- А почему он его не получил?
- Хотите правду?
- Я не могу жить без нее.
Она наклонилась ко мне и приглушила голос, будто декан мог установить
здесь подслушивающую аппаратуру.
- Профессор Таппинджер очень предан своей работе. Он не занимается
политикой. И, откровенно говоря, жена ему не помощница.
- Мне показалось, она хорошенькая.
- Да, она достаточно миленькая. Но она не зрелый человек. Если бы у
профессора был более зрелый партнер... - Предложение осталось
незаконченным. На какой-то момент ее глаза мечтательно затуманились. Было
нетрудно угадать, кого она имела в виду в качестве зрелого партнера для
Таппинджера.
Она направила меня с видом хозяйки в его кабинет, находящийся в
здании факультета искусств, и заверила, что он всегда заходит туда со
своими бумагами перед тем, как отправиться на обед. Она была права. В одну
минуту первого профессор появился, шагая вдоль коридора, разрумяненный, с
блестящими глазами, что говорило о том, что лекция прошла успешно.
Он протянул обе руки, когда увидел меня:
- Как, это мистер Арчер? Меня всегда удивляет, когда я вижу кого-либо
из мира реальности в этих окраинах.
- А все это нереально?
- Не реальная реальность. Это существует здесь не так долго, это
прежде всего.
- Понимаю.
Таппинджер засмеялся. Вне своего семейства и вдали от жены он казался
более жизнерадостным.
- Мы оба находились здесь достаточно долго, чтобы понять, кто мы. Но
не заставляйте меня стоять. - Он отпер дверь кабинета и пропустил меня
внутрь. Две стены с полками, заваленными книгами, многие французские без
переплетов и собрания сочинений.
- Я думаю, вы пришли доложить о результатах экзамена?
- Частично. С точки зрения Мартеля, это был успех. Он ответил
правильно на все вопросы.
- Даже по поводу шишковидной железы?
- Даже на этот.
- Я поражен, искренне поражен.
- Это может служить комплиментом и вам. Мартель, кажется, был вашим
студентом. Он занимался с вами неделю или две, во всяком случае, семь лет
тому назад.
Профессор бросил на меня тревожный взгляд.
- Как это могло быть?
- Я не знаю, может быть, это простое совпадение.
Я достал фото Мартеля и показал ему. Он склонил голову над ним.
- Я помню этого парня. Он был замечательным студентом, один из самых
замечательных, которые у меня были. Он выбыл как-то незаметно, даже не
попрощавшись.
Его оживление пропало. Теперь он качал головой из стороны в сторону.
- С ним что-то произошло?
- Не знаю ничего, за исключением того, что он объявился здесь семь
лет спустя с кучей денег и под новым именем. Вы помните, под каким именем
он занимался в вашем классе?
- Таких студентов не забывают: Фелиц Сервантес.
Он снова посмотрел на снимок.
- А кто остальные?
- Гости Теннисного клуба. Сервантес там работал пару недель в
сентябре 1959 года. Он был на неполном рабочем дне, помогал в уборке.
Таппинджер кашлянул.
- Я помню, он нуждался в деньгах. Одно время я приглашал его домой,
он тогда ел все подряд. Но вы говорите, у него сейчас много денег?
- По крайней мере, сто тысяч долларов. Наличными.
- Это как раз десятигодовое мое жалование. Откуда они у него?
- Он говорит, что это семейные деньги, но я совершенно уверен, что он
врет.
Он снова посмотрел на фото, будто его немного путало двойное имя
Мартеля.
- Я уверен, что у него нет семьи.
- Вы имеете представление, откуда он происходит?
- Полагаю, что он латиноамериканец, может быть, мексиканец в первом
колене. Он говорил с явным акцентом. Его французский был лучше
английского.
- Возможно, он все-таки француз?
- С именем Фелиц Сервантес?
- Мы не знаем также, настоящее ли это его имя.
- По документам можно узнать его настоящее имя, - сказал Таппинджер.
- Но в его папке их нет. Предполагалось, что он поступил в
Латиноамериканский Государственный колледж до того, как он оказался здесь.
