Полк уже бывал в Афганистане. Многие, в том числе Горбатовский, вернулись оттуда с боевыми орденами, а двое — командир взвода молодой лейтенант и командир отделения сержант последнего года службы — получили звание Героя Советского Союза. Лейтенант уехал в Москву в военную академию, а сержант после демобилизации вернулся домой. Портреты героев с золотыми звёздами на груди висели в классной комнате для политзанятий, и Олег часто на них посматривал и думал, что было бы неплохо вернуться к Марине с такой вот наградой.
Подбородько увидел командира полка и генерала и прервал песню.
— Равнение налево! — крикнул он.
Все умолкли, опустили руки по швам и повернули головы налево. Завидев начальство, солдаты расправили плечи, выгнули груди колесом и так стали печатать шаг, содрогаясь телами, что генерал и полковник, вскинув руки к козырькам фуражек, долго отдавали честь.
— Чей взвод? — спросил генерал, обращаясь к полковнику Горбатовскому.
— Лейтенанта Подбородько.
— Хорошо поют. И идут хорошо. Орлы! Полковник промолчал, придерживая руку у козырька.
— Орлы, — проговорил опять генерал. — Смотри как идут! А! С такими орлами, брат, никакой враг не страшен, а!
Полковник молчал.
— Благодарю за службу! — крикнул генерал солдатам.
— Служим Советскому Союзу! — гаркнули оглушительно солдаты в ответ.
— Песню, орлы! Песню! — кричал генерал. Маломура вновь затянул: «Над полями перекатными…»
Когда подошли к столовой, Подбородько дал команду «Вольно!» и все бросились в зал, где уже миски были расставлены на столах. Олег задержался, чтобы стряхнуть с гимнастёрки пыль. Он шёл последним мимо Подбородько и видел, как тот был вне себя от радости. Подбородько взглянул на Осинцева и виновато и вместе с тем сердито, с чувством, идущим от самого сердца, произнёс: «Люблю вас, черти!»
Наскоро пообедав, Осинцев поспешил к командиру взвода. Командир в хорошем настроении. Удобный момент обратиться с просьбой.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!
— Что у тебя?
— Нужна увольнительная в город.
— Зачем?
— На почту. Позвонить.
— Не пишет? Олег покраснел.
— Так точно. Нет ответа.
— Удивляюсь. Как можно такому солдату не ответить. — Подбородько улыбнулся, помолчал, подумал и прибавил добродушно: — Ладно, я дам увольнительную. Иди, звони своей невесте или подруге, кто она там у тебя.
— Спасибо, товарищ лейтенант.
Олег не знал номера телефона студенческого общежития в Иркутске и просидел на почте битых три часа, пока дали Иркутск, пока навели справки и дозвонились до девушек, которые жили с Мариной в одной комнате. Разговор получился сумбурный, туманный. Какая-то девушка на другом конце провода кричала, что Марины в Иркутске нет, что она в Москве и неизвестно когда вернётся.
«Непонятно, — думал Олег, обуреваемый нехорошими предчувствиями. — В университете идут занятия, а она в Москве. Что ей там делать?»
II
В столице она оказалась случайно. Вытянула жребий кому ехать, чтобы помочь научному руководителю обработать найденный чрезвычайно важный исторический материал — древние писаницы. А задержалась из-за одного студента-практиканта. Вернее сказать, влипла в историю вместе с ним и в результате задержалась.
История эта началась ещё в археологической экспедиции. Студенты-москвичи, три человека, которых Марина в беседе в Олегом назвала свиньями, потому что из-за них попала в шторм и чуть не утонула, наконец, прибыли на практику. Все трое были парни, и всем троим Марина пришлась по вкусу. Один из них, Герман Соловьёв, невзрачный, горбоносый, лишь вздохнул и сразу отошёл в сторону. Другой, Владимир Беляев, невысокий, коренастый, сказал, что эта девушка ему не по зубам и тоже отошёл в сторону. А третий, Тарас Горшенин, стройный брюнет с наглыми выпуклыми, как у хамелеона, глазами, заявил своим друзьям, что он будет не он, если к концу практики не доберётся до её роскошного зада. И начал стремиться к своей цели с удивительным упорством одержимого. Он пустил в ход весь свой богатый опыт столичного ловеласа. Целыми днями не отходил от Марины, ухаживал, сыпал комплименты, рассказывал смешные анекдоты, навязывался в учителя английскому языку (он свободно говорил по-английски), хвастался знакомством с художником Шиловым и прочими московскими знаменитостями, — словом наступал без передышек по всему фронту. Марина слегка заинтересовалась лишь тем, что он знаком с художником Шиловым, а всё остальное ей казалось забавным, и она ждала, когда же он, наконец, выдохнется.
