-
Вы опять все разрушили, перевернули все вверх тормашками, ведь так? Я вас
нанял. Джинни моя невеста.
- Скороспелая невеста, не так ли?
Возможно, мне не следовало это говорить. Он разозлился, обозвал меня
вонючим грубияном и начал замахиваться на меня. Я заметил появившийся из
темноты его кулак слишком поздно, чтобы избежать удара. Мне удалось
увернуться, но не совсем.
Я не стал отвечать ему, но выставил руки, чтобы успеть поймать его
руку, если последует второй удар. Он не стал продолжать.
- Убирайтесь отсюда, - прорычал он прерывающимся голосом. - Мы с вами
все кончили. Здесь вы больше не нужны.

31
Морально я чувствовал себя не очень хорошо, поскольку уходил от
незавершенного дела. Я вернулся обратно в свою квартиру в Западном
Лос-Анджелесе и напился до состояния умеренного ступора. И даже тогда спал
не очень хорошо. Я проснулся среди ночи. Капли дождя шуршали, как по
целлофану, по стеклу. Я уже протрезвел и пребывал в состоянии какой-то
паники: средних лет мужчина лежит в одиночестве в темноте, в то время как
жизнь течет мимо, как уличный поток на шоссе.
Я проснулся поздно и пошел завтракать. Утренние газеты не сообщили
ничего нового. Я пошел в свой офис и стал ждать, когда Питер переменит
свое решение и позвонит мне.
Он мне, по правде, не был нужен. У меня все еще были его деньги. Даже
без этого, даже без его поддержки в Монтевисте, я мог пойти работать с
Перлбергом, расследуя убийство Мартеля. Но по некоей важной причине я
хотел, чтобы он мне позвонил и нанял меня. Я подумал в своих ночных
одиноких размышлениях, что приобрел воображаемого сына - бедного толстого
сына, который проедал свои печали вместо того, чтобы пропивать их, как все
нормальные люди.
Солнце пробивалось сквозь утренний туман и высушило тротуары. Моя
депрессия постепенно проходила. Я перелистал свою почту, ожидая найти
какое-нибудь предвестие.
Любопытный конверт из Испании с портретом генерала Франко на марке
был адресован сеньору Лу Арчеру. Вложенное внутрь письмо гласило:
Сердечный вам привет: это послание из далекой Испании для того, чтобы
привлечь ваше внимание к нашему новому выпуску мебели с исключительно
испанским орнаментом и характером, как, например, изображением корриды или
танцев фламенко. Приезжайте и посмотрите в одном из любых наших магазинов
в Лос-Анджелесе.
Мне понравилась папка для почты, которую прислала Торговая палата из
Лас-Вегаса. Среди имеющихся развлечений упоминалось о плавании, гольфе,
теннисе, кеглях, водных лыжах, походах в церковь и на концерты. Но ни
слова не говорилось об азартных играх.
Собственно, это и было предвестие. Пока я с улыбкой рассматривал
папку, позвонил капитан Перлберг.
- Вы заняты, Арчер?
- Не очень. Мой клиент потерял ко мне интерес.
- Очень плохо, - сказал он бодрым голосом, - вы могли бы нам обоим
сослужить службу. Не хотели бы вы побеседовать со старушкой Мартеля?
- Его матерью?
- Это я и говорю. Она прилетела из Панамы сегодня утром и устроила
плач над телом своего сына. Вы знаете больше о подоплеке всего дела, чем
я, и мне пришло в голову, что если бы захотели поговорить об этом с ней,
вы могли бы способствовать заглушению международного инцидента.
- Где она сейчас?
- Она сняла двойной люкс в отеле "Беверли-Хиллз". В данный момент она
спит, но она ждет вас после обеда, скажем в четверть второго. Она для вас
будет хорошим клиентом.
- Кто мне заплатит?
- Она заплатит. Она перегружена деньгами.
- Я думал, что она из голодной губернии.
- Вы ошиблись, - сказал Перлберг. - Генеральный консул сказал мне,
что она замужем за вице-президентом банка в городе Панаме.