Может быть, они могут нам помочь?
- Я выясню. Мой прежний студент преподает на французском факультете в
этом колледже.
- Я могу связаться с ним. Как его имя?
- Аллан Бош, - он назвал имя по буквам. - Но я думаю, что будет
лучше, если я сам свяжусь с ним. Мы, университетские преподаватели, имеем
определенные, я бы сказал, подходы, когда разговариваем о наших студентах.
- Когда я могу узнать результаты ваших разговоров?
- Завтра утром. Сегодня я очень занят. Моя жена ждет меня к обеду, а
я еще должен вернуться обратно, чтобы просмотреть свои записи к
двухчасовому уроку.
Вероятно, на моем лице мелькнула тень неудовольствия, так как он
добавил:
- Послушайте, старина, пойдемте ко мне обедать.
- Я не могу.
- Но я настаиваю. Бесс будет просить также. Вы ей очень понравились.
Кроме того, она может вспомнить что-то и о Сервантесе, что я позабыл.
Помнится, он произвел на нее впечатление, когда был у нас в гостях. А
люди, признаться, не мое ремесло.
Я сказал, что встретимся у него дома. По пути я купил бутылку
розового шампанского. Мой брифкейс начал разваливаться.

Бесс Таппинджер была в хорошеньком голубом платье, с напомаженными
только что губами и в облаке духов. Мне не понравился игривый огонек в ее
глазах, и я начал испытывать сожаление по поводу бутылки с розовым
шампанским. Она взяла бутылку из моих рук с таким видом, будто собиралась
разбить ее о корпус судна.
Обеденный стол был накрыт свежей льняной скатертью, перекрещенной
следами от складок.
- Надеюсь, вы любите ветчину, мистер Арчер. Все, что у меня есть, -
это холодная ветчина и картофельный салат. - Она обернулась к своему мужу
- Папаша, что говорят винные путеводители о ветчине и розовом шампанском?
- Уверен, что они соседствуют очень хрошо, - произнес он отрешенно.
Таппинджер утратил свое возбуждение. Стакан шампанского не возродил
его. Он рассеянно жевал свой бутерброд с ветчиной и задавал мне вопросы о
Сервантесе-Мартеле. Мне пришлось признаться, что его бывший студент
разыскивается по подозрению в убийстве. Таппинджер покачал головой по
адресу рухнувших надежд молодого человека.
Шампанское привело в возбуждение Бесс Таппинджер. Она хотела нашего
внимания:
- О ком вы говорите?
- О Фелице Сервантесе. Ты помнишь его, Бесс?
- Предполагается, что я помню?
- Я уверен, что ты помнишь его - молодой испанец. Он пришел в наш
кружок "Французский ледокол" семь лет назад. Покажите его фотографию,
мистер Арчер.
Я положил ее на льняную скатерть около ее тарелки. Она узнала Мартеля
сразу же.
- Конечно, я его помню.
- Я так и думал, - многозначительно произнес профессор. - Ты часто
вспоминала о нем впоследствии.
- Что вас поразило в нем, миссис Таппинджер?
- Он мне показался приятным, сильным, мужественным. - В ее глазах
блестнул злой огонек. - Мы, факультетские жены, устали от бесцветных,
унылых лиц ученых личностей.
Таппинджер не удержался и возразил:
- Он был блестящим студентом. У него была страсть к французской
цивилизации, являющейся величайшей после Афин, и удивительно
чувствительное восприятие французской поэзии, при этом не забывай о
недостаточности его подготовки.
Его жена наливала новый бокал шампанского.
- Ты гений, папаша. Ты из одного предложения сделаешь
пятидесятиминутную лекцию.
Возможно, она хотела лишь слегка задеть мужа, о чем говорила ее милая
улыбка, но слова прозвучали зло и неуместно.
- Пожалуйста, прекрати звать меня "папашей".
- Но тебе же не нравится, когда я называю тебя Тапсом. И потом - ты
отец наших детей.
- Детей здесь нет, и я вполне определенно не твой "папаша". Мне всего
сорок один.
