– Как хорошо пахнут твои волосы – морозом и свежестью… – И разжал руки. – Рассказывай, – сказал он, садясь на диван. – Что-то новое надумала?
Выслушав мой отчет о разговоре с Кати, он только кивнул:
– Я это примерно так себе и представлял… Кофе хочешь?
– Хочу! – крикнула я, устраиваясь перед экранчиком Минителя.
Спустя час у меня на руках был список из адресов двенадцати дам, проживавших в Париже, чьи девичьи фамилии были Хайсмитт и чьи даты рождения были не позже 60-го года – возраст кузины должен был быть в пределах возраста матери Шерил плюс-минус несколько лет. Нам с Шерил было по двадцати одному году, заканчивался 95-й год, ее матери было бы никак не меньше сорока лет, а то и больше, учитывая, что она была замужем четыре года до рождения Шерил…
Было решено ехать немедленно. Джонатан разогрел свой «Ровер», придержал мне дверь, и я плюхнулась на переднее сиденье, сразу же погрузившись в представление и предвкушение возможной встречи. Если повезет, то…
Не прошло и пяти минут, как Джонатан неожиданно затормозил и вышел из машины, обронив:
– Я сейчас.
Недоумевая, я проводила его глазами. Он вошел в цветочный магазин и через десять минут вышел из него с нарядным, но сдержанным букетом. Я была очень тронута, но таскаться целый день с букетом мне не улыбалось.
– Это не тебе, – словно прочитав мои мысли, заявил с усмешкой Джонатан, кладя цветы на заднее сиденье.
– А кому же? – опешила я.
– Тетке Шерил. Если она в твоем списке, конечно. Ты ведь небось не подумала, что хорошо бы прийти с цветами? Тем более что дело к Рождеству…
А ведь и впрямь не подумала.
– Ты молодец, – похвалила его я.
– Что будешь ей говорить? – поинтересовался Джонатан, когда мы подошли к дому первой мадам, бывшей в девичестве Хайсмитт.
– Не имеет значения. Если она не закричит при виде меня «Шерил!», то остальное неважно.
Она оказалась четвертой в списке. Внизу, по интерфону, на вопрос «кто там?» я ответила: «Это я». Я никогда не задумывалась, похожи ли наши с Шерил голоса или ей просто было неловко переспрашивать, но дверь подъезда открылась. Лифт выпустил нас на третьем этаже, и мы сразу же увидели приоткрытую на цепочку дверь – должно быть, наши голоса все-таки не совсем похожи. Из-за дверей выглядывала женщина, довольно пожилая, с аккуратно уложенными крашеными волосами и настороженным лицом. Увидев нас, она начала снимать цепочку с двери и защебетала:
– Шерил, это ты, моя девочка! Что случилось с твоими волосами? Неужели ты решила постричься? Это надо же, – обратилась она к Джонатану, – чтобы с такими волосами расстаться! Вы, как мужчина, объясните ей, что длинные волосы – это состояние для женщины! Ох, простите, познакомимся: Жюстин.
Как удачно! Она, как я и предполагала, приняла меня за Шерил, а Джонатана – за ее дружка, и теперь мы хотя бы узнали ее имя.
– Джонатан, – протянул руку «дружок» и вручил букет роз.
– Ой, как это мило, спасибо! Проходите, проходите, ты давно не была у меня, девочка. Что же не позвонила?
Я понимала, что, как только я открою рот, она сразу поймет, что я – не Шерил. И голос не тот, и акцент к тому же. Поэтому я просто улыбнулась и прошла в гостиную, следуя жесту хозяйки – мне хотелось сначала расположиться по-домашнему, чтобы не испугать ее и не быть выставленными в ту же минуту за дверь.
– Кофе хотите?
Мы дружно кивнули, улыбаясь изо всех сил.
Жюстин отправилась на кухню, из которой доносились потрясающе вкусные запахи – должно быть, она ждала гостей к вечеру.