- Как ее зовут?
- Розалес, Рикардо Розалес.
Это было имя вице-президента того банка "Новая Гранада", который
написал письмо Мариэтте с сообщением, что денег больше не будет.
- Буду рад нанести визит миссис Розалес.
Я позвонил профессору Аллану Бошу в Государственный колледж в
Лос-Анджелесе. Бош сказал, что будет рад пообедать со мной и рассказать
все, что знает, о Педро Доминго, но у него опять проблема времени.
- Я могу подъехать в колледж, профессор. У вас там есть ресторан?
- У нас три таких заведения, - сказал он. - Кафетерий, Инферно и
"Вершина севера".
- Инферно звучит интересно.
- Менее интересно на деле, чем звучит. В действительности, это просто
автомат. Давайте встретимся в "Вершине севера". Это на крыше нашего
северного здания.
Колледж расположен на восточной границе города. Я выбрал Голливудскую
магистраль до Сан-Бернандино и оттуда доехал до поворота на Восточную
авеню. Территория колледжа представляла собой искромсанный холм,
застроенный зданиями. Места для паковки было мало. Так что я запарковался
на служебном месте и поднялся на лифте на шестой этаж, где находилась
"Вершина севера".
Профессор Бош оказался моложавого вида человеком в возрасте лет
тридцати, ростом достаточным для того, чтобы играть центральным в
баскетбольной команде. Он немного сутулился, как все большие люди, но
смотрел прямо. Его речь была отрывистой, со среднезападным акцентом.
- Удивительно, что вы приехали вовремя. Дорога загружена. Я занял
место у окна.
Он провел меня к восточной стороне гудящего зала. Из окна открывался
вид в сторону Пасадена и гор.
- Вы хотели бы, чтобы я рассказал вам все, что знаю, о Педро Доминго,
- произнес Бош за луковым супом.
- Да, я интересуюсь им и его родственниками. Профессор Таппинджер
сказал, что его мать из кабаре, девица "Голубой Луны". Это панамский
эквивалент наших девочек по вызову? Не так ли?
- Полагаю, так. - Бош запихнул свое тело в кресло и посмотрел на меня
сбоку через стол. - Прежде чем мы продолжим, скажите мне, почему об
убийстве Педро не было сообщения в газетах?
- Об этом сообщили. Таппинджер не сказал вам, что он пользовался
другим именем?
- Может быть, и сказал, я не помню.
Мы оба вспылили, и он некоторое время молчал, пристально глядя на
меня.
- Каким именем пользовался Педро Доминго? - спросил он.
- Фрэнсис Мартель.
- Это интересно, - произнес Бош, не сказав почему. - Я видел
сообщение об этом. Не высказывалось ли предположение, что это гангстерская
разборка?
- Такое предположение было.
- Ваши слова звучат как-то неубедительно.
- Я все больше и больше склоняюсь к этому.
Бош перестал есть. Он больше не прикасался к супу. Когда подоспел
стейк, он механически разрезал его на кусочки и не стал их есть.
- Кажется, я задаю много вопросов, - сказал он. - Я интересовался
Педро Доминго. У него был острый ум, беспорядочный, но определенно
незаурядный. Он был очень жизнерадостным.
- Все это у него исчезло.
- Почему он пользовался фальшивым именем?
- Он украл кучу денег и не хотел быть пойманным. Он также хотел
произвести впечатление на девушку, которая увлекалась французским. Он
выдавал себя за французского аристократа по имени Фрэнсис Мартель. Это
звучит лучше, чем Педро Доминго, особенно в Южной Калифорнии.
- К тому же это почти подлинное имя.
- Подлинное?
- Настолько же подлинное, насколько подлинны все генеалогические
претензии. Дед Педро, отец ее матери, носил имя Мартель. Он, может быть, и
не был аристократом, в точном смысле, но он был образованным парижанином.
Он прибыл из Франции молодым инженером "Ла Компани Универсаль".
- Я не знаю французского, профессор.