- Мне только двадцать девять, - сказала она, обращаясь к нам обоим.
- Двенадцать лет - не большая разница, - он резко прекратил разговор,
будто захлопнул ящик Пандоры. - Кстати, где Тедди?
- В детском саду. Я заберу его после дневного сна.
- Бог мой!
- Я собираюсь в Плазу после обеда, мне нужно сделать кое-какие
покупки.
Конфликт между ними, затихший на момент, вспыхнул с новой силой.
- Ты не можешь. - Лицо Таппинджера побледнело.
- Почему?
- Я заберу "фиат". У меня в два часа лекция. - Он посмотрел на часы.
- По сути, я должен отправиться в колледж уже сейчас. Мне нужно
подготовиться.
- У меня не было возможности поговорить с вашей женой, - сказал я.
- Понимаю. Сожалею, мистер Арчер. Дело в том, что я должен быть
пунктуальным, как часы, в буквальном смысле слова, как рабочий на
конвейере. А студенты становятся все больше и больше продуктом такого
конвейерного производства, приобретающего тонкую прокладку образованности,
когда мы за этим следим. Они учат неправильные глаголы. Но они не знают,
как вставлять их в предложения. На деле очень немногие из них способны
составить правильную фразу на английском, оставим в стороне французский,
являющийся языком привилегированного класса.
Было похоже, что обиду на жену он переводит на свою работу и все
вместе на предстоящую лекцию. Она смотрела на меня с легкой улыбкой, будто
уже забыла о нем.
- Почему бы вам не подвезти меня в Плазу, мистер Арчер? Это также
даст нам возможность завершить нашу беседу.
- Буду очень рад.
Таппинджер не возражал. Он завершил еще один параграф о тяготах
преподавания во второсортном колледже и отстранился от остатков обеда. Уже
через минуту его "фиат" зафырчал, отъезжая. Бесс и я сидели в столовой и
попивали шампанское.
- Ну вот, - сказала она, - мы и прикончили шампанское.
- Как вы и рассчитывали.
- Я не рассчитывала на это. Вы - да. Вы купили шампанское, а я не
могу перед ним устоять. - Она посмотрела на меня кокетливо.
- А я могу.
- Кто вы такой, - ядовито спросила она, - еще одна холодная рыба?
Бесс становилась резкой. Они становятся такими иногда, когда выходят
замуж слишком молодыми и запираются на кухне и просыпаются десять лет
спустя, удивляясь, куда подевался белый свет. Будто угадав мои мысли, она
сказала:
- Я знаю, я как назойливая муха. Но у меня есть на то причины. Он
засиживается в своем кабинете каждый день за полночь. И что же, моя жизнь
должна окончиться на этом, потому что все, что его интересует, - это
Флобер и Бодлер и эти ужасные студенты? Они делают меня больной, когда
толпой ходят вокруг него и говорят, какой он чудесный. - Она глубоко
вздохнула и продолжала: - Мне следовало бы знать, в первые годы
замужества, что он не такой уж чудесный. А я прожила с ним двенадцать лет
и притерпелась к его темпераменту и его хамству. Можно подумать, что он
Бодлер или Ван Гог, если посмотреть, как он себя ведет. И я продолжаю
надеяться, что куда-нибудь он придет. Но этого никогда не было. И не
будет. Мы увязли в этом вшивом колледже, и он даже не имеет мужества
поговорить о себе и о продвижении по службе.
Потрепанная маленькая дурочка, или, может быть, повлияло шампанское,
начала произносить речи. Я сделал замечание:
- Вы слишком резко говорите о муже. Ему приходится бороться с
трудностями, и для этого ему нужна ваша поддержка.
Она наклонила голову, ее волосы в беспорядке растрепались и свесились
на лоб.
- Я знаю. Я пытаюсь оказать ему эту поддержку, честно.
Она опять стала говорить голосом маленькой девочки. Это не
соответствовало ее состоянию, к счастью, она скоро прекратила говорить.
Она сказала ясным резким голосом, таким, как накануне говорила со своим
сыном:
- Нам не следовало бы жениться, Тапсу и мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37