Ему вообще не следовало
бы это делать. Иногда он напоминает мне средневекового священника. Два
самых счастливых года в его жизни - это всего лишь два года до нашей
свадьбы. Он часто говорит мне об этом. Он провел их в Национальной
библиотеке в Париже, незадолго до войны. Я, конечно, все это знала, но я
была всего лишь подростком, а он был светлой надеждой французского
факультета в Иллинойсе, и все сокурсники говорили, как было бы чудесно
выйти за него замуж, с его импозантным видом Скотта Фицджеральда, и я
подумала, что смогу закончить свое образование сидя дома. Вот это я точно
смогла.
- Вы вышли замуж очень рано.
- Мне было семнадцать. Самое ужасное то, что я сейчас чувствую себя
семнадцатилетней. - Она провела рукой меж грудей. - И что у меня все
впереди, вы понимаете? Но годы бегут, и ничего нет.
Впервые в ней прорвалась женщина.
- Но у вас есть ваши дети.
- Конечно, наши дети. И не думайте, что я не делаю все, что могу, для
них, и я всегда буду все для них делать. И тем не менее это все - и больше
ничего!
- Это больше, чем имеют многие.
- Я хочу больше. - Ее хорошенький красный ротик выглядел удивительно
жадным. - Я хотела большего в течение долгого времени, но у меня не
хватало духу завладеть этим.
- Иногда приходится ждать всю жизнь, пока вам этого не дадут, -
сказал я.
- Вы полны нравоучительных сентенций, вам не кажется? Вы ими
нашпигованы больше, чем Ларошфуко или мой муж. Но действительные проблемы
словами не решишь, как думает Тапс. Он не понимает жизни. Он ничто -
просто говорящая машина с компьютером вместо сердца и центральной нервной
системы.
Мысль о муже преследовала ее постоянно. Она прониклась даже
красноречием, но мне начала надоедать ее загнанная внутрь распаленность.
Возможно, я сам спровоцировал ее, но в принципе я не имел к ней никакого
отношения. Я сказал:
- Ваш рассказ очень затронул меня, я вам сочувствую, но вы собирались
рассказать о Фелице Сервантесе.
- Собиралась? Правда? - Ее лицо приобрело задумчивое выражение. - Он
был очень интересный человек. Горячая кровь, агрессивный, такой, каким по
моему представлению должен быть тореро. Ему было только двадцать два или
три - столько же и мне. Но он был мужчина. Понимаете?
- Вы разговаривали с ним?
- Мало.
- О чем?
- Большей частью о картинах. Он очень любил французское искусство. Он
сказал, что решил побывать в Париже когда-нибудь.
- Он это сказал?
- Да, это неудивительно. Каждый студент французского факультета хочет
побывать в Париже. Когда-то и я хотела поехать в Париж.
- Что еще он говорил?
- Это почти все. Появились другие студентки, и от отошел от меня.
Тапс сказал впоследствии, у нас была ссора после вечеринки, он сказал, что
подозревает, что я была нежна тогда с молодым человеком. Думаю, Тапс
привел вас сюда, чтобы заставить меня признаться. Мой муж очень изощренный
истязатель и мстительный.
- Вы оба для меня слишком изощренные. Признаться в чем?
- Что я интересовалась Фелицем Сервантесом. Но он мной не
интересовался. Я даже близко к нему не подходила.
- Этому трудно поверить.
- Неужели? На этой вечеринке была молодая блондинка из группы
новичков Тапса. Он преследовал ее с глазами, как у Данте, когда тот
встречался с Беатриче. - Ее голос звучал враждебно и холодно.
- Как ее имя?
- Вирджиния Фэблон. Я думаю, она все еще в колледже.
- Она ушла, чтобы выйти замуж.
- Действительно? И кто же счастливчик?
- Фелиц Сервантес.
Я рассказал, как это произошло, и она выслушала меня не прерывая.
В то время как Бесс готовилась к походу в магазин, я обошел дом,
знакомясь с репродукциями того мира, который так и не отважился войти в
жизнь. Дом представлял большой интерес для меня как исторический монумент
или место рождения великого человека. Сервантес-Мартель и Джинни
встречались в этом доме, что делало его также и местом действия в моей
детективной версии.
