У Пети, в отличие от Павлика, порядок был просто клинический. И он обижался, если обнаруживал, что младший брат рылся в его вещах и что-нибудь передвинул. Даже мать не решалась залезть к нему в письменный стол без спросу.
Но сейчас было не до того. Ольга выдвинула нижний боковой ящик, где сын хранил фотографии. В основном Дашины. Причём на каждой карандашом была проставлена дата. Вот ведь аккуратист! Порывшись, Ольга наткнулась наконец на тот снимок, который искала. Все на нем было так, как она помнила. Двенадцать парней совершенно разных, а посередине — автор содеянного. Гоша почему-то стоит рядом не с Петей, а с кем-то иным, незнакомым. А татуировка на Гоше абсолютно такая, как напечатана в журнале.
Хорошо, что она не сказала Еве, зачем пошла. Иначе сейчас бы снова начались жуткие рыдания.
— Знаете, Ева, я думаю, все же завтра надо вам сходить в милицию, — посоветовала она, вернувшись на кухню. — Только этот журнал им не отдавайте.
Хотите, я сделаю вам с него несколько копий на ксероксе? Напишите ещё одно заявление и приложите на всякий случай копию статьи. Это, конечно, не Гоша, но вдруг им все-таки пригодится, — сказала она как можно увереннее.
А саму её такой ужас обуял, что хотелось как можно скорее остаться одной, забыться, не думать ни о чем хотя бы мгновение.
«Только бы Петя пришёл утром! Только бы пришёл! Только бы с ним ничего не случилось!» — молила она непонятно кого, может быть, собственную судьбу, а может быть, некие высшие силы, управляющие Вселенной. Если в святых, изображаемых на иконах, ей как-то не верилось, то в существовании сил, которые ведают миром, она была убеждена.
СТРАННАЯ ОДИНОЧКА
— Ешь сметану, падла, кому говорят!
— Петя отвернулся от просунутого в окошко картонного стакана со сметаной и повторил:
— Пока не дадите свидания с адвокатом, от еды отказываюсь!
— Ну паскуда! Дождёшься ты адвоката! — пообещал охранник и со злобой захлопнул оконце в тяжёлой двери.
Эта была странная камера-одиночка в очень странной тюрьме. Пётр толком не знал, как и за что в ней оказался. Проснулся он с жуткой головной болью и ломотой в суставах, открыл глаза и увидел некое узкое чужое пространство. А когда огляделся, то обнаружил, что лежит на вделанной в стену полке, правда, с мягким матрасом. Окон в его камере совсем не было — только глухие бетонные стены и дверь. В углу — вполне современный унитаз.
Вероятно, за ним наблюдали в какую-нибудь телекамеру. Потому что, едва он сел, сразу за дверью услышал движение, в двери распахнулось оконце и его спросили:
— Пить, есть хочешь?
— Спасибо, — вежливо ответил Пётр. — Где я?
— Это тебе потом объяснят. Я тебя спрашиваю: есть и пить будешь? Значит так, если пить, то могу воду, чай или апельсиновый сок. А из еды есть пирожные со взбитыми сливками, сметана и бутерброды с красной икрой.
Услышав предложенное меню, Пётр подумал, что продолжает спать. Но раз уж ему предоставилась возможность заесть бутерброды с красной икрой пирожными, то он решил не отказываться. Пусть и во сне. Тем более что пирожные со взбитыми сливками он обожал.
— А все можно? — спросил он, удивляясь собственному нахальству.
— Можно все, — подтвердил голос.
— Тогда два бутерброда с икрой, два пирожных, кофе и стакан сока. Сметану — не надо.
— Сметану тоже надо, — ответил охранник. Или официант, который по совместительству работал охранником. — А кофе не будет. Его в рационе нет.
— Ну хорошо и сметану тоже, — миролюбиво согласился Пётр.
Он был уверен, что на этом сон и закончится.
Однако через несколько минут в дверцу было просунуто все, что он заказывал.
— Начать со сметаны, — произнёс повелительно тот же голос.
В этом странном сне Петя выяснил, что заказал многовато, но тот же голос приказал доесть все. Потом Петра потянуло в сон.
