Он закрыл глаза и представил себя за рулем нового «форда» модели «Эскорт GTi», недавно покорившего его воображение.
Человек в исповедальне оставил свою шинель у полицейского. Он любил эту церковь, известную в округе под именем «Жемчужинка». Затерянная в укромном уголке в центре города, она не имела блеска и помпы, присущих более крупным храмам. Здесь он мог общаться с Богом без вмешательства внешних атрибутов религии.
Соулсон услышал, как священник вошел в другую половину темной кабинки, увидел его лицо сквозь разделяющую их металлическую решетку.
– Готов ли ты к исповеди? – спросил священник.
– Благослови меня, отец, ибо я грешен... – Соулсон замолчал, внезапно испугавшись своего чувства. Он чуть было не переступил грань.
Священник почувствовал его колебания.
– Слушаю, сын мой.
– Со времени моей последней исповеди прошел месяц. С тех пор я дважды пропустил мессу.
– Почему?
– Работа, отец. Постараюсь, чтобы этого больше не повторилось.
– Это все?
– Еще я подвержен греху гордыни. Я позволил своим врагам отвлечь меня от исполнения своего долга. Я высказываюсь против них... ради собственного спасения. Я сожалею и прошу простить мне эти и другие грехи, о которых я сейчас не помню.
– В качестве епитимьи прочтешь по одному разу «Отче наш» и «Аве Мария». А сейчас искренне раскайся. – Произнося эти обычные слова, священник чувствовал: что-то гнетет его подопечного. Однако он знал, что не следует торопить, придет время и человек выскажется сам.
– Я в сильном затруднении, отец, – после долгого молчания подавленно произнес Соулсон.
Священник приготовился слушать.
– Продолжай.
– Мой долг требует, чтобы я действовал против тех, кто мне дорог. Это... предательство... толкает меня на грех.
– Какие именно грехи ты совершил?
– Я... еще... пока ничего не случилось.
– Тогда избегай греха. Я могу принять исповедь в том, что уже произошло, а не в том, что еще не совершилось и чего ты можешь избежать.
– Мой долг... – Соулсон помедлил.
– Что может быть важнее долга перед Богом?
У Соулсона не было ответа. Это была его дилемма, и он пожалел о том, что сказал.
– Выбора нет, отец.
– Ты уверен?
– Я не могу найти выхода. И не потому, что мало искал.
– Поищи внутри себя. Всегда есть выбор. Внутри нас. Сражаться со злом, нас окружающим.
– Я не могу, – беспомощно сказал Соулсон. – Хотел бы, да не могу.
– Тогда я не могу помочь тебе. – Слова священника только усилили его безнадежность. – В твоем положении... ты должен искать выход внутри себя. Ты мне скажешь, в чем твоя проблема?
– Нет, отец.
– Я всегда здесь. Если ты захочешь говорить.
– Я знаю.
– А теперь покайся. – Священник вернулся к формальностям, ступив на хорошо знакомую почву.
– О Боже, я раскаиваюсь и прощу простить мне все мои грехи. Я ненавижу их больше всего на свете. Потому что из-за них распяли моего Спасителя, Иисуса Христа...
Находящийся за дверью исповедальни молодой полицейский наблюдал, как старушка зажгла свечу и опустилась на колени. Интересно, за кого она молится и какое горе заставило ее прийти сюда и просить помощи от кого-то невидимого. Из-за двери показался Соулсон и направился к нему. Полицейский быстро встал и подал шинель. Соулсон оделся. Сверкнули погоны начальника полиции.
– Спасибо, – сказал Соулсон, идя к выходу. Полицейский следовал за ним. – Когда-нибудь доводилось бывать здесь?
– Никак нет, – прозвучало в ответ. Во избежание всевозможных опасностей, не считая угрозы нападения ИРА, начальнику полиции теперь придавалась охрана, когда он отправлялся в церковь. Молодой полицейский оказался здесь впервые, его прислали из участка на Бутл-стрит.
– Ничего, – улыбнулся Соулсон. – Это вам не повредит. Знаете ведь поговорку?
– Какую, сэр?
– Лучше всего встретить жизнь с Библией в одной руке и с пистолетом в другой.
– Запомню, сэр, – солгал молодой полицейский.