Владимир Беляев узнал от кого-то про Олега и сказал Горшенину. Горшенин удивился:
— Не может быть, чтобы деревенский пентюх охмурил такую красотку, — сказал он. — Как ты думаешь, у них что-нибудь было?
— Вот чего не знаю, Тарасик, того не знаю.
— Если было, то на эти дела её рано или поздно потянет, — рассуждал Тарас — Да и в любом случае я отступать не собираюсь.
— Давай, давай, — подбадривал Володя. — Желаю успеха.
И вот настало время сворачивать полевые работы. Научному руководителю Вячеславу Борисовичу ещё на месяц нужны были два помощника — обрабатывать археологические находки, приводить в порядок документацию и составлять отчёт. Всё это надо было делать в Москве, и Вячеслав Борисович попросил помочь, естественно, московских студентов. Но они знали, что им поручат самую черновую, самую кропотливую и утомительную работу, и все трое отказались под разными предлогами, предпочитая лучше ездить весь сентябрь на колхозную картошку, чем корпеть над писаницами, горшками и черепками, над которыми Вячеслав Борисович к тому же трясся как папаша Гранде над золотыми монетами, называя эти горшки и писаницы самыми выдающимися находками за последние годы. Вячеслав Борисович стал уговаривать москвичей, обещал даже зарплату, но они были из обеспеченных семей и не клюнули на приманку. Вячеслав Борисович рассердился и выгнал их из палатки. Однако ему всё-таки хотелось привлечь к делу людей, побывавших на месте раскопок, и ничего не оставалось, как выйти к костру, вокруг которого сидели остальные студенты-практиканты.
— Иркутяне! — крикнул он. — Кто поедет со мной в Москву?
— Я! — крикнули в ответ все иркутские студенты, высоко подняв руки.
— Нужны только двое.
— Все с радостью поедем!
— Нет, только двое. Тяните жребий.
Жребий выпал Марине и ещё одной девушке, которая училась с Мариной в одной группе и даже жила с ней в одной комнате в общежитии.
— Маринка! — визжала она от восторга. — Как нам повезло!
Горшенин пошёл следом за Вячеславом Борисовичем, когда тот направился к своей палатке.
— Мне хотелось бы с вами поговорить, — сказал Тарас.
Вячеслав Борисович остановился.
— Говорите.
— Пойдёмте в палатку.
— Прошу. — Вячеслав Борисович приоткрыл тент и пропустил вперёд гостя. — Слушаю вас.
— Вы помните мою фамилию? — спросил Тарас мягким вкрадчивым голосом.
— Что за вопрос. Вячеслав Борисович выразил удивление. — Конечно помню. Ваша фамилия Горшенин.
— И она вам ни о чём не говорит?
— Она говорит мне о многом. И прежде всего о том, что вы лодырь и лоботряс. Между прочим, в характеристике я так и напишу. И ваши дружки тоже пусть не рассчитывают на хорошую характеристику.
— Я не об этом, — без тени смущения заявил Горшенин. — Я хотел спросить, не знакомы ли вы случайно с моим отцом?
— Не доводилось.
— Я мог бы познакомить вас. В неофициальной обстановке. Например, у нас дома.
— Зачем?
— Ну как. — Горшенин удивился. — Имя его широко известно. Член-корреспондент Академии наук. Постоянно публикует проблемные статьи в центральной прессе и в толстых журналах. Читаете же, наверно.
— Почитываю и центральную прессу и толстые журналы.
— Думаю, что такое знакомство было бы полезно.