Мы уселись на огромный старинный диван, обитый темно-коричневым бархатом, с затейливо гнутыми деревянными ножками и подлокотниками и бесчисленным количеством маленьких подушечек, таких же бархатно-коричневых, с золотыми клепочками. На кофейном столике из красного дерева стояла серебряная вазочка с искусственными цветами и серебряный подсвечник с рождественским еловым веночком по ободу. Мне нравилась эта гостиная, уютная и старинная, с большим камином в углу, с темным буфетом из вишневого дерева, с этажеркой, уставленной фарфоровыми безделушками, какими-то куколками и вазочками… В ней все было не так, как в наших малогабаритных и бедноватых квартирках в России, но в то же время все чем-то неуловимо напоминало дом моей бабушки – дух времени, дух другого поколения витал в нем и присущее этому поколению ощущение тепла, надежности, неколебимой разумной устроенности жизни…
Бабушка, подумала я. У меня была бабушка, она умерла. И дедушка был, только он еще раньше умер. Но они были, я их помню, и они меня любили, свою внучку. Неужели может со мной случиться такое, что вдруг все эти люди, которые мне так дороги, обманывались или обманывали? И я им не внучка и не дочка, а неизвестно кто?
Чушь, чушь, чушь! Главное, что любили, и любят по сей день, и я их люблю – навсегда. А все остальное не имеет никакого значения!
Жюстин появилась из кухни с подносом на котором стоял кофейник, фарфоровые чашечки и тарелка с бисквитами. Я помогла ей расставить все это на столе, Жюстин разлила кофе по чашкам и наконец уселась.
– Ну, рассказывай, как живешь, моя милая?
Откашлявшись для храбрости, я произнесла, глядя ей в глаза:
– Дело в том… Я не Шерил.
Жюстин не поняла. Она улыбалась, думая, что в этом содержится какая-то шутка, которую она не может уловить.
– Я не Шерил, – повторила я. – Меня зовут Оля. И мы с Шерил очень похожи.
Чашка звякнула о блюдце, глаза округлились, изумление залило их до слез. Она переводила взгляд с меня на Джонатана до тех пор, пока изумление не начало сменяться страхом. Должно быть, ей уже стало мерещиться, что я аферистка, шантажистка и налетчица.
– Я специально пришла к вам, – сказала я веско, – чтобы сообщить, что Шерил попала в больницу.
Это было грубо, но я умышленно выдала эту информацию в первую очередь: Жюстин враз перестала бояться меня – теперь она начала бояться за Шерил. В лице появилась растерянность, затем беспокойство:
– Как в больнице? Что случилось?
– Она пострадала при взрыве, но она жива, не волнуйтесь, – поторопилась я успокоить Жюстин.
– А… – у нее в глазах заблестели слезы, – все на месте?
– Все на месте, – кивнула я. – Только она без сознания.
Жюстин ахнула, закрыв рот руками.
– Врачи говорят – должна выжить, – добавила я.
Жюстин не отнимала рук от лица.
– Какой взрыв? Диверсия в метро? – проговорила она наконец.
– Нет… Взорвалась ее машина. Преступников не нашли.
Жюстин растерянно молчала, и я поняла, что наступил момент для настоящего разговора.
– Это было самое настоящее покушение… Мне нужно многое рассказать вам, Жюстин, и многое у вас спросить. В этой истории слишком много загадок, и, может быть, вы поможете прояснить некоторые из них…
Жюстин не смотрела на меня, уставившись с сокрушенным видом куда-то в кофейную чашку. Она думала о Шерил, и мыслями она была далеко, с ней, своей племянницей, тогда как я, сидевшая рядом, была ей чужой и ей не было до меня никакого дела. Между нами возникла стена, прозрачная, как стекло, и прочная, как стекло пуленепробиваемое.
– Я не стригла мои волосы, – проговорила я проникновенно, не давая воцариться пуленепробиваемой тишине, – а они у меня были такие же длинные и красивые, как у Шерил… Мне их остригли . В больнице. В той же самой, где лежит сейчас без сознания Шерил.
Я выразительно посмотрела на Жюстин. Жюстин продолжала созерцать свою чашку, лишь мимолетно и как-то искоса подняв на меня глаза.
– Я тоже попала во взрывную волну, – продолжала я с драматическим нажимом, – хотя пострадала меньше: я была дальше от машины. И, чтобы понять, кто хотел нашей смерти, мне необходимо понять, отчего мы с Шерил так похожи…
Я нарочно так сказала: «кто хотел нашей смерти». Я до сих пор не знала, кто и чьей смерти желал, но эта резкая, как пощечина, фраза просто обязывала тетю Шерил рассказать мне все, что она знала о нашем рождении.