Они вышли под серую изморось Манчестера, солнце пыталось пробиться сквозь толщу облаков. Черный, без отличительных знаков «ягуар» Соулсона стоял у тротуара. Рядом лежала куча мусора – следствие забастовки мусорщиков, от которой страдал весь город. В куче рылся бродяга.
– Спасибо, сынок, – сказал Соулсон полицейскому и пошел к машине. Пол Джоб, его шофер в штатском, вышел и открыл заднюю дверь. Соулсон сел, а Джоб, закрыв дверь, вернулся на свое место, включил мотор и тронулся.
– Когда-то мы тоже были такими же молодыми и зелеными, – сказал Соулсон Армитеджу, ожидавшему его в машине.
– При наших грехах пусть уж все остается как есть, – ответил Армитедж. На нем была форма старшего суперинтенданта. Он отказался стать одним из шести заместителей начальника полиции, которые контролировали разные департаменты, составляющие полицию Манчестера. Шесть лет назад, когда Соулсон был назначен начальником полиции, он руководил отделом связи оперативной группы поддержки уголовно-следственного отдела и был польщен предложением стать штабным офицером нового начальника. Обычно эту функцию выполнял суперинтендант, но Армитедж хотел работать поближе к своему старому другу и не придавал значения тому, что это может быть воспринято как понижение в должности. Он занимал этот пост в течение четырех лет, на два года дольше, чем обычно занимают, а затем задержался на должности координатора штаба. Желающие встретиться с начальником полиции должны были проходить через него. Однако его любили, так как никто не видел в Армитедже угрозы для себя, и к нему относились как к старому и верному другу шефа, кем он и был на самом деле.
– Ты еще не отослал? – неожиданно сменил тему Соулсон.
– Нет. Ты велел подождать.
– Тогда не отсылай.
– Ты передумал?
– Прежде всего, я еще не решил окончательно. – Соулсон почувствовал, что его ответ выглядит как защита. Он вздохнул. Черт бы побрал этого священника! – Что там в ратуше?
– Обычный цирк. И все жаждут твоей крови.
Соулсон улыбнулся:
– Думают, что возьмут верх. Что ж, пусть потешатся.
– Мы опоздали. Встреча назначена на три.
Соулсон пропустил замечание мимо ушей.
– Пресса там?
– Телерепортеры, целая толпа.
– Мисс Луиз Спенсер будет довольна. Она чувствует себя на коне. – Соулсон покачал головой. Он устал, все против него. – Не волнуйся, Рой. Нам ведь не впервой. – Это было сказано, скорее чтобы подбодрить себя, нежели Армитеджа.
– Я простой полисмен-бобби. Делаю, как прикажут.
– Да, денек предстоит... – Соулсон улыбнулся и подтолкнул локтем Армитеджа. Тот был единственным человеком, кому он мог доверять. А также Полу Джобу, шоферу. Джоб служил в парашютных войсках, участвовал в войне в Персидском заливе. Когда бравый служака с наградами вернулся домой, отсутствие внимания со стороны неблагодарных соотечественников разочаровало его, он ушел из армии и поступил на службу в полицию.
В то время терроризм достиг своего пика, а преступники были вооружены и лучше тренированы, чем многие полицейские, поэтому его встретили с распростертыми объятиями.
– Скоро здесь все запылает, – услышал Соулсон голос Джоба. – При таком раскладе ИРА не понадобятся бомбы.
Джоб связался по рации с оператором полиции и попросил сообщить в пожарное депо о возгорании на улице. Бродяги пялились на огонь, не прекращая при этом рыться в других кучах, наваленных вдоль дороги.
Соулсон посмотрел на горящую груду мусора на тротуаре, на людей, пытающихся найти в отбросах что-нибудь полезное. Удручающее зрелище. Манчестер полон подобных сцен. Горящие кучи мусора, снующие крысы, едкий смрад гниения на улицах.
– Пора бы разобраться с этой забастовкой, – проворчал Армитедж. – Экономические требования здесь ни при чем. Это уже политика и кое-кто пытается спекулировать на этом деле.
– Ты снова нападаешь на наших друзей-левых? – улыбнулся Соулсон.