— Вам что-то от меня нужно, — сказал Вячеслав Борисович. — Что конкретно? Давайте без предисловий.
— Маленькая просьба. Совсем пустяк.
— Слушаю.
— Я передумал и хочу вам помочь с документацией и отчётом.
— Ну и прекрасно! Будете помогать девушкам.
— Нет, — замялся Тарас — Вы не совсем меня поняли. Вам ведь нужны два помощника?
— Два.
— А зачем вам третий. Я хотел бы вместо Тани. А Марина пусть остаётся.
— Ах вот в чём дело, — произнёс Вячеслав Борисович. — Нет, дорогой мой. Таня от радости пляшет вокруг костра как дикарка. От неё мне будет больше толку чем от Марины. Вот если бы наоборот, вместо Марины — Таня. Не хотите с Таней поработать?
Вопрос прозвучал как откровенное издевательство, и Горшенин побагровел. Ничего не оставалось как откланяться.
— Извините за беспокойство, — сказал он.
— Я не стану возражать, если будете приходить и помогать девушкам, — сказал Вячеслав Борисович. — Я даже формулировку в характеристике изменю. Напишу так: сначала был лодырь, а под конец стал исправляться.
В Красноярске Марина успела забежать домой. Ей нужны были деньги и наряды, чтобы можно было выйти куда-нибудь в Москве.
Горшенин не оставил Марину в покое. Он превратился в усердного помощника по камеральным работам. Однако все попытки провести с ней вечер, все приглашения в столичные рестораны и кафе она категорически отвергла. С Таней старалась не расставаться, чтобы как можно меньше быть с Горшениным наедине.
Как-то раз вечером девушки надели свои наряды (у Тани к счастью в рюкзаке оказались приличный плащ и шерстяное платьице) и поехали в киноконцертный зал «Варшава». Там Геннадий Хазанов, пик популярности которого выпал на середину восьмидесятых, давал концерт. Билетов у них не было. Рассчитывали купить с рук. Но когда они приехали, желающие приобрести билеты с рук уже толпой стояли от метро «Войковская» до входа в «Варшаву». Их было столько, что у девушек всякая надежда пропала. Но они всё-таки стояли у входа до начала концерта и поражались активности некоторых безбилетников, особенно одной дамы в брюках двухметрового роста, которая предлагала за билет двадцать пять рублей, надеясь, что кто-нибудь ради такой суммы откажется, от своего билета. Никто не отказался, и ничего у этой дамы не вышло. И вообще ни Марина, ни Таня не видели, чтобы кто-нибудь продал на их глазах хоть один лишний билет. И хотя Хазанов давал ещё несколько концертов, билеты давно были проданы, и девушки распростились с мечтой увидеть популярного артиста, горестно повздыхали и поехали в гостиницу.
Наутро они рассказали Горшенину, что творилось у киноконцертного зала «Варшава». На следующий день Горшенин, войдя в комнату, где проводились камеральные работы, не раздеваясь вынул из кармана и положил на стол перед девушками два билета на концерт Хазанова, который должен был состояться сегодня.
— Как в сказке, — сказала Таня, не веря своим глазам. — Честное слово — как в сказке. Чем тебя отблагодарить, дорогой Тарас Григорьевич! Ну дай я тебя поцелую.
— Не возражаю, — игриво произнёс Горшенин и подставил щеку.
Таня чмокнула его.
— А вообще-то не меня надо целовать, а Герку Соловьёва, — сказал он. — На ваше счастье его мать работает в «Росконцерте». Кстати, на следующей неделе возле концертного зала гостиницы «Россия» столпотворение будет похлеще. На сцену выйдет знаменитый Тото Кутуньо! — воскликнул Горшенин и вскинул руку, будто представлял артиста публике. — Билеты Герка достанет. Пойдёте?
— Он ещё спрашивает, — сказала Таня, поперхнувшись от неожиданности.
