На его бледном лице с большим открытым лбом горели распахнутые восторженные глаза.
Тактично одобрив его последнее целительное средство, я заказал, однако, более губительный кофейный напиток и выпечку. Пристрастие к этому черному вареву периодически осуждалось правительством ради сокрытия того факта, что из-за войны поставки кофе резко сократились.
– Ты заплатишь за меня? – спросил я Антуана. – Я влип в чертовски неприятную ситуацию.
Он взглянул на меня повнимательнее.
– О господи, ты что, вывалялся в канаве?
Я не успел побриться и выглядел потрепанным и грязным, с воспаленными от бессонной ночи глазами.
– Нет, я выиграл в карты.
На столе перед Тальма валялось с полдюжины не выигравших лотерейных билетов. В игре ему не хватало моего везения, но Директория, нуждавшаяся в финансовой поддержке, возлагала большие надежды на подобных ему неунывающих оптимистов. Многочисленные зеркала в позолоченных рамах, украшавшие зал кафе, бесконечно отражали мою небритую физиономию, и у меня возникло такое ощущение, будто я вдруг стал центром всеобщего внимания.
– Мне необходимо найти честного адвоката.
– О, это так же легко, как найти порядочного депутата, мясника-вегетарианца или девственную проститутку, – ответил Тальма. – Если бы ты попробовал лимонад, то он прояснил бы твои туманные мысли.
– Я не шучу. Убили одну женщину, с которой я встречался. Жандармы пытались арестовать меня за это преступление.
Он приподнял брови, очевидно подозревая, что я морочу ему голову. В очередной раз жизнь подкинула мне сюрприз, о котором он со своей склонной к подслушиванию и подглядыванию натурой мог только мечтать. Заодно он раздумывал, естественно, не сможет ли продать эту историю в журналы.
– Но откуда они пронюхали о ее смерти?
– Их привел один свидетель, нанятый мной фонарщик. Я ни от кого не скрывал, что собирался навестить ту красотку, об этом знал даже граф Силано.
– Силано! Кто же поверит этому каналье?
– К примеру, жандарм, чья пуля просвистела мимо моего уха, вот кто. Антуан, я ни в чем не виноват. Я подумал, что она вступила в сговор с грабителями, но, когда вернулся спросить ее об этом, она уже была мертва.
– Постой. При чем тут грабители?
– Я столкнулся с ними в своей комнате, они перевернули там все вверх дном и оглушили меня. Вчера вечером я выиграл в карты кучу денег и один странный медальон, но…
– Будь добр, давай помедленнее. – Он похлопал себя по карманам в поисках клочка бумаги. – Что за медальон?
Я вытащил диск.
– Тебе не стоит писать об этом, дружище.
– Скажешь тоже, не писать! Ты бы еще предложил мне не дышать!
– Это лишь усложнит мое положение. Ты должен спасти меня тайно.
Он вздохнул.
– Но я мог бы разоблачить преступников.
Я положил медальон на мраморный столик и, заслонив его собственным телом от других клиентов, подвинул к моему визави.
– Послушай, я выиграл эту вещицу у одного солдата, заявившего, что ее сделали в Древнем Египте. Силано сразу заинтересовался. Он отчаянно торговался и даже хотел перекупить медальон у меня, но я не согласился. Непонятно только, как из-за такой ерунды можно пойти на убийство.
Тальма, прищурившись, осмотрел диск с обеих сторон и поиграл с подвесками.
– А что означают эти знаки?
Я впервые пригляделся к ним повнимательнее. О желобке посередине диска, словно отмечающем его диаметр, я уже упоминал. Верхняя половина окружности была пробуравлена отверстиями, казалось бы, в случайном порядке. В нижней половине имелись три ряда зигзагообразных линий, похожих на детский рисунок горной цепи. А под ними какие-то черточки образовывали маленький треугольник.
– Понятия не имею. Но это явно топорная работа.
Тальма развел подвески в стороны, получив перевернутую букву «V».
– А что ты скажешь на это?