- Это название компании, которое Лессепс дал своему предприятию по
построению канала, - большое имя для грандиозной аферы. Она обанкротилась
где-то до 1890 года, и прародитель Мартеля потерял свои деньги. Он решил
остаться в Панаме. Он, как любитель, занимался орнитологией, и особенно
его интересовала флора и фауна.
С течением времени он превращался все больше в местного жителя и
провел свои последние годы с девушкой из одной из деревень. Педро говорил,
что она происходила из первых рабов, которые боролись с Фрэнсисом Дрейком
против испанцев. Он претендовал на то, что является прямым потомком Дрейка
через нее, - этим и объясняется имя Фрэнсис. Но я думаю, что это была его
чистейшая фантазия. Педро был весьма изобретательным фантазером.
- Это опасно, - сказал я, - тогда возникает желание соответственно и
вести себя.
- Полагаю, что так. Во всяком случае, эта деревенская девушка была
бабушкой Педро по материнской линии. Его мать и он взяли от нее имя
Доминго.
- Кто был отцом Педро?
- Он не знает. Мне кажется, и мать его не знает. Она вела
беспорядочную жизнь, это мягко говоря. Но она поддерживала традиции деда
всю жизнь.
В Панаме существуют устоявшиеся определенные французские традиции.
Мать Педро научила его французскому одновременно с испанским. Они вместе
читали дедовы книги. Старик был достаточно образованным - в его библиотеке
имелись книги начиная от Ла Фонтена и Декарта до Бодлера. Педро получил
вполне приличное образование во французском. Можете понять, почему он так
увлекся языком. Он был трущобным мальчишкой, с индейской и рабской кровью
в своих венах, так же как и французской. Эта тяга к французскому была его
единственным отличием и единственной надеждой на отличие.
- Как вам удалось все это узнать, профессор?
- Я занимался с парнем и наблюдал его. Он подавал надежды, возможно
очень большие, и страстно хотел говорить с кем-нибудь, кто знает Францию.
Я провел там год по университетскому обмену, - добавил Бош мимоходом. -
Кроме того, на своих повышенных курсах по французской композиции я
использовал одно пособие, которое по случаю заимствовал у Таппинджера.
Студенты должны были писать сочинение на французском, где бы они
объясняли, почему они изучают язык. Педро выступил с потрясающим рассказом
о своем деде и о величии - величии Франции. Я поставил ему "А" с плюсом за
это, мою первую за многие годы преподавания в колледже. Это источник
большей части того, что я вам рассказываю.
- Я не знаю французского, но, безусловно, хотел бы посмотреть это
сочинение.
- Я отдал его обратно Педро. Он сказал, что пошлет его домой матери.
- Вы знаете ее имя?
- Секундина Доминго. Она, должно быть, была второй дочерью у матери.
- Если судить по ее второму имени, она никогда не была замужем.
- Очевидно, нет. Но мужчины были в ее жизни. Однажды вечером я
угостил Педро слишком большой порцией вина, и он рассказал об американских
моряках, которых она приводила домой. Это было во время войны, когда
мальчик был очень мал. У него и матери имелась всего одна комната и одна
кровать в комнате. Он должен был ждать на улице, когда у нее находились
клиенты. Иногда ему приходилось ждать всю ночь.
Он был предан своей матери, и я думаю, эти обстоятельства повлияли на
его психику. В ту ночь, о которой я говорю, когда он выпил лишнего по моей
вине, он пустился в дикие разглагольствования о своей стране, ставшей
затоптанным перекрестком мира, и что сам он порождение и суть этой грязи:
белых, индейцев, негров. Он, похоже, считал себя живым олицетворением
Черного Христа с Номбре де Диос, знаменитой панамской религиозной
скульптуры.
- У него были наклонности к пророчеству?
- Если и были, я об этом не знал. Я не психиатр. Я действительно
думаю, что Педро - несостоявшийся поэт, символ идеализированной души,
который унаследовал слишком много проблем. Я признаю, у него были
некоторые странные идеи, но даже они не были лишены смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37