
- Этот, - похлопал Евгений Иванович по крупу серого в яблоках, обошелся мне почти как "Жигуленок"...
Но Берестов уже настолько был полон впечатлениями от волшебной пещеры южноморского Алладина, что больше ничего не воспринимал.
- Спать, - едва смог вымолвить он, когда они вышли из конюшни в занимающееся серое утро.
Его отвели в дом и уложили на мягкую перину бывшего героя ипподромов Одессы, Ростова и Пятигорска.
* * *
Повестка дня заседания бюро горкома партии гласила: "О соблюдении трудового законодательства на зорянском машиностроительном заводе". Измайлову сообщили о бюро за два дня. И это были два дня нервного напряжения. Предвидеть исход заседания было трудно. Захару Петровичу удалось узнать, что на него пригласили начальника главка министерства Бархатова и заместителя главного редактора областной газеты "Вперед".
Но больше него самого волновалась Галина. Утром она особенно тщательно выгладила рубашку и брюки мужа, а провожая, взяла слово, что Захар Петрович тут же позвонит ей после окончания заседания бюро.
Он отправился в горком, удивляясь спокойствию, вдруг сошедшему на него. Ему почему-то было интересно: какое настроение у Самсонова. Но Глеб Артемьевич появился, когда все уже заняли свои места за длинным полированным столом в кабинете первого секретаря. Директор завода пришел с коренастым солидным мужчиной, и Измайлов понял, что это Бархатов. Лица у обоих были непроницаемы. Во всяком случае, Самсонов выглядел так же внушительно, как всегда.
Железнов дал слово прокурору - докладчику по первому вопросу повестки дня. Измайлов говорил минут двадцать. И это было редкое заседание, когда обошлось без реплик во время основного доклада. Потом посыпались вопросы. Проводились ли раньше проверки на заводе по линии общего надзора? Почему вдруг вопрос о трудовой дисциплине на самом крупном предприятии города поднят лишь теперь? Интересовались деталями, фактами. В некоторых вопросах звучали тревожные нотки. Захар Петрович понял: то, что он говорил в адрес Самсонова, в какой-то мере касалось и других руководителей.
К удивлению Измайлова, вторым после него выступил начальник милиции. Никулин начал так:
- Вы знаете, товарищи, о чем я сожалею? Что Самсонов не слышал моего вчерашнего разговора с Аркашей Будяковым. Мальчик едва не попал в колонию для несовершеннолетних. От кого убегал этот парнишка? От родного отца! Он рассказывал такое, что у меня на голове волосы шевелились!..
А дальше майор выдал, как говорится, на полную катушку. И о формальном отношении на заводе к сигналам из милиции, и об участившихся за последнее время случаях хулиганства заводской молодежи, и о том, что большинство "гостей" вытрезвителя - самсоновские...
Глеб Артемьевич под конец его выступления все же не выдержал:
- При чем тут я?
- Пора от слов перейти к делу! - ответил Никулин и сел.
За Никулиным взял слово Чибисов. Он выгораживал Самсонова, ссылаясь на статью в областной газете.
Выступило еще несколько членов бюро. В основном - критиковали Самсонова. Тот изредка бросал язвительные реплики.
- Ну что ж, Глеб Артемьевич, я вижу, вы хотите высказаться? - спросил Железнов.
- Кое с чем я соглашаюсь, - поднялся директор. - И говорил об этом товарищу Измайлову... Безгрешен лишь тот, кто ничего не делает... Но хочу остановиться на очень важном вопросе. Думаю, сидящие здесь согласятся со мной... Каждый руководитель иной раз оказывается в таком положении, когда необходимо принять волевое решение...
- Так называемое, - бросил кто-то реплику.
- Не пойдешь на риск, - пропустил ее мимо ушей Самсонов, - провалишь дело...
И дальше Глеб Артемьевич стал развивать мысли, которые Измайлов уже слышал. От самого директора, Бармина, корреспондентки газеты "Вперед" Большаковой: не формальный, а творческий подход, высшие соображения, жертвы ради основного - плана. И так далее, и тому подобное.
Самсонов закончил, уверенный, что сумел отвести основные обвинения прокурора.
Но тут попросил слова Журавлев.
- У меня дополнение, - поднялся он, - к выступлению Захара Петровича...
Глеб Артемьевич вскинул на секретаря парткома завода удивленные глаза. А тот продолжал:
- В ходе проверки на нашем предприятии всплыл вопрос о приписках. Так вот, Егор Исаевич, - обратился Журавлев непосредственно к первому секретарю горкома, - болезнь начальника планового отдела, как выяснилось, дипломатическая. Я был у этого начальника дома. К своему стыду, как руководителя заводской парторганизации, узнал: приписки действительно имели место. В частности, мы рапортовали о выполнении годового плана в прошлом году тридцатого декабря. Фактически же задание было выполнено лишь девятнадцатого января этого года...