Тут пояснений не требовалось. Теперь они образовывали масонский символический знак циркуля. По тайной символике ордена такой циркуль часто изображался в паре с плотницким угольником. А сами подвески, разведенные до предела, описывали окружность, в три раза большую, чем размер этого диска. Может, это какой-то математический инструмент?
– Я ничего в этом не понимаю, – признался я.
– А вот Силано, сведущий в еретических египетских обрядах, сразу им заинтересовался. Значит, эта вещица имеет какое-то отношение к тайным знаниям нашего ордена.
Как уже говорилось, зарождение масонских атрибутов произошло в глубокой древности. К ним относились обычные приспособления типа деревянного молотка, мастерка каменщика или верстака, но имелись и более экзотичные, к примеру, человеческий череп, колонны, пирамиды, мечи и звезды. Все они были символичны и определяли некий порядок бытия, который, на мой взгляд, никак не отражал повседневную жизнь. На каждой ступени иерархической лестницы масону открывалось значение новых таинственных символов. Неужели и этот медальон являлся прообразом нашего братства? Мы не решились обсуждать это в кафе, поскольку члены ложи приносят клятву о соблюдении секретности, что, естественно, придает нашей символике особую притягательность для непосвященных. Нас обвиняли во всех видах магии и тайных заговоров, хотя в основном мы лишь разгуливали в белых фартуках. Как заявил один остряк: «Даже если их секрет состоит в том, что у них нет никаких секретов, то все равно они достигли многого, умудрившись сохранить это в тайне».
– Да, вероятно, его сделали очень давно, – заметил я, вновь надев свой выигрыш на шею. – Проигравший его капитан утверждал, что эта вещица появилась в Италии благодаря Клеопатре и Цезарю, а потом попала в руки Калиостро, но этот вояка, видно, не слишком-то ценил ее, раз решился проиграть.
– Калиостро? И он говорил, что его привезли из Египта? Тогда понятно, почему Силано так заинтересовался!
– Вчера мне показалось, что его интерес был напускным. Я подумал даже, что он просто пытается набить цену. Но сейчас…
Тальма задумчиво помолчал.
– Возможно, все это лишь случайные совпадения. Карточная игра и два преступления.
– Если бы знать…
Он постучал пальцами по столу.
– Однако они могут быть и взаимосвязаны. Твой фонарщик привел полицейских, рассчитывая, что, обнаружив ограбление, ты потеряешь осторожность и тебя можно будет легко обвинить в ужасном убийстве. Попробуем представить себе их логику. Они надеялись просто украсть медальон. Но его не оказалось в твоей комнате. У Минетты они тоже его не нашли. Видимо, они слышали, что ты парень не робкого десятка. Но если повесить на воинственного иностранца обвинение в убийстве и произвести обыск…
Неужели Минетту убили лишь для того, чтобы подставить меня? Я совершенно запутался.
– Но почему кто-то так отчаянно хочет заполучить его?
Его глаза загорелись волнением.
– Потому что мы стоим на пороге великих событий. Потому что масонские тайные знания, которые ты непочтительно высмеиваешь, смогут наконец воздействовать на мировой порядок.
– Каких событий?
– У меня есть свои осведомители, дружище.
Он любил напустить на себя таинственность, изображая всем видом, что ему известны величайшие секреты, которые по тем или иным причинам никогда не появятся в печати.
– Так ты согласен, что меня подставили?
– Естественно. – Тальма серьезно взглянул на меня. – Ты обратился по адресу. Как журналист я ищу во всем правду и справедливость. Как друг считаю тебя невиновным. А как летописец великих событий обладаю важными связями.
– Но как мне доказать собственную невиновность?
– Тебе нужны свидетели. Согласится ли твоя домохозяйка дать тебе положительную рекомендацию?
– Сомневаюсь. Я задолжал ей с квартплатой.
– А твой фонарщик, сможем ли мы найти его?
– Найти?! Я предпочел бы держаться от него подальше!