– Могу я увидеть ваши документы? – вдруг спросила Жюстин.
– Пожалуйста, – я протянула свой паспорт, и Джонатан полез за своим удостоверением личности.
– Это твой друг или друг Шерил? – кивнула Жюстин на Джонатана, принимая его удостоверение.
– Наш общий друг.
– Так ты – русская? – разглядывала она мой «серпастый-молоткастый».
– Как видите.
– И как ты тут оказалась? Как ты нашла Шерил?
– Я ее не искала. Мы с ней встретились случайно…
И я рассказала Жюстин нашу короткую историю, обойдя молчанием коробку отравленных конфет, загадочных «одноклассников», поразительную осведомленность Игоря – бедной Жюстин и так хватило переживаний.
Я закончила говорить. Воцарилось молчание. Мы терпеливо ждали.
– Я… – с трудом расклеила губы Жюстин. – Вы понимаете…
Ну же, ну! Говори, Жюстин!
– А Кати знает? – выпалила она явно вместо каких-то других слов, которые уже была почти готова произнести.
– Знает. Она здесь, в Париже.
Мы снова замолчали.
– Мы понимаем, Жюстин, – вдруг нарушил тишину Джонатан, – что вам трудно решиться вот так, с ходу, рассказать незнакомым людям доверенные вам секреты…
Это он правильно сказал, Джонатан. Теперь, когда наличие секретов установлено и легализовано, ей будет легче их рассказать.
– …Но вы видите эту девушку из России, которая похожа на вашу племянницу, словно сестра-близняшка. Разве такое сходство может быть случайным? Поймите, вокруг этих двух девушек так много загадочных и опасных событий, что совершенно необходимо прояснить их хотя бы частично! Кто знает, может быть, их судьба сейчас в ваших руках? – воскликнул он патетически.
Логики в этом было мало, Джонатан блефовал, но на Жюстин тем не менее подействовало.
– Это не мои секреты, дети мои, – вздохнула она. – Я не имею права их разглашать.
Жюстин задумчиво гладила бархатную подушечку и молчала, но мы с Джонатаном чувствовали, что лед тронулся.
– Для Вирджини это уже ничего не изменит, – поднажала я. – Она погибла много лет назад. А вот для Шерил как раз очень важно. И для меня тоже. Чтобы нам не погибнуть…
Мне было немного стыдно так сгущать краски, но что же было делать? Надо же как-то заставить ее говорить!
– Хорошо, – решительно тряхнула Жюстин крашеными кудрями. – Но если у вас на уме что-то недоброе, имейте в виду, я нигде потом официально не подтвержу свои слова.
Я встала и подошла к ней вплотную.
– Посмотрите на меня внимательно, Жюстин, вглядитесь в мое лицо. И вы увидите, что оно покрыто шрамами. Посмотрите на мои руки, – вытянула я ей под нос свои бледные пальцы, – на них тоже шрамы. Это следы ожогов и осколков стекла, которые впились в мою кожу. То же самое у Шерил, только еще сильнее, она ведь была рядом с машиной… Это вообще чудо, что мы не оказались обе внутри. Мы должны были с ней ехать… Шерил уже завела мотор и протирала стекла в ожидании, пока я спущусь. Знаете, что ее спасло? Что она пошла мне навстречу, чтобы придержать дверь: у меня в руках были сумки…
Мои слова произвели впечатление. Жюстин с потрясенным видом схватилась за кофейник. Подлив себе кофе, она произнесла, не отрывая глаз от своей чашки:
– Шерил родилась в Москве.
Я, кажется, ахнула. Джонатан метнул на меня многозначительный взгляд и легонько кивнул, призывая взять себя в руки.
Жюстин смотрела в окно, покачивая головой, словно упрекала кого-то, кого здесь не было. Может быть, Вирджини? На балконной ограде сидел белый голубь и тоже смотрел на Жюстин, наклонив набок голову. Оторвав свой взгляд от затуманенного стекла, Жюстин направилась из комнаты, обронив на ходу: «Я сейчас вернусь».
Она появилась спустя несколько минут с пожелтевшим листком бумаги в руках. Взяв с буфета очки, села на свое место, надела очки, расправила листок перед глазами и посмотрела на нас поверх него:
– Я прочитаю вам… Это письмо Вирджини. Вы поймете лучше, чем если я начну объяснять. Но помните все же:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64