А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Миль восемь
будет нормальная дорога, а потом она перейдет в проселочную дорогу или в
топь - как уж получится. Там она раздваивается. Дорога налево хуже другой.
Она и ведет к его воротам. Будут они открыты или нет, зависит от него.
- Мы откроем, если они закрыты, - сказал Шеклтон. Он вынул изо рта
сигару и с улыбкой в сторону барменши проглотил стакан местного виски.
- До дна, - сказала она ему.
Колени у него дрогнули, когда виски опалило ему глотку, как поток
лавы. На мгновение ему показалось, что он глотнул толченое стекло или
ломаные бритвенные лезвия. Он почувствовал, как его прошибает пот, и едва
удержал в груди кашель, потому что барменша наблюдала за ним, хитро
улыбаясь, а он проклял бы себя, если бы ударил лицом в грязь перед
женщиной.
- Ну как, понравилось, детка? - спросила она, сама наивность.
Он побоялся сунуть сигару в рот, чтобы от сигары глотка не
воспламенилась и ему взрывом не оторвало голову. Слезы жгли глаза, но он
стиснул зубы и стукнул дном стакана о стойку.
- Маловато... крепости, - удалось проворчать ему, и лицо его
покраснело, когда он услышал, как засмеялись люди за дальним столиком.
- Действительно, надо бы добавить, - согласилась она, и ее тихий
смешок был похож на шуршание шелковой занавески.
Шеклтон было полез за бумажником, но она сказала:
- За счет заведения. Вы - хороший парень.
Он улыбнулся, скорее вяло, чем бодро, а Хьюмс-Тельбот прокашлялся и
сказал:
- Мы благодарны вам за сведения и гостеприимство, мадам. Мы едем,
майор?
Шеклтон издал нечленораздельное хмыканье в знак согласия и последовал
за Хьюмс-Тельботом к двери на свинцово-тяжелых ногах.
- Майор, дорогой? - позвала барменша, прежде чем он вышел. Он
оглянулся, желая выбраться из этого удушливого тепла, - вы можете
поблагодарить Майкла за выпивку, когда увидите его. Это его личный запас.
Никто другой не касается этой штуки.
Шеклтон вывалился из дверей "Бараньих отбивных", ощущая себя отбитой
бараниной.
Когда Мэллори вывез их из Эндрос Рилла между исхлестанными ветром
деревьями и скалами, выщербленными пальцами времени, наступила кромешная
тьма. Шеклтон, чье лицо побледнело, тщился курить сигару, но потом
выбросил ее из окна. Она оставила искристый след, подобно падавшей комете.
Мэллори свернул с основной дороги - залитой грязью тележной колеи -
влево, на еще более ухабистую. Скрипели оси, когда колеса "Форда"
пропахивали колдобины, и пружинное сиденье стонало как паровые клапана,
когда Шеклтона подбрасывало и швыряло. Молодой британский капитан был
привычен к неудобным дорогам и уцепился рукой за дверь, на дюйм-другой
приподнявшись с сиденья.
- Этот человек... явно не хочет... чтобы его беспокоили, - все, что
мог сказать Шеклтон, когда "Форд" трясло сильнее, чем танк, какой он
когда-то водил. Господи! Пожалей мой больной копчик, - подумал он. Дорога
продолжалась, тропа мучений через густой зеленый лес. Наконец еще через
две-три мили бесчеловечной дороги фары уткнулись в высокие железные
ворота. Они были широко распахнуты, и "Форд" въехал во владения, не
останавливаясь.
Грязная дорога стала чуть ровнее, но ненамного. Не раз они попадали
на колдобину, и зубы Шеклтона лязгали с такой силой, что, он знал, он бы
откусил себе язык, если бы не держал его поджатым. Ветер из леса
пронизывал с обеих сторон, в стекла сыпало льдинками, и вдруг Шеклтон
осознал, как далеко он забрался от Арканзаса.
Мэллори нажал на тормоз.
- Тут! Что такое? - сказал Хьюмс-Тельбот, глядя вдоль светового
конуса фар. На дороге стояли три большие собаки, ветер ерошил шерсть.
- Боже мой! - Хьюмс-Тельбот сдернул очки, поспешно протер стекла и
снова надел их. - Мне кажется... Это же волки!