Бесс вышла из своей комнаты. Она переоделась в платье, которое
застегивалось на крючки сзади, и я был избран для этой работы. Хотя у нее
была красивая спина, мои руки старались как можно меньше касаться ее.
Легкая добыча всегда доставляет неприятности: это либо фригидные, либо
нимфы, шизоидные, коммерциалки или алкоголички, иногда все это вместе. Их
красиво упакованные подарки в виде самих себя часто оказываются
самодельными бомбами или стряпней с начинкой из мышьяка.
Мы ехали к Плазе в абсолютном молчании. Это был новый большой
торговый центр с залитыми асфальтом территориями вместо зеленых лужаек. Я
дал ей деньги на такси, которые она приняла. Это был дружеский жест,
слишком дружеский в тех обстоятельствах. Но она смотрела на меня так,
будто я обрекал ее на судьбу более худшую, чем сама жизнь.

20
От территории колледжа прибрежная дорога бежала вдоль моря понизу
среди густых зарослей и перемежающихся пустырей. Здесь было беспорядочное
соседство административных зданий, многоквартирных домов, студенческих
общежитий.
Позади отштукатуренного дома по номером 148 полдюжины коттеджей
толпились на небольшом участке. Полная женщина отворила дверь, когда я еще
не подошел.
- У меня все заполнено уже до июня.
- Благодарю вас, но мне не нужна комната. Вы миссис Грэнтам? Все, что
мне нужно, - это небольшая информация. - Я назвал свое имя и чем я
занимаюсь. - Мистер Мартин, из колледжа, дал мне ваш адрес.
- Почему вы не сказали это? Входите.
Дверь открылась в небольшую, плотно заставленную жилую комнату. Мы
сели друг к другу лицом, почти касаясь коленями.
- Надеюсь, это не жалоба на одного из моих ребят. Они для меня как
сыновья, - сказала она с покровительственной улыбкой.
Она сделала широкий жест в сторону камина. Полка и стена над ней были
сплошь увешаны снимками бывших студентов.
- Эти меня не интересуют. Я хочу получить информацию о студенте,
который учился семь лет назад. Вы помните Фелица Сервантеса? - Я показал
снимок Мартеля-Сервантеса, стоящего сзади, и Кетчела впереди Китти. Она
надела очки, чтобы рассмотреть фотографию.
- Я их всех помню. Этот большой и блондин приезжали забрать его вещи,
когда он выезжал. Все трое уехали вместе.
- Вы уверены в этом, миссис Грэнтам?
- Уверена. Мой покойный муж говорил, что у меня память, как у слона.
Если бы такой и не было, я бы не забыла про это трио. Они уехали в
"роллс-ройсе", и я удивлялась, что может делать мексиканский парень в
такой компании.
- Сервантес был мексиканцем?
- Конечно. Я не хотела принимать его сначала. У меня никогда не было
мексиканских жильцов. Но в колледже сказали: либо берите, либо утратите
наших клиентов. Так что я сдала ему комнату. Но он не долго у меня прожил.
- А что он рассказывал?
- Он был напичкан разными историями. Когда я спросила, не мексиканец
ли он, он ответил, что нет. Но я жила в Калифорнии всю свою жизнь, и я
узнаю мексиканца всегда. У него даже чувствовался акцент, который он
выдавал за испанский. Он говорил, что чистокровный испанец из Испании.
Я попросила показать мне паспорт. У него его не было. Он сказал, что
он беженец из своей страны, что его преследует генерал Франко за то, что
он борется против правительства. Он меня, конечно, не обманул. Я узнаю
мексиканца, когда увижу. Если вы меня спросите, он, думаю, был
сельскохозяйственным рабочим и поэтому врал. Он не хотел, чтобы
иммиграционные власти посадили его в автобус и отправили домой.
- Какое еще вранье он наговорил?
- Он сказал, что уезжает в Париж, что будет там учиться в
университете; сказал, что испанское правительство сняло запрет на деньги
его семейства, и он может позволить себе ходить в лучшую школу, чем эта.
Божье избавление от поганого мусора. Это все, что он сказал.