– Логично. – Он задумчиво потягивал лимонад. – Тебе нужно укрытие и время для обдумывания всей ситуации. Наши масоны помогут тебе.
– Ты хочешь спрятать меня в одной из лож?
– Я хочу, чтобы ты оставался в безопасности до того, как я уточню, не сможет ли этот медальон подарить нам обоим исключительные возможности.
– Какие именно?
Он загадочно улыбнулся.
– Ходят слухи, всем слухам слухи… Твой медальон, быть может, появился гораздо более своевременно, чем ты думаешь. Мне необходимо переговорить с нужными людьми, учеными людьми.
– С учеными?
– С людьми, тесно связанными с возвышением молодого генерала Наполеона Бонапарта.
Глава 3
Химик Клод Луи Бертолле на пороге своего пятидесятилетия считался самым выдающимся учеником гильотинированного по приказу революционного трибунала Лавуазье. В отличие от своего учителя он снискал расположение революции, найдя природный минерал – калиевую селитру, крайне необходимую для изготовления черного пороха. Получив в итоге руководство новым Государственным институтом, наследником Королевской академии, он вместе со своим другом-математиком Гаспаром Монжем способствовал разграблению Италии. Именно эти ученые мужи посоветовали Бонапарту, какие шедевры типа «Джоконды» достойны быть собственностью Франции. Благодаря этому оба стали доверенными лицами, с которыми генерал регулярно делился тайными стратегическими планами. Их политическая целесообразность напомнила мне об одном астрономе, который, занимаясь исследованиями новой метрической системы, вынужден был сменить на триколор белые исследовательские флаги, наводящие на мысль о символике короля Луи. Ни одна из профессий не избежала влияния революции.
– Значит, месье Гейдж, вы не убийца? – спросил знаменитый химик с совершенно откровенной ухмылкой.
Высоколобый, с крупным носом, сурово поджатыми губами и печальными, полуприкрытыми тяжелыми веками глазами, внешне схожий со скучающим аристократом – владельцем сельского поместья, этот ученый относился к укреплению союза науки с правительством столь же подозрительно, как любящий отец – к поклонникам своей дочери.
– Да, могу поклясться в этом самим Богом, как и Великим магистром масонов или всеми химическими законами.
Его брови чуть приподнялись.
– Понятно, вы не уверены, чему или кому именно я предпочитаю поклоняться.
– Я лишь пытаюсь показать вам, доктор Бертолле, свою искренность. По моим подозрениям, убийцей мог быть один армейский капитан или граф Силано, который сразу заинтересовался выигранным мной медальоном.
– Смертельный интерес…
– Я понимаю, это звучит странно.
– И та девица написала букву вашей фамилии, а не их.
– Да, только если именно она написала ее.
– Полиция сообщила, что ширина этого последнего каллиграфического опыта совпадает с шириной ее пальца.
– Но я провел с ней прекрасную ночь и, уходя, оставил деньги. У меня не было никаких мотивов убивать ее, так же как у нее – обвинять меня. Ведь я-то знал, где находится медальон.
– Хм, да. – Он вытащил очки. – Позвольте-ка взглянуть на него.
Мы разглядывали мой выигрыш, а Тальма наблюдал за нами, комкая носовой платок, словно опасался, что у него появятся причины для неуместного чиханья. Подобно Силано и нам с Тальма, Бертолле долго вертел вещицу в руках и наконец откинулся на спинку кресла.
– За исключением жалкого куска золота, я не вижу ничего такого, из-за чего мог начаться весь этот ажиотаж.
– Как и я.
– На вашем медальоне нет никакого таинственного кода, никакой карты или символического изображения бога, да и на вид – ничего особенного. Мне с трудом верится, что Клеопатра могла носить его на шее.
– Капитан просто упомянул, что он принадлежал ей. Как царице…
– В ее сокровищнице, если верить всем байкам, такое же бесконечное множество украшений, как обломков креста или сосудов с кровью, принадлежавших Иисусу. – Ученый неодобрительно покачал головой. – Естественно, легче всего объявить раритетом грубую поделку, чтобы продать ее как можно дороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Тактично одобрив его последнее целительное средство, я заказал, однако, более губительный кофейный напиток и выпечку. Пристрастие к этому черному вареву периодически осуждалось правительством ради сокрытия того факта, что из-за войны поставки кофе резко сократились.