- Черт! Закройте все стекла! - завопил Шеклтон.
Форд сбавил ход до предела. Когда кулак Шеклтона ударил по замку
двери с его стороны, три зверя ощетинились на запах горячего металла и
моторного масла и скрылись в стене деревьев, черневшей с левой стороны.
"Форд" опять набрал скорость, веснушчатые от возраста руки Мэллори твердо
держали руль. Они проделали большую дугу по лесу и вынырнули на дорогу,
вымощенную булыжником.
Тут и стоял дом Майкла Галатина.
Он был похож на церковь, построенную из темно-красных камней,
скрепленных белой известью. Шеклтон понял, что раньше это, должно быть, и
была церковь, потому что наверху была узкая башня, завершавшаяся белым
шпилем и ограждением вокруг нее. Но действительно изумительным в этом
сооружении было то, что оно снабжалось электричеством. Свет лился из окон
первого этажа, а вверху на башне из окошек с витражами мерцало темно-синим
и розовым. Справа было каменное строение поменьше, вероятно, мастерская
или гараж.
Дорожка делала круг перед домом, Мэллори остановил "Форд" и потянул
ручной тормоз. Он постучал в стекло и, когда Хьюмс-Тельбот опустил его,
водитель спросил с некоторой неуверенностью:
- Мне оставаться здесь, сэр?
- Да, пока что, - Хьюмс-Тельбот знал, что старый шофер - один из
штатных сотрудников британской разведки, но ему не стоит знать больше, чем
абсолютно необходимо. Мэллори кивнул - послушный слуга - и выключил мотор
и фары.
- Майор? - Хьюмс-Тельбот двинулся к дому.
Два офицера пошли от автомобиля сквозь колючие снежинки, подняв под
шинель плечи. Над тремя каменными ступеньками возвышалась обитая дубовая
дверь с позеленевшим бронзовым молоточком: какое-то животное, в зубах
которого была зажата кость. Хьюмс-Тельбот поднял кость - и вместе с ней
поднялась нижняя клыкастая челюсть зверя. Он стукнул по двери и стал
ждать, чувствуя, как его пробирает озноб.
Задвижка откинулась. Шеклтон чувствовал, как у него в желудке бурчит
от ведьминого пойла в "Бараньих отбивных". А затем дверь повернулась на
смазанных петлях, и в ее освещенном проеме показался силуэт черноволосого
мужчины.
- Входите, - сказал Майкл Галатин.

3
В доме было тепло. В нем был натертый воском дубовый паркетный пол, и
в зале с высоким потолком в очаге из грубо отесанного белого камня жарко
играло пламя. После того как капитан Хьюмс-Тельбот предъявил Майклу
верительное письмо, подписанное полковником Валентином Вивьеном из
Лондонского управления паспортного контроля, Шеклтон прошел прямо к камину
- греть свои покрасневшие руки.
- Чертовски трудно добираться сюда, - прохрипел Шеклтон, шевеля
пальцами. - Наверное, трудно найти более безлюдную местность, не так ли?
- Мне другой найти не удалось, - спокойно сказал Майкл, читая письмо.
- Если бы я имел желание развлекать незваных гостей, я бы купил дом в
Лондоне.
Шеклтон почувствовал, как пальцы заныли, отогревшись, и повернулся,
чтобы получше рассмотреть человека, с которым, как бы то ни было, приехал
познакомиться.
На Майкле Галатине был черный свитер с закатанными до локтей рукавами
и выцветшие изрядно поношенные брюки цвета хаки. На ногах были стертые
коричневые мокасины. Его густые черные волосы, подбитые сединой на висках,
были острижены по-военному, коротко с боков и сзади. На подбородке была
темная-темная щетина, которой два-три дня не касалась бритва. На левой
щеке был шрам, начинавшийся от глаза и уходивший назад, к краю волос. Шрам
от лезвия, подумал Шеклтон. Знакомое такое напоминание. Ну, значит, у
Галатина есть опыт рукопашного боя. И что же? Шеклтон прикинул, что рост
этого человека около шести футов двух дюймов, плюс-минус четверть дюйма, и
вес около ста девяноста - ста девяносто пяти фунтов. На вид Галатин был
мужчиной сильного, широкоплечего атлетического типа, может быть футболиста
или регбиста или как там это у англичан называется. Он производил
впечатление спокойной силы, как мощная пружина, сильно стянутая и готовая
вот-вот сорваться. И все же этого было недостаточно, чтобы считать его
способным к выполнению задания в оккупированной нацистами Франции.