- Вы не любили Сервантеса, не так ли?
- С ним было все в порядке. Но он всегда вел себя заносчиво. Кроме
того, он уехал первого октября, оставив меня с пустой комнатой до конца
семестра. Это заставило меня пожалеть, что я сдала комнату мексиканцу.
- Насколько он был чванливым?
- Самым разнообразным образом. У вас, кстати, есть сигареты?
Я дал ей одну и дал прикурить. Она выдохнула дым мне в лицо.
- Почему вы так им интересуетесь? Он вернулся снова в город?
- Вернулся.
- Что вы хотите? Он сказал мне, что вернется. Вернется в
"роллс-ройсе" с миллионом долларов и женится на девушке из Монтевисты.
Такое самомнение. Я посоветовала ему рубить сук по себе. Но он сказал, что
это единственная девушка для него.
- Он назвал ее имя?
- Вирджиния Фэблон. Я знаю, кто она. Моя дочь ходила в одну школу с
ней. Вирджиния была очень красивой девушкой, думаю, она и сейчас выглядит
прекрасно.
- Сервантес думает так же. Он только что женился на ней.
- Вы шутите.
- Хотелось бы, чтобы это была шутка. Он вернулся два месяца назад. В
"Бентли", а не в "роллс-ройсе", со ста двадцатью тысячами вместо миллиона.
Он женился на Вирджинии Фэблон.
- Ничего себе. - Миссис Грэнтам так затянулась сигаретой, что
закашлялась. - Подождите, пока я скажу эту новость своей дочери.
- Я бы не стал говорить день или два никому. Сервантес и Вирджиния
исчезли. Она, может, находится в опасности.
- В опасности от него? - спросила миссис Грэнтам с нетерпением.
- Может быть.
Я не знаю, чего он хочет от Вирджинии: возможно это было что-то, чего
не существовало. И я не знал, что он предпримет, когда обнаружит, что это
мираж.
Миссис Грэнтам ткнула свою сигарету в пепельницу отеля "Брейкуотер" и
бросила окурок в чашку без ручки, в которой уже лежали другие окурки.
Она наклонилась ко мне доверительно и сердечно:
- Что-нибудь еще хотите знать?
- Да. Сервантес ничего не рассказывал вам о тех людях, с которыми
уехал?
- Этой паре? - Она показала пальцем на снимок, лежащий у нее на
коленях. - Я забыла, что он точно сказал. Мне кажется, он сказал, что это
его друзья, прибывшие сюда, чтобы его забрать.
- Он не сказал, кто они такие?
- Нет, но было похоже, что они изрядно набрались перед отъездом. Он
сказал, что они из Голливуда и они посадят его на самолет.
- Какой самолет?
- Самолет во Францию. Я думала тогда, что это болтовня. Но сейчас не
знаю. Он на самом деле был во Франции?
- Возможно.
- Откуда он достал деньги? Его семейство действительно имеет деньги в
Испании?
- Замки, во всяком случае.
Я подумал, когда уезжал, что Мартель был одним из тех опасных
мечтателей, которые живут и руководствуются своими мечтами. Лжец, который
заставляет свою ложь становиться правдой. Его мир был ярко расцвечен
человеком, как картины на стенах у Таппинджера, которые могли быть его
первым видением Франции.

21
У кассира Благотворительного госпиталя глаза были подобны
калькулятору. Она смотрела на меня через решетку своей кабинки, будто
подсчитывала мои доходы, вычитая мои затраты и выводя под конец баланс.
- И сколько же я стою? - бодро спросил я.
- В живом или в мертвом состоянии?
Это меня остановило.
- Я хочу заплатить еще за один день за Гарри Гендрикса.
- В этом нет необходимости, - сказала она. - О нем заботится жена.
- Эта рыжая? Она была здесь?
- Она приходила и посидела у него несколько минут сегодня утром.
- Я могу побывать у него?
- Вы должны спросить старшую медсестру, она на третьем этаже.
Старшая медсестра была сухой, тощей, в накрахмаленном халате, с
тонким ртом, бесцветной особой, которая заставила меня ждать, пока она
сделает записи на сегодняшний день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37