– Мне эта грязь на улицах надоела. А мои взгляды тебе хорошо известны, я их уже не раз высказывал.
– Так делают политическую карьеру. Нанести удар по властям и показать себя радетелями интересов рабочего класса – вот кредо левых политиков. Насиловать закон и оставаться у власти. Если бы политики поговорили с мусорщиками, забастовка бы прекратилась. Но они не делают этого. Поддерживают профсоюз, объявивший забастовку, а сами заявляют, что не могут увеличить зарплату. Пусть, мол, ругают за это Вестминстер. Так же поступают и с нами, Рой. Требуют от полиции эффективности и при этом сокращают расходы. Было время, когда бобби ловил преступников, а теперь он только и делает, что пишет отчеты, дабы ублажить политиков.
– Она будет ждать тебя, шеф.
Дилемма, стоявшая перед ним в исповедальне, отошла на задний план. Ну и черт с ней, сейчас нужна свежая голова. Это важное заседание. И не надо ему напоминать, что Луиз Спенсер ждет.
– К главному или служебному входу, шеф? – прервал его мысли Пол Джоб.
– К главному, Пол. – Он знал, что репортеры тоже его ждут. Их вопросы «заведут» его, подготовят к предстоящей встрече. В любом случае ему нечего скрывать. – Дадим им то, ради чего они пришли.
«Ягуар» подъехал к ратуше Манчестера, большому готическому зданию из красного кирпича, возвышающемуся на площади Альберта. Слева от лестницы стояла группа пикетчиков-мусорщиков, размахивающих флагами и выкрикивающих свои классовые лозунги.
– Хоть бы кто им сказал, что Ленин почти так же популярен, как Гитлер, – прокомментировал Джоб, въезжая на бордюр. – Пусть эта рвань держит свои поганые руки подальше от «ягуара».
Соулсон обратил внимание на агитаторов-профессионалов за работой. Все это выглядело так нелепо, фальшиво и неуместно в современном мире. Но это тоже Манчестер. Старый город со старыми традициями.
Как только демонстранты увидели «ягуар», их неистовство возросло. Не каждый день представляется возможность безнаказанно поносить начальника полиции. Некоторые из протестующих, испытывая неловкость от потока оскорблений, выключились из общего хора. Полицейские, сдерживая пикетчиков, пытались навести порядок. Услышав шум, репортеры поспешили с лестницы вниз.
Соулсон, шагая через ступеньку, направился вверх ко входу в ратушу. Армитедж следовал за ним. Джоб остался сторожить машину.
Репортеры забросали Соулсона обычными вопросами, на которые он парировал уклончивыми ответами с присущим ему юмором. Он был человеком, который не прочь поспорить и вместе с тем знает, когда надо промолчать. Они проводили его по коридору до большого зала, где уже началось заседание. Дойдя до двери с табличкой «ИДЕТ ЗАСЕДАНИЕ. КОМИТЕТ ПО ДЕЛАМ ПОЛИЦИИ МАНЧЕСТЕРА», он обернулся к камерам и микрофонам.
– Ну полно, вы же знаете, сейчас мне нечего сообщить, – улыбнулся Соулсон. – Хотите, чтобы у меня снова были неприятности, а?
– С кем, Чарли? – прокричал один из репортеров.
– Это вы должны мне сказать. А я предпочитаю держаться подальше от неприятностей. – Он повернулся и вошел в зал, провожаемый смехом. Армитедж вошел вслед за ним и закрыл дверь.
Они сидели за внушительных размеров столом для совещаний, занимающим большую часть зала. Семеро. Два советника-консерватора, один либеральный демократ и три лейбориста. Луиз Спенсер, председатель, сидела во главе стола.
– Вы опоздали. Заседание должно было начаться двадцать минут назад. – Голос Спенсер звучал резко, с претензией на властность.
– Прошу прощения у собравшихся. Но пока не очистят улицы, у нас будут постоянные пробки на дорогах. Мои люди могут справиться с уличным движением, но не с мусором, ему мешающим. – С этими словами он сел на предназначенное ему место слева от председателя. Армитедж опустился на свободный стул сзади.
– Всему необходимо придавать форму политического заявления?
– Он прав, – отозвался один из консерваторов. – Ваша политика в отношении этой забастовки вызывает хаос.