Он проснулся, и охранник опять немедленно предложил еду. Тогда только Пётр понял, что это никакой не сон, а самая настоящая явь. Только непонятная и, может быть, страшная. Он стряхнул с себя дрёму и спросил:
— Где я нахожусь?
— Где, где… в звезде! — услышал Пётр ухмыляющийся голос.
— Я серьёзно спрашиваю!
— А то я несерьёзно.
— За что меня задержали? Я хочу знать.
— Будет время, все узнаешь. А сейчас ешь давай, пока кормят.
— Нет, вы сначала доложите своему начальнику, что я требую ясности. Я должен позвонить домой…
— Уже позвонили!
Пётр так и не понял, издевается над ним голос или в самом деле тюремщики позвонили к нему домой. Да, но ведь в тюрьме не кормят пирожными и красной икрой. Хотя как знать, может быть, его поместили в какой-нибудь филиал шведского изолятора. Он сам слышал, что в городе работают шведские приюты, шведские хосписы, может, Швеция и свою тюрьму открыла…
— И все-таки вызовите своего начальника и адвоката.
— Как же, сейчас возьму и вызову! — с той же издевательской интонацией проговорил стражник.
После еды Пётр заснул опять. А когда проснулся, не стал открывать глаза и постарался напрячься и вспомнить, как же он тут оказался. Когда и за что его задержали?
Он поссорился с мамой — это помнилось отчётливо. Выбежал на улицу. Там неожиданно столкнулся с Данилой.
— А я к тебе, хотел в бассейн отвести, — сказал тот и, глупо посмеиваясь, полез обниматься. — Пойдём в бассейн, а? — прошептал он, дыша прямо в ухо. — Там тебе хорошо будет!
Петя постарался увернуться от его объятий и вдруг что-то укололо его в шею. Какая-то иголка была в рукаве у этого Данилы или что-то похожее. Это он помнил. А ещё помнил, как, выскользнув из объятий и трогая уколотое место, выкрикнул:
— Да иди ты! Совсем уже?!
— Ничего, скоро тебе будет хорошо, — ответил, хихикая Данила.
Дальше — все, дальше Пётр не мог вспомнить ничего — до того момента, пока не проснулся здесь. Но ведь как-то его сюда перевезли. Может, даже в наручниках. И какие-то документы обязаны были оформить. Ничего этого в памяти не было.
В СПАСИТЕЛЬНУЮ АНТАЛИЮ
Самолёт в Анталию улетал утром, в двадцать минут седьмого. Григорий Равшанбекович приехал к старому таксидермисту вечером.
— Ты, главное, не теряйся, отец! — говорил он намеренно бодрым голосом. — Осмотрись, а там, с твоими-то руками, найдёшь себе дело. Документы у тебя нормальные. Деньги я через месяц вышлю. Как долетишь, позвони.
Сын завёл будильник и предложил выпить по стопочке.
Тут в дверь к ним и позвонили…
«Дорогой друг!
Позвольте Вас обеспокоить дополнительными сведениями об искомом субъекте…»
Прочитав начало электронного послания, тот, кого в этой жизни звали Николаем, удовлетворённо хмыкнул. «Позвольте Вас обеспокоить»! Изысканная вежливость, которой отличалась сеть в первые годы существования, стала постепенно исчезать после того, как в Интернет хлынула хамоватая толпа юзеров.
«Февральские друзья сообщают ещё один из возможных адресов, по которым можно обнаружить интересующего их человека».
Обычно Николай получал заказы с точно обозначенными координатами, должностями, кличками и списками прегрешений перед Богом и человечеством. И лишь изредка в тексте заказа красовались одни прегрешения да фамилия того, чью земную жизнь требовалось пресечь. Здесь был сходный случай.
Но ситуация осложнилась. Субъект залёг на дно, причём настолько глубоко, что аналитики не могли обнаружить ни одного сигнала о его деятельности. О прошлой его жизни они выдали гору информации, но копаться в ней было не только муторно, а и бесполезно. О том, где искать сейчас и под какой он нынче ходит фамилией, не знал никто. А дата прихода судна «Корона Карибов» приближалась.
Николай отключил ноутбук и, прихватив потёртую сумку, которую таскал на плече, решил, не откладывая, проверить и этот адрес. В сумке среди всяческих мелких приспособлений, например, для вскрытия почти любого замка, лежала коробочка с интеллигентской темно-русой бородкой, париком такого же цвета, очками, гримом.
