Мы сидели в полуподвальном помещении цокольного этажа особняка Ле Кока, используемом ветвью Восточной ложи масонов в связи с тем, что его пространственное расположение проходило по оси восток-запад. На стоявшем между двух колонн столе лежала закрытая книга. Скамьи терялись во мраке под арочными сводами. В тусклом свете восковых свечей поблескивали не поддающиеся расшифровке египетские иероглифы и библейские сцены возведения храма Соломонова. На одной из полок покоился череп, напоминая нам о краткости бытия, но ничего не добавляя к нашему обсуждению.
– И ты готов поручиться, что он невиновен? – спросил химик моего масонского друга.
– Этот американец, как и вы, доктор, связан с научным миром, – сказал Тальма. – Он учился у великого Франклина и сам занимается исследованием электричества.
– Да-да, электричество. Удары молний, взлетающие светящиеся змейки и искры для развлечения салонной публики. Скажите-ка мне, Гейдж, что есть электричество?
– В общем… – Мне не хотелось хвастаться собственными познаниями перед знаменитым ученым. – Доктор Франклин полагал, что это есть проявление основополагающей силы, оживляющей вселенную. Но каково оно на самом деле, никому не ведомо. Мы можем воспроизвести его поворотом рукоятки или запасти его в особой банке, поэтому нам известно, что оно существует. Но кто знает, какова его природа…
– Совершенно верно. – Химик задумался, продолжая вертеть медальон в руках. – И однако можно предположить, что в древности люди понимали больше нашего. Что, если они управляли силами, недоступными современному человеку?
– То есть узнали, какова природа электричества?
– Ну, они же знали, например, как возводить удивительные, грандиозные памятники, разве вы не согласны?
– Как интересно, что Итан обрел этот медальон и пришел к нам именно в такое удачное время, – добавил Тальма.
– Наука, однако, не верит в совпадения, – ответил ему Бертолле.
– Что за удачное время? – удивился я.
– Как бы то ни было, нужно признать наличие определенного стечения обстоятельств, – заявил химик.
– О каких обстоятельствах речь?
У меня появилась надежда.
– О спасении от гильотины посредством вступления в армию, – объяснил Бертолле.
– Что?!
– И одновременно вы сможете приобщиться к науке.
– И к масонству, – подхватил Тальма.
– Вы с ума сошли? Какая армия?
– Французская армия, – пояснил химик. – Послушайте-ка меня, Гейдж, можете ли вы, как масон и ученый человек, дать клятву хранить один секрет?
– Но я не хочу быть солдатом!
– Никто вас и не заставляет. Так вы клянетесь?
Тальма напряженно смотрел на меня, прижимая платок ко рту. Подавив тревогу, я кивнул.
– Конечно клянусь.
– Бонапарт уже покинул побережье Ла-Манша и готовится к новой экспедиции. Даже его ближайшие соратники не знают о ее назначении, но некоторым ученым оно известно. Впервые со времен Александра Великого завоеватель приглашает ученых сопровождать его войска в походе ради научных исследований и путевых записей. Такое рискованное предприятие соперничает с экспедициями Кука и Бугенвиля. Тальма предложил, чтобы вы с ним также отправились в эту экспедицию, он – в качестве журналиста, а вы – как специалист по электричеству и древним тайнам, связанным с вашим медальоном. Нельзя исключить того, что вещица эта может оказаться ценной путеводной нитью. Вы поможете нам в разных исследованиях, а ко времени вашего возвращения все уже и думать забудут о смерти несчастной шлюхи.
– И в какие же края направится экспедиция?
Я скептически относился к Александру, который, может, и наворотил великих дел, да умер, не дожив даже до моих тридцати четырех лет, что отнюдь не побуждало следовать его примеру.
– А куда бы вы думали? – раздраженно бросил Бертолле. – В Египет! Мы хотим не только захватить ключевые торговые пути, но и помочь нашим союзникам победить англичан в Индии. Нам представится возможность исследовать истоки исторических времен. Там могут обнаружиться весьма полезные, неизвестные нам знания. Разве вы не согласны, что лучше уж нам, ученым, приобщиться к этим тайнам, чем еретикам из ложи египетского обряда?
– В Египте?
Клянусь духом Франклина, что там может быть интересного? Редкий европеец побывал в тех краях, окутанных некими тайнами магрибского двора. У меня имелись смутные представления о каких-то пустынях, пирамидах и языческом фанатизме.
– По большому счету вас не назовешь ни ученым, ни масоном, – внес поправку Бертолле. – Но как американец и потомок первых переселенцев вы способны внести свой оригинальный вклад в общее дело. Ваш медальон также может принести удачу. Раз Силано им так заинтересовался, то он, очевидно, имеет важное значение.
Я почти не слушал его после первой поправки.
– Почему это меня не назовешь ни ученым, ни масоном? – возмутился я, хотя втайне был согласен с его мнением.
– Брось, Итан, – сказал Тальма. – Бертолле имеет в виду, что ты пока не совершил никаких открытий.