– Прежде всего мы исправляем все ваши ошибки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Человек в исповедальне оставил свою шинель у полицейского. Он любил эту церковь, известную в округе под именем «Жемчужинка». Затерянная в укромном уголке в центре города, она не имела блеска и помпы, присущих более крупным храмам. Здесь он мог общаться с Богом без вмешательства внешних атрибутов религии.
Соулсон услышал, как священник вошел в другую половину темной кабинки, увидел его лицо сквозь разделяющую их металлическую решетку.
– Готов ли ты к исповеди? – спросил священник.
– Благослови меня, отец, ибо я грешен... – Соулсон замолчал, внезапно испугавшись своего чувства. Он чуть было не переступил грань.
Священник почувствовал его колебания.
– Слушаю, сын мой.
– Со времени моей последней исповеди прошел месяц. С тех пор я дважды пропустил мессу.
– Почему?
– Работа, отец. Постараюсь, чтобы этого больше не повторилось.
– Это все?
– Еще я подвержен греху гордыни. Я позволил своим врагам отвлечь меня от исполнения своего долга. Я высказываюсь против них... ради собственного спасения. Я сожалею и прошу простить мне эти и другие грехи, о которых я сейчас не помню.
– В качестве епитимьи прочтешь по одному разу «Отче наш» и «Аве Мария». А сейчас искренне раскайся. – Произнося эти обычные слова, священник чувствовал: что-то гнетет его подопечного. Однако он знал, что не следует торопить, придет время и человек выскажется сам.
– Я в сильном затруднении, отец, – после долгого молчания подавленно произнес Соулсон.
Священник приготовился слушать.
– Продолжай.
– Мой долг требует, чтобы я действовал против тех, кто мне дорог. Это... предательство... толкает меня на грех.
– Какие именно грехи ты совершил?
– Я... еще... пока ничего не случилось.
– Тогда избегай греха. Я могу принять исповедь в том, что уже произошло, а не в том, что еще не совершилось и чего ты можешь избежать.
– Мой долг... – Соулсон помедлил.
– Что может быть важнее долга перед Богом?
У Соулсона не было ответа. Это была его дилемма, и он пожалел о том, что сказал.
– Выбора нет, отец.
– Ты уверен?
– Я не могу найти выхода. И не потому, что мало искал.
– Поищи внутри себя. Всегда есть выбор. Внутри нас. Сражаться со злом, нас окружающим.
– Я не могу, – беспомощно сказал Соулсон. – Хотел бы, да не могу.
– Тогда я не могу помочь тебе. – Слова священника только усилили его безнадежность. – В твоем положении... ты должен искать выход внутри себя. Ты мне скажешь, в чем твоя проблема?
– Нет, отец.
– Я всегда здесь. Если ты захочешь говорить.
– Я знаю.
– А теперь покайся. – Священник вернулся к формальностям, ступив на хорошо знакомую почву.
– О Боже, я раскаиваюсь и прощу простить мне все мои грехи. Я ненавижу их больше всего на свете. Потому что из-за них распяли моего Спасителя, Иисуса Христа...
Находящийся за дверью исповедальни молодой полицейский наблюдал, как старушка зажгла свечу и опустилась на колени. Интересно, за кого она молится и какое горе заставило ее прийти сюда и просить помощи от кого-то невидимого. Из-за двери показался Соулсон и направился к нему. Полицейский быстро встал и подал шинель. Соулсон оделся. Сверкнули погоны начальника полиции.
– Спасибо, – сказал Соулсон, идя к выходу. Полицейский следовал за ним. – Когда-нибудь доводилось бывать здесь?
– Никак нет, – прозвучало в ответ. Во избежание всевозможных опасностей, не считая угрозы нападения ИРА, начальнику полиции теперь придавалась охрана, когда он отправлялся в церковь. Молодой полицейский оказался здесь впервые, его прислали из участка на Бутл-стрит.
– Ничего, – улыбнулся Соулсон. – Это вам не повредит. Знаете ведь поговорку?
– Какую, сэр?
– Лучше всего встретить жизнь с Библией в одной руке и с пистолетом в другой.
– Запомню, сэр, – солгал молодой полицейский.
