– А пресса?..
– Частично подкуплена, частично контролируема, но не вся. К тому же издания, которые контролируют политические враги Зазориной, – хотя бы тот же Василий Константинович – с удовольствием вываляют ее в грязи. И я ей не премину на это намекнуть. Не волнуйся, после этого она станет смирной. С ней не справятся органы правосудия? Так с ней расправятся ее противники и конкуренты!
Джонатан задумался.
Самолет начал приземляться.
Весь день до позднего вечера мы провели в квартире Игоря. Я печатала на компьютере, Джонатан нервничал и не отходил от окон. Ему не нравилась идея работать в этой квартире, а мне не нравилась идея печатать на взятой напрокат машинке. Тот, кто работал на компьютере, уже не может тюкать на машинке – это все равно как после трактора взяться за мотыгу.
Закончив работу, мы тщательно уничтожили следы моего текста в компьютере, как и следы нашего пребывания.
Поздним вечером мы уходили с объемистой стопкой отпечатанных на принтере копий моего двадцатидвухстраничного отчета. Для верности у меня в кармане лежала еще и дискета.
Еще полночи в гостинице я надписывала большие коричневые конверты и раскладывала по ним мои копии. Когда я свалилась спать, было уже четыре утра.
По закону подлости я не могла уснуть. Я думала о предстоящей встрече. Я нервничала. Я перебирала в уме слова. Сердце мое глухо билось.
Заснула я на рассвете…
…– Добрый день! – Зазорина улыбалась мне вежливо и доброжелательно. Каждому, кто входит в этот кабинет, сразу становится ясно: перед ним воплощение слуги народа, Депутат с большой буквы, который, несомненно, осуществит все чаяния своего избирателя.
– Присаживайтесь. – Голос у нее был мелодичный, чистый. – Чем могу быть полезна? – Приятная улыбка не покидает ее красивого, холеного лица. Такой и должна быть депутатка: «дама, приятная во всех отношениях»…
Я в ответ не улыбнулась.
Я демонстративно осталась стоять.
Она посмотрела на меня удивленно.
– Вы не хотите сесть? Нам так было бы удобнее разговаривать, не правда ли? – мягко сказала она.
– Вы не находите, что мы с вами похожи? – спросила я, глядя на нее в упор.
– Да, есть некоторое сходство. Я сразу обратила внимание…
Она мне дружески улыбнулась.
– Вы еще не знаете, какое сходство! Я ведь тоже блондинка, это я просто покрасилась!
– Правда? – с фальшивой любезностью произнесла она.
Она ничего не поняла.
Она подумала, что я привираю насчет блондинки.
Она наверняка решила, что мне просто льстит сходство с известным человеком, то есть – с ней. Как будто я принадлежу к числу тех истеричных идиоток, которые собирают автографы у звезд и подражают своим кумирам!
– Присаживайтесь же! – настойчиво произнесла Зазорина. Ее насторожило мое поведение, но она старалась не подавать вида. – Какое у вас ко мне дело?
Я не села.
И не ответила.
В лице у Зазориной мелькнуло раздраженное удивление, но тут же исчезло. Эта женщина владела собой. Правильно, в политике другие не выживают.
– Вы предпочитаете стоять? – снова улыбнулась мне депутатка, однако улыбка была натянутой. Она почувствовала что-то, но еще не поняла, что именно…
Ну ничего, сейчас поймет.
Я приблизилась к ее столу и оперлась на него руками. Лицо ее было прямо передо мной.
– Мне двадцать один год, – отчеканила я. – Когда я родилась, в мае семьдесят четвертого года, вам тоже был двадцать один год.
Зазорина вскинула брови. Точно таким же образом, как это делали мы с Шерил: одна выше другой.
– Сейчас вам сорок два. У вас семья. Два сына, кажется.
– Я не понимаю, какое это имеет значение?
Она говорила все так же вежливо, но голос ее утратил доброжелательность, стал холоден. Видя, что я не собираюсь отвечать, она добавила, на этот раз уже откровенно ледяным тоном:
– Вы пришли ко мне по делу или чтобы мою семью обсуждать? В таком случае я попрошу вас покинуть мой кабинет!
Зазорина поднялась со своего места, давая мне понять, что аудиенция окончена. Рука ее потянулась к селектору.