- Ерунда! - вскочил Самсонов.
Между ним и Журавлевым возникла перепалка.
В кабинете поднялся шум, и Железнову пришлось несколько раз постучать ручкой по графину.
Захар Петрович обратил внимание, что Бархатов все время что-то записывает.
"Хочет выступить, что ли? - подумал Измайлов. - Интересно, как он будет защищать Самсонова?"
Но когда Железнов обратился к начальнику главка с вопросом, хочет ли он высказаться по обсуждаемому вопросу, Бархатов коротко ответил:
- Не уполномочен. - И, сочтя, видимо, что надо добавить еще кое-что о причине своего присутствия на бюро, сказал: - Я проинформирую руководство министерства о поднятых здесь проблемах.
- Тогда подведем итоги, - сказал наконец Егор Исаевич. - Я думаю, все началось с того, что Глеб Артемьевич ввел нас в заблуждение, когда принимался проект реконструкции завода. Мы не специалисты. Но вызывает удивление тот факт, что этот проект поддержали, казалось бы, компетентные люди. - При этих словах все почему-то посмотрели в сторону Бархатова. - В этом, по-моему, тоже надо разобраться... Теперь о главном. К сожалению, мы привыкли измерять успехи и недостатки рублями, а моральные потери в последнее время замечать почти перестали. Конечно, материальные убытки заметнее. Подсчитали - видно как на ладони. А вот эрозию души разглядеть труднее. Некоторые товарищи научились искусно прикрывать ее демагогией, красивыми фразами о государственных интересах, требованиями времени, заботой о народе. На самом же деле эта эрозия нравственности самым непосредственным образом задевает и материальную сторону. В этом лишний раз убеждаешься на примере машиностроительного завода! Экономика должна быть экономной - истина, которую обязан усвоить и претворять в жизнь каждый руководитель. Но о какой, с позволения сказать, экономии тут можно говорить? Завод систематически привлекает рабочих к сверхурочным работам, что влетает государству в копеечку! Особенно возмутителен тот факт, что в цехах вхолостую работают станки! Зря расходуется электроэнергия, тысячи киловатт-часов! И это вместо того, чтобы беречь! Бесхозяйственность? Нет, хуже, серьезнее! Куда серьезнее, чем думают иные. Мы говорили об этом много, видимо, даже слишком. Пора уже спросить с виновных. Спросить строго и по партийной линии, и по государственной...
Первый секретарь пристально посмотрел на Самсонова. Тот, не выдержав взгляда, опустил глаза. Наступила тишина. После небольшой паузы Железнов продолжил:
- И вам, товарищ Самсонов, придется держать ответ перед партией и народом. И не только вам! Каждому, кто нарушит закон! Каждому, кто формально, бездушно относится к своим служебным обязанностям! Каждому, независимо от того, какой пост занимает. Более того, с руководителей спрос должен быть особый! Повышенный!
Если бы у меня спросили, что я считаю сегодня самым большим злом, я бы сказал: безответственность, равнодушие, терпимость к недостаткам.
Убежден: в том, что у нас кое-где вольготно живется лодырям, пьяницам, хапугам, виноваты в первую очередь руководители этих предприятий. Да, это по вашей, товарищ Самсонов, вине рабочие дни превратились в выходные, а выходные - в рабочие. Это по вашей вине пьяницы чувствуют себя безнаказанно. Это по вашей вине они, получив большие деньги в воскресенье, тут же отправляются их пропивать, а в понедельник или вовсе не выходят на завод, или думают, где и чем опохмелиться. Широко бытует мнение: "Велика ли беда - выпивает человек, так ведь на свои пьет!" А беда между тем поистине велика, огромна. Да и на свои ли только пьет пьяница? Ведь он семью, детей своих обворовывает. Да и нас всех, общество, если каждый день недодает продукцию. А сколько денег идет на бюллетени, на лечение пьяниц... Доколе же терпеть все это? А вы, товарищ Самсонов, не только терпите пьяниц, но и рекомендуете их портреты помещать на страницах областной газеты как передовиков. Уже за один этот факт мы должны с вас спросить. И спросим!
В процессе сегодняшнего обсуждения был затронут вопрос о пропаганде закона. Создается впечатление, что к ней на заводе относятся формально. Хорошо, что выступившие здесь товарищи обратили на это внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81