Они вышли под серую изморось Манчестера, солнце пыталось пробиться сквозь толщу облаков. Черный, без отличительных знаков «ягуар» Соулсона стоял у тротуара. Рядом лежала куча мусора – следствие забастовки мусорщиков, от которой страдал весь город. В куче рылся бродяга.
– Спасибо, сынок, – сказал Соулсон полицейскому и пошел к машине. Пол Джоб, его шофер в штатском, вышел и открыл заднюю дверь. Соулсон сел, а Джоб, закрыв дверь, вернулся на свое место, включил мотор и тронулся.
– Когда-то мы тоже были такими же молодыми и зелеными, – сказал Соулсон Армитеджу, ожидавшему его в машине.
– При наших грехах пусть уж все остается как есть, – ответил Армитедж. На нем была форма старшего суперинтенданта. Он отказался стать одним из шести заместителей начальника полиции, которые контролировали разные департаменты, составляющие полицию Манчестера. Шесть лет назад, когда Соулсон был назначен начальником полиции, он руководил отделом связи оперативной группы поддержки уголовно-следственного отдела и был польщен предложением стать штабным офицером нового начальника. Обычно эту функцию выполнял суперинтендант, но Армитедж хотел работать поближе к своему старому другу и не придавал значения тому, что это может быть воспринято как понижение в должности. Он занимал этот пост в течение четырех лет, на два года дольше, чем обычно занимают, а затем задержался на должности координатора штаба. Желающие встретиться с начальником полиции должны были проходить через него. Однако его любили, так как никто не видел в Армитедже угрозы для себя, и к нему относились как к старому и верному другу шефа, кем он и был на самом деле.
– Ты еще не отослал? – неожиданно сменил тему Соулсон.
– Нет. Ты велел подождать.
– Тогда не отсылай.
– Ты передумал?
– Прежде всего, я еще не решил окончательно. – Соулсон почувствовал, что его ответ выглядит как защита. Он вздохнул. Черт бы побрал этого священника! – Что там в ратуше?
– Обычный цирк. И все жаждут твоей крови.
Соулсон улыбнулся:
– Думают, что возьмут верх. Что ж, пусть потешатся.
– Мы опоздали. Встреча назначена на три.
Соулсон пропустил замечание мимо ушей.
– Пресса там?
– Телерепортеры, целая толпа.
– Мисс Луиз Спенсер будет довольна. Она чувствует себя на коне. – Соулсон покачал головой. Он устал, все против него. – Не волнуйся, Рой. Нам ведь не впервой. – Это было сказано, скорее чтобы подбодрить себя, нежели Армитеджа.
– Я простой полисмен-бобби. Делаю, как прикажут.
– Да, денек предстоит... – Соулсон улыбнулся и подтолкнул локтем Армитеджа. Тот был единственным человеком, кому он мог доверять. А также Полу Джобу, шоферу. Джоб служил в парашютных войсках, участвовал в войне в Персидском заливе. Когда бравый служака с наградами вернулся домой, отсутствие внимания со стороны неблагодарных соотечественников разочаровало его, он ушел из армии и поступил на службу в полицию.
В то время терроризм достиг своего пика, а преступники были вооружены и лучше тренированы, чем многие полицейские, поэтому его встретили с распростертыми объятиями.
– Скоро здесь все запылает, – услышал Соулсон голос Джоба. – При таком раскладе ИРА не понадобятся бомбы.
Джоб связался по рации с оператором полиции и попросил сообщить в пожарное депо о возгорании на улице. Бродяги пялились на огонь, не прекращая при этом рыться в других кучах, наваленных вдоль дороги.
Соулсон посмотрел на горящую груду мусора на тротуаре, на людей, пытающихся найти в отбросах что-нибудь полезное. Удручающее зрелище. Манчестер полон подобных сцен. Горящие кучи мусора, снующие крысы, едкий смрад гниения на улицах.
– Пора бы разобраться с этой забастовкой, – проворчал Армитедж. – Экономические требования здесь ни при чем. Это уже политика и кое-кто пытается спекулировать на этом деле.
– Ты снова нападаешь на наших друзей-левых? – улыбнулся Соулсон.
– Мне эта грязь на улицах надоела. А мои взгляды тебе хорошо известны, я их уже не раз высказывал.