– Да, – сказала я веско, – я пришла к вам, чтобы обсудить вашу семью. Только не эту, в которой у вас два сына. А другую. В которой у вас были две дочки.
Рука застыла на весу. Медленно опустилась. Кажется, она начала понимать.
Краска медленно покидала ее лицо.
– Откуда вы…
Она не договорила. Белая, как бумага, она смотрела на меня во все глаза.
Я не отвела взгляд. Я сказала непринужденно, с улыбочкой:
– Теперь вы понимаете, почему мы с вами похожи.
Зазорина оперлась на стол. Мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок.
Склонившись к селектору, она произнесла с трудом: «Зоя, ко мне никого не пускать и звонки не переводить. Меня нет».
Подняв на меня взгляд, в котором было столько боли, что я даже удивилась, она тут же отвела глаза.
Тяжело села, как-то боком. Все еще не глядя на меня, кивнула:
– Сядь, наконец.
Я села.
Она заставила себя посмотреть мне в глаза, и было видно, что это усилие далось ей нелегко.
– Как… – Голос ее не слушался, и она зашлась в кашле, покраснев. Достала платок, промокнула губы и нос.
– Как ты меня нашла? – выговорила она наконец.
– А вы думали – не сумею?
Молчание.
Я тоже молчала, мне-то что. Я не тороплюсь.
– Как тебя зовут? – спросила она тихо.
– А вы не знаете?
– Нет.
– Вам что, не доложили? Или вы не захотели узнать наши имена? Вам так было проще?
– Нет… Я… – Она снова отвела глаза и уставилась на свои холеные руки с тщательно сделанным маникюром, сложенные на столе. – Я просто… Сейчас предвыборная кампания, времени мало… У меня руки не доходят до всего, по двадцать человек в день приходится принимать… Мне так и не удалось…
– Не удалось? Нет, вы не хотели ! Нашими поисками занимались для вас ваши подручные – что вам стоило поинтересоваться у них? Но нет, куда там! Зачем?! А вдруг что-нибудь вроде совести проснется – некомфортно как!
Зазорина молчала, глядя на меня какими-то потухшими глазами. Я ждала.
– Я совсем не так представляла нашу встречу… – тихо произнесла она.
– А как? Вы предпочитали две урночки с пеплом?
Зазорина удивленно раскрыла свои голубые глаза. Красиво, ничего не скажешь. И вид такой невинный придает… Я тоже так умею.
– Ты о чем говоришь?!
– А вы не знаете, да? – Я с удобством расположилась в кресле, непринужденно закинув ногу на ногу.
Некоторое время она крутила остро отточенный карандаш между пальцев, не отвечая, глядя в стол.
Я болтала ногой.
Наконец, собравшись с духом, она подняла глаза, придала им внушительное выражение и сказала строго – как положено депутатке, президентше и что там еще:
– Мы говорим намеками. И я боюсь, что я неправильно тебя… Мне представляется, что я неправильно вас поняла с самого начала. Давайте внесем ясность!
– Ага, вперед ногами.
– Что?
– Ничего. Это мне просто представилось, как ясность вносят вперед ногами в ваш кабинет. В гробу и в белых тапочках.
– Вы… Послушайте, я вас прошу воздерживаться от подобного юмора! Это уже… Ваше поведение выходит за все рамки! – Голос уверенно взлетел вверх, она выпрямилась за столом. – Прежде всего, кто вы такая?!
Светлана Ивановна, кажется, решила, что ей все примерещилось, как дурной сон. И показалось ей, что вот сейчас, при помощи начальственного голоса и важной осанки, она сумеет разогнать наваждение в моем виде.
– Меня зовут, – я вскочила с кресла, заложила руки за спину и, выпятив по-детски живот, запищала дурашливым ребячьим голоском, – меня зовут Оля Самарина, я живу в городе Москве, столице нашей Родины, я очень люблю дедушку Ленина и Дедушку Мороза и стараюсь быть хорошей девочкой, потому что дедушка Ленин так бесплатно завещал, а Дедушка Мороз за это подарки дарит, а вот мама моя мне подарков не дарит, она меня ни капельки не любит, она от меня избавилась при рождении, но я нечаянно обратно нашлась, и она в наказание послала киллера, чтобы он убил меня за плохое поведение…
Зазорина схватилась за голову.
– Перестаньте! – закричала она. – Немедленно перестаньте паясничать!