Марина молчала. Она сжалась в испуге, предчувствуя нехороший поворот событий. Но на концерт Хазанова пошла. И на концерт Тото Кутуньо, разумеется, тоже пошла. Горшенина сопровождал в обоих случаях Герман Соловьёв, один из его дружков, который был на практике в археологической экспедиции. Герман не блистал внешностью. Тщедушный телом, горбоносый и невзрачный лицом он мучился комплексами, но всё же попытался ухаживать за Таней. Таня сама не блистала внешностью и охотно откликнулась на ухаживания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Подбородько увидел командира полка и генерала и прервал песню.
— Равнение налево! — крикнул он.
Все умолкли, опустили руки по швам и повернули головы налево. Завидев начальство, солдаты расправили плечи, выгнули груди колесом и так стали печатать шаг, содрогаясь телами, что генерал и полковник, вскинув руки к козырькам фуражек, долго отдавали честь.
— Чей взвод? — спросил генерал, обращаясь к полковнику Горбатовскому.
— Лейтенанта Подбородько.
— Хорошо поют. И идут хорошо. Орлы! Полковник промолчал, придерживая руку у козырька.
— Орлы, — проговорил опять генерал. — Смотри как идут! А! С такими орлами, брат, никакой враг не страшен, а!
Полковник молчал.
— Благодарю за службу! — крикнул генерал солдатам.
— Служим Советскому Союзу! — гаркнули оглушительно солдаты в ответ.
— Песню, орлы! Песню! — кричал генерал. Маломура вновь затянул: «Над полями перекатными…»
Когда подошли к столовой, Подбородько дал команду «Вольно!» и все бросились в зал, где уже миски были расставлены на столах. Олег задержался, чтобы стряхнуть с гимнастёрки пыль. Он шёл последним мимо Подбородько и видел, как тот был вне себя от радости. Подбородько взглянул на Осинцева и виновато и вместе с тем сердито, с чувством, идущим от самого сердца, произнёс: «Люблю вас, черти!»
Наскоро пообедав, Осинцев поспешил к командиру взвода. Командир в хорошем настроении. Удобный момент обратиться с просьбой.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!
— Что у тебя?
— Нужна увольнительная в город.
— Зачем?
— На почту. Позвонить.
— Не пишет? Олег покраснел.
— Так точно. Нет ответа.
— Удивляюсь. Как можно такому солдату не ответить. — Подбородько улыбнулся, помолчал, подумал и прибавил добродушно: — Ладно, я дам увольнительную. Иди, звони своей невесте или подруге, кто она там у тебя.
— Спасибо, товарищ лейтенант.
Олег не знал номера телефона студенческого общежития в Иркутске и просидел на почте битых три часа, пока дали Иркутск, пока навели справки и дозвонились до девушек, которые жили с Мариной в одной комнате. Разговор получился сумбурный, туманный. Какая-то девушка на другом конце провода кричала, что Марины в Иркутске нет, что она в Москве и неизвестно когда вернётся.
«Непонятно, — думал Олег, обуреваемый нехорошими предчувствиями. — В университете идут занятия, а она в Москве. Что ей там делать?»
II
В столице она оказалась случайно. Вытянула жребий кому ехать, чтобы помочь научному руководителю обработать найденный чрезвычайно важный исторический материал — древние писаницы. А задержалась из-за одного студента-практиканта. Вернее сказать, влипла в историю вместе с ним и в результате задержалась.
История эта началась ещё в археологической экспедиции. Студенты-москвичи, три человека, которых Марина в беседе в Олегом назвала свиньями, потому что из-за них попала в шторм и чуть не утонула, наконец, прибыли на практику. Все трое были парни, и всем троим Марина пришлась по вкусу. Один из них, Герман Соловьёв, невзрачный, горбоносый, лишь вздохнул и сразу отошёл в сторону. Другой, Владимир Беляев, невысокий, коренастый, сказал, что эта девушка ему не по зубам и тоже отошёл в сторону. А третий, Тарас Горшенин, стройный брюнет с наглыми выпуклыми, как у хамелеона, глазами, заявил своим друзьям, что он будет не он, если к концу практики не доберётся до её роскошного зада. И начал стремиться к своей цели с удивительным упорством одержимого. Он пустил в ход весь свой богатый опыт столичного ловеласа. Целыми днями не отходил от Марины, ухаживал, сыпал комплименты, рассказывал смешные анекдоты, навязывался в учителя английскому языку (он свободно говорил по-английски), хвастался знакомством с художником Шиловым и прочими московскими знаменитостями, — словом наступал без передышек по всему фронту. Марина слегка заинтересовалась лишь тем, что он знаком с художником Шиловым, а всё остальное ей казалось забавным, и она ждала, когда же он, наконец, выдохнется.