– Так делают политическую карьеру. Нанести удар по властям и показать себя радетелями интересов рабочего класса – вот кредо левых политиков. Насиловать закон и оставаться у власти. Если бы политики поговорили с мусорщиками, забастовка бы прекратилась. Но они не делают этого. Поддерживают профсоюз, объявивший забастовку, а сами заявляют, что не могут увеличить зарплату. Пусть, мол, ругают за это Вестминстер. Так же поступают и с нами, Рой. Требуют от полиции эффективности и при этом сокращают расходы. Было время, когда бобби ловил преступников, а теперь он только и делает, что пишет отчеты, дабы ублажить политиков.
– Она будет ждать тебя, шеф.
Дилемма, стоявшая перед ним в исповедальне, отошла на задний план. Ну и черт с ней, сейчас нужна свежая голова. Это важное заседание. И не надо ему напоминать, что Луиз Спенсер ждет.
– К главному или служебному входу, шеф? – прервал его мысли Пол Джоб.
– К главному, Пол. – Он знал, что репортеры тоже его ждут. Их вопросы «заведут» его, подготовят к предстоящей встрече. В любом случае ему нечего скрывать. – Дадим им то, ради чего они пришли.
«Ягуар» подъехал к ратуше Манчестера, большому готическому зданию из красного кирпича, возвышающемуся на площади Альберта. Слева от лестницы стояла группа пикетчиков-мусорщиков, размахивающих флагами и выкрикивающих свои классовые лозунги.
– Хоть бы кто им сказал, что Ленин почти так же популярен, как Гитлер, – прокомментировал Джоб, въезжая на бордюр. – Пусть эта рвань держит свои поганые руки подальше от «ягуара».
Соулсон обратил внимание на агитаторов-профессионалов за работой. Все это выглядело так нелепо, фальшиво и неуместно в современном мире. Но это тоже Манчестер. Старый город со старыми традициями.
Как только демонстранты увидели «ягуар», их неистовство возросло. Не каждый день представляется возможность безнаказанно поносить начальника полиции. Некоторые из протестующих, испытывая неловкость от потока оскорблений, выключились из общего хора. Полицейские, сдерживая пикетчиков, пытались навести порядок. Услышав шум, репортеры поспешили с лестницы вниз.
Соулсон, шагая через ступеньку, направился вверх ко входу в ратушу. Армитедж следовал за ним. Джоб остался сторожить машину.
Репортеры забросали Соулсона обычными вопросами, на которые он парировал уклончивыми ответами с присущим ему юмором. Он был человеком, который не прочь поспорить и вместе с тем знает, когда надо промолчать. Они проводили его по коридору до большого зала, где уже началось заседание. Дойдя до двери с табличкой «ИДЕТ ЗАСЕДАНИЕ. КОМИТЕТ ПО ДЕЛАМ ПОЛИЦИИ МАНЧЕСТЕРА», он обернулся к камерам и микрофонам.
– Ну полно, вы же знаете, сейчас мне нечего сообщить, – улыбнулся Соулсон. – Хотите, чтобы у меня снова были неприятности, а?
– С кем, Чарли? – прокричал один из репортеров.
– Это вы должны мне сказать. А я предпочитаю держаться подальше от неприятностей. – Он повернулся и вошел в зал, провожаемый смехом. Армитедж вошел вслед за ним и закрыл дверь.
Они сидели за внушительных размеров столом для совещаний, занимающим большую часть зала. Семеро. Два советника-консерватора, один либеральный демократ и три лейбориста. Луиз Спенсер, председатель, сидела во главе стола.
– Вы опоздали. Заседание должно было начаться двадцать минут назад. – Голос Спенсер звучал резко, с претензией на властность.
– Прошу прощения у собравшихся. Но пока не очистят улицы, у нас будут постоянные пробки на дорогах. Мои люди могут справиться с уличным движением, но не с мусором, ему мешающим. – С этими словами он сел на предназначенное ему место слева от председателя. Армитедж опустился на свободный стул сзади.
– Всему необходимо придавать форму политического заявления?
– Он прав, – отозвался один из консерваторов. – Ваша политика в отношении этой забастовки вызывает хаос.
– Прежде всего мы исправляем все ваши ошибки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70