Галатину явно было необходимо побыть на солнце: он был бледен, словно
после зимней спячки, наверное, ни разу не видел яркого солнца за все шесть
месяцев. Черт возьми, в этой проклятой стране всю зиму не бывает ничего,
кроме сумрака. Но сейчас зима уходила, и всего лишь через два дня наступит
весеннее равноденствие.
- Вам известно, что в округе водятся волки? - спросил его Шеклтон.
- Да, - сказал Майкл и сложил письмо, которое прочитал. Последний раз
он работал с полковником Вивьеном уже давно. Должно быть, дело важное.
- Я бы на вашем месте не ходил на прогулки, - продолжал Шеклтон. Он
полез во внутренний карман шинели, вытащил сигару и обрезал у нее кончик
маленькими ножничками. Потом чиркнул спичкой о белый камень очага, - эти
здоровые зверюги любят мясо.
- Это волчицы, - Майкл опустил письмо в карман.
- Какая разница, - Шеклтон зажег сигару, глубоко затянулся и выпустил
струю голубого дыма, - вам надо немного размяться, достать ружье и
поохотиться на волков. Вы уж точно знаете, как обходиться с ружьем, не...
- он оборвал разговор, потому что Майкл Галатин внезапно оказался прямо
перед ним, и его светло-зеленые глаза сковали льдом его душу.
Рука Майкла поднялась, схватила сигару и выдернула ее из зубов
майора. Он сломал ее пополам и швырнул в огонь.
- Майор Шеклтон, - сказал он с налетом русского акцента, сглаженного
холодной британской аристократичностью, - здесь мой дом. Чтобы курить
здесь, нужно просить разрешения. Но если вы попросите, я его не дам. Мы
поняли друг друга?
Шеклтон прошипел, покраснев лицом:
- Это была... это была полудолларовая сигара!
- Дыму она дает ровно на полцента, - сказал ему Майкл, еще несколько
мгновений глядя в глаза человека, чтобы убедиться, что его вызов ясен, а
затем повернулся к молодому капитану. - Я в отставке. Таков мой ответ.
- Но... сэр... вы еще даже не выслушали, для чего мы приехали!
- Могу догадаться, - Майкл прошел к окну и поглядел на черный лес. Он
учуял запах старого виски из неприкосновенного запаса, шедший от кожи
Шеклтона, и слегка улыбнулся, догадываясь, как американец мог на него
отреагировать. К удовольствию Морин из "Бараньих отбивных".
- Существует план совместной операции союзников. Если бы он не был
важен для американцев, майор не приехал бы сюда. Я сам слушал
радиопередачи через пролив по своему коротковолновому приемнику. Все эти
цифры, вещи насчет цветов для Руди и скрипок, которые нужно настроить. Я
не могу понять всех этих переговоров, но я понимаю тон этих голосов:
большое волнение и много страха. Скажу, что это значительно приближает
неизбежное возведение Атлантической стены, - он взглянул на
Хьюмс-Тельбота, который так и не сдвинулся с места и не снял свою мокрую
шинель, - думаю, не позже, чем через три-четыре месяца. Когда пролив летом
успокоится. Уверен, что ни Черчилль, ни Рузвельт не хотят высаживать на
побережья Гитлера армии солдат, опухших от морской болезни. Итак,
что-нибудь в июне-июле будет более верным. В августе будет слишком поздно;
американцам придется пробиваться на восток в самое плохое время зимы. Если
они захватят места для высадки в июне, они будут в состоянии наладить
линии снабжения и закопаться на оборонительных рубежах у самих границ
Германии до первого снега, - он поднял брови. - Я правильно рассуждаю?
Шеклтон прошипел сквозь зубы:
- Вы уверены, что парень на нашей стороне? - спросил он
Хьюмс-Тельбота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106