Владимир Беляев узнал от кого-то про Олега и сказал Горшенину. Горшенин удивился:
— Не может быть, чтобы деревенский пентюх охмурил такую красотку, — сказал он. — Как ты думаешь, у них что-нибудь было?
— Вот чего не знаю, Тарасик, того не знаю.
— Если было, то на эти дела её рано или поздно потянет, — рассуждал Тарас — Да и в любом случае я отступать не собираюсь.
— Давай, давай, — подбадривал Володя. — Желаю успеха.
И вот настало время сворачивать полевые работы. Научному руководителю Вячеславу Борисовичу ещё на месяц нужны были два помощника — обрабатывать археологические находки, приводить в порядок документацию и составлять отчёт. Всё это надо было делать в Москве, и Вячеслав Борисович попросил помочь, естественно, московских студентов. Но они знали, что им поручат самую черновую, самую кропотливую и утомительную работу, и все трое отказались под разными предлогами, предпочитая лучше ездить весь сентябрь на колхозную картошку, чем корпеть над писаницами, горшками и черепками, над которыми Вячеслав Борисович к тому же трясся как папаша Гранде над золотыми монетами, называя эти горшки и писаницы самыми выдающимися находками за последние годы. Вячеслав Борисович стал уговаривать москвичей, обещал даже зарплату, но они были из обеспеченных семей и не клюнули на приманку. Вячеслав Борисович рассердился и выгнал их из палатки. Однако ему всё-таки хотелось привлечь к делу людей, побывавших на месте раскопок, и ничего не оставалось, как выйти к костру, вокруг которого сидели остальные студенты-практиканты.
— Иркутяне! — крикнул он. — Кто поедет со мной в Москву?
— Я! — крикнули в ответ все иркутские студенты, высоко подняв руки.
— Нужны только двое.
— Все с радостью поедем!
— Нет, только двое. Тяните жребий.
Жребий выпал Марине и ещё одной девушке, которая училась с Мариной в одной группе и даже жила с ней в одной комнате в общежитии.
— Маринка! — визжала она от восторга. — Как нам повезло!
Горшенин пошёл следом за Вячеславом Борисовичем, когда тот направился к своей палатке.
— Мне хотелось бы с вами поговорить, — сказал Тарас.
Вячеслав Борисович остановился.
— Говорите.
— Пойдёмте в палатку.
— Прошу. — Вячеслав Борисович приоткрыл тент и пропустил вперёд гостя. — Слушаю вас.
— Вы помните мою фамилию? — спросил Тарас мягким вкрадчивым голосом.
— Что за вопрос. Вячеслав Борисович выразил удивление. — Конечно помню. Ваша фамилия Горшенин.
— И она вам ни о чём не говорит?
— Она говорит мне о многом. И прежде всего о том, что вы лодырь и лоботряс. Между прочим, в характеристике я так и напишу. И ваши дружки тоже пусть не рассчитывают на хорошую характеристику.
— Я не об этом, — без тени смущения заявил Горшенин. — Я хотел спросить, не знакомы ли вы случайно с моим отцом?
— Не доводилось.
— Я мог бы познакомить вас. В неофициальной обстановке. Например, у нас дома.
— Зачем?
— Ну как. — Горшенин удивился. — Имя его широко известно. Член-корреспондент Академии наук. Постоянно публикует проблемные статьи в центральной прессе и в толстых журналах. Читаете же, наверно.
— Почитываю и центральную прессу и толстые журналы.
— Думаю, что такое знакомство было бы полезно.
— Вам что-то от меня нужно, — сказал Вячеслав Борисович. — Что конкретно? Давайте без предисловий.
— Маленькая просьба. Совсем пустяк.
— Слушаю.
— Я передумал и хочу вам помочь с документацией и отчётом.