– Ты заплатишь за меня? – спросил я Антуана. – Я влип в чертовски неприятную ситуацию.
Он взглянул на меня повнимательнее.
– О господи, ты что, вывалялся в канаве?
Я не успел побриться и выглядел потрепанным и грязным, с воспаленными от бессонной ночи глазами.
– Нет, я выиграл в карты.
На столе перед Тальма валялось с полдюжины не выигравших лотерейных билетов. В игре ему не хватало моего везения, но Директория, нуждавшаяся в финансовой поддержке, возлагала большие надежды на подобных ему неунывающих оптимистов. Многочисленные зеркала в позолоченных рамах, украшавшие зал кафе, бесконечно отражали мою небритую физиономию, и у меня возникло такое ощущение, будто я вдруг стал центром всеобщего внимания.
– Мне необходимо найти честного адвоката.
– О, это так же легко, как найти порядочного депутата, мясника-вегетарианца или девственную проститутку, – ответил Тальма. – Если бы ты попробовал лимонад, то он прояснил бы твои туманные мысли.
– Я не шучу. Убили одну женщину, с которой я встречался. Жандармы пытались арестовать меня за это преступление.
Он приподнял брови, очевидно подозревая, что я морочу ему голову. В очередной раз жизнь подкинула мне сюрприз, о котором он со своей склонной к подслушиванию и подглядыванию натурой мог только мечтать. Заодно он раздумывал, естественно, не сможет ли продать эту историю в журналы.
– Но откуда они пронюхали о ее смерти?
– Их привел один свидетель, нанятый мной фонарщик. Я ни от кого не скрывал, что собирался навестить ту красотку, об этом знал даже граф Силано.
– Силано! Кто же поверит этому каналье?
– К примеру, жандарм, чья пуля просвистела мимо моего уха, вот кто. Антуан, я ни в чем не виноват. Я подумал, что она вступила в сговор с грабителями, но, когда вернулся спросить ее об этом, она уже была мертва.
– Постой. При чем тут грабители?
– Я столкнулся с ними в своей комнате, они перевернули там все вверх дном и оглушили меня. Вчера вечером я выиграл в карты кучу денег и один странный медальон, но…
– Будь добр, давай помедленнее. – Он похлопал себя по карманам в поисках клочка бумаги. – Что за медальон?
Я вытащил диск.
– Тебе не стоит писать об этом, дружище.
– Скажешь тоже, не писать! Ты бы еще предложил мне не дышать!
– Это лишь усложнит мое положение. Ты должен спасти меня тайно.
Он вздохнул.
– Но я мог бы разоблачить преступников.
Я положил медальон на мраморный столик и, заслонив его собственным телом от других клиентов, подвинул к моему визави.
– Послушай, я выиграл эту вещицу у одного солдата, заявившего, что ее сделали в Древнем Египте. Силано сразу заинтересовался. Он отчаянно торговался и даже хотел перекупить медальон у меня, но я не согласился. Непонятно только, как из-за такой ерунды можно пойти на убийство.
Тальма, прищурившись, осмотрел диск с обеих сторон и поиграл с подвесками.
– А что означают эти знаки?
Я впервые пригляделся к ним повнимательнее. О желобке посередине диска, словно отмечающем его диаметр, я уже упоминал. Верхняя половина окружности была пробуравлена отверстиями, казалось бы, в случайном порядке. В нижней половине имелись три ряда зигзагообразных линий, похожих на детский рисунок горной цепи. А под ними какие-то черточки образовывали маленький треугольник.
– Понятия не имею. Но это явно топорная работа.
Тальма развел подвески в стороны, получив перевернутую букву «V».
– А что ты скажешь на это?