– Почему? – сделала я невинные глаза, точно такие же, как она пятью минутами раньше. – Вам не нравится? – похлопала я ресницами… – А мне, представьте, не нравится, когда меня хотят убить. Только вы мое мнение не спрашивали…
Зазорина все не разжимала рук, пряча за ними лицо.
Я добавила, чеканя каждое слово:
– И не думайте, что вам удастся от меня избавиться! На этот раз – нет. Я приняла меры! Вся журналистская братия города Москвы только и ждет развязки этой трагикомедии! – Я вскочила с кресла и последние слова уже просто выкрикивала ей в лицо, все еще прикрытое руками. – И если хоть волосок упадет с моей головы или с головы Шерил – вы услышите такой хор, что жизнь малиной не покажется! Вы будете бежать и не находить места, чтобы спрятаться! Хотя никто не будет за вами гнаться, чтобы вас убить! Самое смертельное оружие, которое вам грозит, – это журналистский микрофон! Но это оружие для вас пострашнее пистолета! Пострашнее бомбы и отравленных конфет! – орала я. – От вас даже мокрого места не останется! Вы даже собственным сыновьям в глаза смотреть не сможете!!!
Я выдохлась.
Наступила звенящая тишина.
Еще несколько мгновений этого тихого звона – и я сойду с ума.
Зазорина отвела руки. Вид у нее был жалкий, измученный. Тщательно уложенные волосы растрепались под руками и теперь висели беспорядочными прядями перед потемневшими глазами.
– Сядь, – сказала она хриплым, сорванным голосом, будто это ее связки изнемогли от отчаянного крика, а не мои. – И не кричи так, тебя за дверью слышно.
– А нехай слышно. Мне-то бояться нечего.
– Помолчи, пожалуйста!!! Ты можешь вести себя по-человечески?!
– А вы? Вы себя по-человечески?..
– Закрой рот, – вдруг прикрикнула она. – И слушай.
Я затихла.
Раздался осторожный стук в дверь.
– Светлана Ивановна, все в порядке? – произнес голос за дверью.
– Да, да, Зоя, я же сказала, меня не беспокоить!
Зазорина посмотрела мне в глаза:
– Ответь мне вразумительно: ты – моя дочь? Или скажем так: ты считаешь, что ты – моя дочь?
– А что, до сих пор не понятно?
– Да или нет?
– Да.
– Какие у тебя есть для этого основания?
– А какие основания у вас есть? Уж наверное, имеются, раз вы решили…
– У меня – пока никаких. Сходство – не доказательство.
– Ага, поэтому без всяких оснований вы решили нас с Шерил убрать? Или мы грехи не вашей молодости? Или не вам мешает сам факт нашего существования?
– Я никого не собиралась «убирать». Я не понимаю, о чем ты!.. Пожалуйста, перестань ерничать! Объясни, почему ты говоришь, что я хотела убрать вас с Шерил? И кто это – Шерил?
– Вы прикидываетесь?
– Нет, Боже мой, вовсе нет! Я ничего не понимаю!
– Шерил – это моя сестра. Близняшка. И ваша дочь, как и я.
– Откуда ты знаешь?
– От верблюда.
– Умоляю тебя, отвечай нормально! – В голосе ее слышались слезы. – Ты что-то путаешь! Я вас начала искать, но не нашла… Пока не нашла.
– Ага. Вы не нашли, верно. Для вас это сделали ваши подручные! Сколько вы за нас заплатили Игорю? А Сереже – вы платили отдельно или из гонорара Игоря? Они уж для вас постарались, они все нашли: и где мы, и как нас зовут! Вам только оставалось приготовить денежки для Димы! Во сколько он вам обошелся?! Во сколько вы оценили нашу жизнь?!!!
– Перестань!!! – закричала Зазорина. – Перестань сыпать именами! Бред какой-то! У меня от тебя голова идет кругом! Что это за люди такие, кто эти все Димы и Игори? Ну кто тебе сказал, ну откуда ты знаешь, как зовут моих помощников, чем они занимаются и до какой степени успешно?! Да, я поручила одному человеку разобраться в этом деле! Но у меня не было ни имен, ни фамилий, я не знала, с чего начать, за что зацепиться!..
– Вы хотите сказать, что не знали, кому вы отдаете ваших дочерей? Что вы не получали деньги за одну из них от американки? Или эту операцию для вас тоже провернули ваши подручные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64