— Ну и прекрасно! Будете помогать девушкам.
— Нет, — замялся Тарас — Вы не совсем меня поняли. Вам ведь нужны два помощника?
— Два.
— А зачем вам третий. Я хотел бы вместо Тани. А Марина пусть остаётся.
— Ах вот в чём дело, — произнёс Вячеслав Борисович. — Нет, дорогой мой. Таня от радости пляшет вокруг костра как дикарка. От неё мне будет больше толку чем от Марины. Вот если бы наоборот, вместо Марины — Таня. Не хотите с Таней поработать?
Вопрос прозвучал как откровенное издевательство, и Горшенин побагровел. Ничего не оставалось как откланяться.
— Извините за беспокойство, — сказал он.
— Я не стану возражать, если будете приходить и помогать девушкам, — сказал Вячеслав Борисович. — Я даже формулировку в характеристике изменю. Напишу так: сначала был лодырь, а под конец стал исправляться.
В Красноярске Марина успела забежать домой. Ей нужны были деньги и наряды, чтобы можно было выйти куда-нибудь в Москве.
Горшенин не оставил Марину в покое. Он превратился в усердного помощника по камеральным работам. Однако все попытки провести с ней вечер, все приглашения в столичные рестораны и кафе она категорически отвергла. С Таней старалась не расставаться, чтобы как можно меньше быть с Горшениным наедине.
Как-то раз вечером девушки надели свои наряды (у Тани к счастью в рюкзаке оказались приличный плащ и шерстяное платьице) и поехали в киноконцертный зал «Варшава». Там Геннадий Хазанов, пик популярности которого выпал на середину восьмидесятых, давал концерт. Билетов у них не было. Рассчитывали купить с рук. Но когда они приехали, желающие приобрести билеты с рук уже толпой стояли от метро «Войковская» до входа в «Варшаву». Их было столько, что у девушек всякая надежда пропала. Но они всё-таки стояли у входа до начала концерта и поражались активности некоторых безбилетников, особенно одной дамы в брюках двухметрового роста, которая предлагала за билет двадцать пять рублей, надеясь, что кто-нибудь ради такой суммы откажется, от своего билета. Никто не отказался, и ничего у этой дамы не вышло. И вообще ни Марина, ни Таня не видели, чтобы кто-нибудь продал на их глазах хоть один лишний билет. И хотя Хазанов давал ещё несколько концертов, билеты давно были проданы, и девушки распростились с мечтой увидеть популярного артиста, горестно повздыхали и поехали в гостиницу.
Наутро они рассказали Горшенину, что творилось у киноконцертного зала «Варшава». На следующий день Горшенин, войдя в комнату, где проводились камеральные работы, не раздеваясь вынул из кармана и положил на стол перед девушками два билета на концерт Хазанова, который должен был состояться сегодня.
— Как в сказке, — сказала Таня, не веря своим глазам. — Честное слово — как в сказке. Чем тебя отблагодарить, дорогой Тарас Григорьевич! Ну дай я тебя поцелую.
— Не возражаю, — игриво произнёс Горшенин и подставил щеку.
Таня чмокнула его.
— А вообще-то не меня надо целовать, а Герку Соловьёва, — сказал он. — На ваше счастье его мать работает в «Росконцерте». Кстати, на следующей неделе возле концертного зала гостиницы «Россия» столпотворение будет похлеще. На сцену выйдет знаменитый Тото Кутуньо! — воскликнул Горшенин и вскинул руку, будто представлял артиста публике. — Билеты Герка достанет. Пойдёте?
— Он ещё спрашивает, — сказала Таня, поперхнувшись от неожиданности.
Марина молчала. Она сжалась в испуге, предчувствуя нехороший поворот событий. Но на концерт Хазанова пошла. И на концерт Тото Кутуньо, разумеется, тоже пошла. Горшенина сопровождал в обоих случаях Герман Соловьёв, один из его дружков, который был на практике в археологической экспедиции. Герман не блистал внешностью. Тщедушный телом, горбоносый и невзрачный лицом он мучился комплексами, но всё же попытался ухаживать за Таней. Таня сама не блистала внешностью и охотно откликнулась на ухаживания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70