Тут пояснений не требовалось. Теперь они образовывали масонский символический знак циркуля. По тайной символике ордена такой циркуль часто изображался в паре с плотницким угольником. А сами подвески, разведенные до предела, описывали окружность, в три раза большую, чем размер этого диска. Может, это какой-то математический инструмент?
– Я ничего в этом не понимаю, – признался я.
– А вот Силано, сведущий в еретических египетских обрядах, сразу им заинтересовался. Значит, эта вещица имеет какое-то отношение к тайным знаниям нашего ордена.
Как уже говорилось, зарождение масонских атрибутов произошло в глубокой древности. К ним относились обычные приспособления типа деревянного молотка, мастерка каменщика или верстака, но имелись и более экзотичные, к примеру, человеческий череп, колонны, пирамиды, мечи и звезды. Все они были символичны и определяли некий порядок бытия, который, на мой взгляд, никак не отражал повседневную жизнь. На каждой ступени иерархической лестницы масону открывалось значение новых таинственных символов. Неужели и этот медальон являлся прообразом нашего братства? Мы не решились обсуждать это в кафе, поскольку члены ложи приносят клятву о соблюдении секретности, что, естественно, придает нашей символике особую притягательность для непосвященных. Нас обвиняли во всех видах магии и тайных заговоров, хотя в основном мы лишь разгуливали в белых фартуках. Как заявил один остряк: «Даже если их секрет состоит в том, что у них нет никаких секретов, то все равно они достигли многого, умудрившись сохранить это в тайне».
– Да, вероятно, его сделали очень давно, – заметил я, вновь надев свой выигрыш на шею. – Проигравший его капитан утверждал, что эта вещица появилась в Италии благодаря Клеопатре и Цезарю, а потом попала в руки Калиостро, но этот вояка, видно, не слишком-то ценил ее, раз решился проиграть.
– Калиостро? И он говорил, что его привезли из Египта? Тогда понятно, почему Силано так заинтересовался!
– Вчера мне показалось, что его интерес был напускным. Я подумал даже, что он просто пытается набить цену. Но сейчас…
Тальма задумчиво помолчал.
– Возможно, все это лишь случайные совпадения. Карточная игра и два преступления.
– Если бы знать…
Он постучал пальцами по столу.
– Однако они могут быть и взаимосвязаны. Твой фонарщик привел полицейских, рассчитывая, что, обнаружив ограбление, ты потеряешь осторожность и тебя можно будет легко обвинить в ужасном убийстве. Попробуем представить себе их логику. Они надеялись просто украсть медальон. Но его не оказалось в твоей комнате. У Минетты они тоже его не нашли. Видимо, они слышали, что ты парень не робкого десятка. Но если повесить на воинственного иностранца обвинение в убийстве и произвести обыск…
Неужели Минетту убили лишь для того, чтобы подставить меня? Я совершенно запутался.
– Но почему кто-то так отчаянно хочет заполучить его?
Его глаза загорелись волнением.
– Потому что мы стоим на пороге великих событий. Потому что масонские тайные знания, которые ты непочтительно высмеиваешь, смогут наконец воздействовать на мировой порядок.
– Каких событий?
– У меня есть свои осведомители, дружище.
Он любил напустить на себя таинственность, изображая всем видом, что ему известны величайшие секреты, которые по тем или иным причинам никогда не появятся в печати.
– Так ты согласен, что меня подставили?
– Естественно. – Тальма серьезно взглянул на меня. – Ты обратился по адресу. Как журналист я ищу во всем правду и справедливость. Как друг считаю тебя невиновным. А как летописец великих событий обладаю важными связями.
– Но как мне доказать собственную невиновность?
– Тебе нужны свидетели. Согласится ли твоя домохозяйка дать тебе положительную рекомендацию?
– Сомневаюсь. Я задолжал ей с квартплатой.
– А твой фонарщик, сможем ли мы найти его?
– Найти?! Я предпочел бы держаться от него подальше!
– Логично. – Он задумчиво потягивал лимонад. – Тебе нужно укрытие и время для обдумывания всей ситуации. Наши масоны помогут тебе.