Стояли относительные тёплые дни, и в открытые лестничные окна влетали запахи прошлогодних прелых листьев и пробуждающейся после таяния снега земли.
На площадке в районе второго этажа роняли что-то тяжёлое: то ли шкаф, то ли диван. Но уже через секунду Николай понял, что там шло побоище. Двое быков избивали молодого мужчину в трусах и майке, который пытался прикрыть седовласого старика.
— Отец, беги, беги! — кричал мужчина.
Пока Николай спускался, быкам удалось сбить с ног молодого и тогда они взялись за старика. Старик сделал неловкую попытку увернуться, но после первого удара стал медленно оседать на пол.
В России с соседями Николаю везло. Где бы он ни останавливался, их жизни обязательно сплеталась с его делами. Так и тут. Нет чтобы робкой тенью «я ничего не вижу и вообще меня тут не проходило» проскочить через опасную площадку, так он остановился и бодро спросил быков:
— Что ещё за Куликово поле?
И мгновенно один из быков, тот, который уложил на пол старика, развернулся и с полоборота врезал чересчур любопытному мужичонке. Удар был нацелен в печень, после чего любопытствующему полагалось также присесть в углу и с полчаса корчиться на недавно вымытой площадке. Но тот, сделав испуганное лицо, отклонился в сторону, и кулак пролетел мимо.
Лестница была по-прежнему безлюдна. Догадливые жильцы, если и стояли у своих дверей, прильнув к глазкам, то предпочитали делать это бесшумно. Лишь недогадливый мужичонка с задрипанной сумкой через плечо, так и не поняв, в какую историю он ввязывается, продолжал поучать:
— Нехорошо стариков обижать, — начал было он, но договорить не успел, потому что тот же бык, который целил в печень, теперь обрушил кулак ему на голову. И снова мужичок испуганно уклонился от удара, так что бык сам чуть не грохнулся на пол. — Я говорю, нельзя обижать старших.
Л старик, услышав подмогу, негромко простонал:
— Помогите!
— Сучара! В свидетели лезешь! — проговорил, зло улыбаясь, другой бык, который добивал в дверях квартиры молодого парня. — Кончай его на хрен!
И тогда первый вынул заточку. Но вид её заступника не испугал, а даже как бы обрадовал.
— Физкультпривет! — сказал он и, смешно подпрыгнув, нанёс правой ногой такой удар в подбородок, после которого заточка полетела на ступеньки, а сам бык опустился на четвереньки и молча, по-собачьи, быстро-быстро побежал к распахнутому окну. Так и не произнеся ни слова, он зацепился руками за подоконник, перевалил тело и плюхнулся со второго этажа на землю.
— Я ж говорил! — мужичок повернулся ко второму быку, который на мгновение растерянно прижался к стене, и, назидательно подняв палец кверху, добавил:
— Считала Машка, что Ленку выпорет, да сама зад подставила. — Он вгляделся в быка и вдруг спросил доброжелательно:
— Тебе колено ломать или сам уйдёшь?
— Сам, — хрипло проговорил бык, оторвался от стены и, проскочив вниз ступенек десять, перемахнул через перила на следующий проем.
— Спрячьте нас где-нибудь на ночь, — попросил старик, едва двигая разбитыми губами.
В небольшом одноэтажном зале вылета международного аэропорта «Пулково» только-только включили свет после ночного перерыва. Автобус-экспресс подвёз первых утренних пассажиров. Все они улетали в Анталию. За столиками в середине зала началась обычная суета — те, кто первый раз в жизни оформлял декларации, подсматривал у соседей. Успевшие это сделать, выстроились в очередь к проёму в стене на таможенный контроль.
Серая «Нива», стремительно тормознув, остановилась напротив входа в здание. Из неё вышли старик и молодой мужчина со старательно загримированным синяком под глазом. Мужчина нёс в руке современный длинный рюкзак. Водитель, посидев несколько минут за рулём, тоже покинул автомобиль и остановился недалеко от раскрытых дверей так, чтобы видеть одновременно происходящее на площади и в зале.
Молодой встал у столика, прислонив к ноге багаж и, почти не отрывая шариковой ручки от бумаги, стремительно заполнял декларацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60