– Ты хочешь спрятать меня в одной из лож?
– Я хочу, чтобы ты оставался в безопасности до того, как я уточню, не сможет ли этот медальон подарить нам обоим исключительные возможности.
– Какие именно?
Он загадочно улыбнулся.
– Ходят слухи, всем слухам слухи… Твой медальон, быть может, появился гораздо более своевременно, чем ты думаешь. Мне необходимо переговорить с нужными людьми, учеными людьми.
– С учеными?
– С людьми, тесно связанными с возвышением молодого генерала Наполеона Бонапарта.
Глава 3
Химик Клод Луи Бертолле на пороге своего пятидесятилетия считался самым выдающимся учеником гильотинированного по приказу революционного трибунала Лавуазье. В отличие от своего учителя он снискал расположение революции, найдя природный минерал – калиевую селитру, крайне необходимую для изготовления черного пороха. Получив в итоге руководство новым Государственным институтом, наследником Королевской академии, он вместе со своим другом-математиком Гаспаром Монжем способствовал разграблению Италии. Именно эти ученые мужи посоветовали Бонапарту, какие шедевры типа «Джоконды» достойны быть собственностью Франции. Благодаря этому оба стали доверенными лицами, с которыми генерал регулярно делился тайными стратегическими планами. Их политическая целесообразность напомнила мне об одном астрономе, который, занимаясь исследованиями новой метрической системы, вынужден был сменить на триколор белые исследовательские флаги, наводящие на мысль о символике короля Луи. Ни одна из профессий не избежала влияния революции.
– Значит, месье Гейдж, вы не убийца? – спросил знаменитый химик с совершенно откровенной ухмылкой.
Высоколобый, с крупным носом, сурово поджатыми губами и печальными, полуприкрытыми тяжелыми веками глазами, внешне схожий со скучающим аристократом – владельцем сельского поместья, этот ученый относился к укреплению союза науки с правительством столь же подозрительно, как любящий отец – к поклонникам своей дочери.
– Да, могу поклясться в этом самим Богом, как и Великим магистром масонов или всеми химическими законами.
Его брови чуть приподнялись.
– Понятно, вы не уверены, чему или кому именно я предпочитаю поклоняться.
– Я лишь пытаюсь показать вам, доктор Бертолле, свою искренность. По моим подозрениям, убийцей мог быть один армейский капитан или граф Силано, который сразу заинтересовался выигранным мной медальоном.
– Смертельный интерес…
– Я понимаю, это звучит странно.
– И та девица написала букву вашей фамилии, а не их.
– Да, только если именно она написала ее.
– Полиция сообщила, что ширина этого последнего каллиграфического опыта совпадает с шириной ее пальца.
– Но я провел с ней прекрасную ночь и, уходя, оставил деньги. У меня не было никаких мотивов убивать ее, так же как у нее – обвинять меня. Ведь я-то знал, где находится медальон.
– Хм, да. – Он вытащил очки. – Позвольте-ка взглянуть на него.
Мы разглядывали мой выигрыш, а Тальма наблюдал за нами, комкая носовой платок, словно опасался, что у него появятся причины для неуместного чиханья. Подобно Силано и нам с Тальма, Бертолле долго вертел вещицу в руках и наконец откинулся на спинку кресла.
– За исключением жалкого куска золота, я не вижу ничего такого, из-за чего мог начаться весь этот ажиотаж.
– Как и я.
– На вашем медальоне нет никакого таинственного кода, никакой карты или символического изображения бога, да и на вид – ничего особенного. Мне с трудом верится, что Клеопатра могла носить его на шее.
– Капитан просто упомянул, что он принадлежал ей. Как царице…
– В ее сокровищнице, если верить всем байкам, такое же бесконечное множество украшений, как обломков креста или сосудов с кровью, принадлежавших Иисусу. – Ученый неодобрительно покачал головой. – Естественно, легче всего объявить раритетом грубую поделку, чтобы продать ее как можно дороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73