– Я имею в виду, месье Гейдж, что ваши невысокие достижения в возрасте тридцати трех лет заставляют усомниться в ваших способностях, а ваши скромные амбиции – в наличии усердия. Вы не выступали с докладами на академических собраниях, не продвинулись в масонской иерархии, не накопили состояния, не обзавелись ни семьей, ни собственным домом и не написали выдающихся трудов. Честно говоря, я скептически отнесся к вашей кандидатуре, когда Антуан предложил ее. Но он полагает, что у вас есть потенциальные возможности, и вдобавок мы, рационалисты, отрицательно относимся к мистическим последователям Калиостро. Мне не хочется, чтобы гильотина укоротила вас на голову, позволив этому медальону соскользнуть с вашей шеи. Я с большим уважением отношусь к Франклину и надеюсь, что когда-нибудь вы станете достойным своего учителя. Подведем итоги. Вы можете искать правосудия в здешних революционных судах, пытаясь доказать свою невиновность. Или можете отправиться с нами.
Тальма сжал мое плечо.
– Выбирай Египет, Итан! Подумай хорошенько!
Это же совершенно перевернет мою жизнь, но, с другой стороны, что в ней, собственно, еще не перевернуто? Бертолле до обидного точно оценил мою никчемную жизнь, хотя я все-таки еще гордился своими путешествиями. Мало кому довелось побывать в глубинах Северной Америки… или, надо признать, так мало вынести из этих глубин.
– А разве Египет еще никем не завоеван?
Бертолле махнул рукой.
– Он номинально входит в состав Оттоманской империи, но реально там властвует предательское племя воинов-рабов, так называемых мамелюков. Они не только перестали платить дань Стамбулу, но и начали жестоко притеснять египетский народ. Причем по своему происхождению они не принадлежат ни к туркам, ни к египтянам! Наша миссия, месье Гейдж, – дать египтянам свободу, а не завоевать их.
– И нам не придется сражаться?
– Бонапарт уверяет, что мы покорим Египет парой пушечных выстрелов.
Самоуверенное утверждение. Наполеон либо проницательный корыстолюбец, либо абсолютный слепец.
– А что вы думаете об этом самом Бонапарте?
– Мы все слышали о его первых славных победах, но в Париже он провел так мало времени, что его здесь не успели толком узнать. Поговаривали, что он был своего рода удачно продвинувшимся наглым карьеристом.
– Я еще не встречал столь деятельного человека, его ждет либо грандиозный успех, либо сокрушительный провал, – высказался Тальма.
– Или и то и другое, как зачастую бывает у людей с большими амбициями, – уточнил Бертолле. – Нельзя отрицать его великолепных способностей, но величие достигается рассудительностью.
– Мне придется бросить все торговые и дипломатические дела, – заметил я. – И пуститься в бега, словно я виновен в убийстве. Неужели полиции так трудно найти графа Силано и того проигравшегося капитана? Свели бы нас всех вместе и выяснили правду.
Бертолле отвел глаза. Тальма вздохнул.
– Силано испарился. Прошел слух, что он находится под покровительством министерства иностранных дел, – сказал мой друг. – А твоего капитана, замученного пытками и задушенного, позавчера выловили из Сены. Естественно, учитывая ваше знакомство и твое исчезновение, ты стал главным подозреваемым.
Я стиснул зубы.
– Самое безопасное теперь для вас, месье Гейдж, – затеряться в рядах армии.
* * *
Раз уж я собрался участвовать в военной экспедиции, то разумно было захватить с собой оружие. Драгоценная длинноствольная винтовка, приобретенная во время работы в меховом предприятии, все еще лежала в стенном тайнике моей комнаты. Ее сделали в Пенсильвании ланкастерские мастера, и хотя кленовая ружейная ложа уже покрылась зарубками и потемнела от частого употребления, отличная меткость этого огнестрельного оружия оставалась неизменной, позволив мне пару раз продемонстрировать ее здесь, в Париже, на Марсовом поле. Не менее важно, что изгиб его ложа был по-женски изящен, а филигранная выделка металлических частей так же радовала взгляд, как пухлый кошелек. Это было не просто оружие, а надежный спутник, безропотный и покладистый, с синеватым металлическим оттенком, благоухающий пороховой пылью и льняным смазочным маслом. Благодаря маленькому калибру высокая начальная скорость пули обеспечивала ему лучшую смертоносную силу по сравнению с громоздким мушкетом. Разумеется, неудобно было то, что при стрельбе ружье приходилось держать у подбородка. Перезарядка винтовки занимала слишком много времени для огнестрельных залпов, используемых в европейских сражениях, и для штыковой атаки она тоже не была приспособлена. Однако нам, американцам, казалась чуждой сама идея одновременной стрельбы выстроившихся в шеренгу солдат. Огромным недостатком любого ружья была необходимость перезаряжать его после выстрела, а весомым преимуществом прицельной винтовки была возможность точно попасть в цель с одного выстрела. В общем, на мой взгляд, вызволить из тайника мое огнестрельное оружие было делом первостепенной важности.
– Но с твоей комнаты полиция уж точно не спускает глаз! – возразил Тальма, узнав о моем намерении.
– Прошло уже два дня. Жандармам платят меньше, чем привратникам, и развращены они так же, как судьи. По-моему, невероятно, чтобы они до сих пор следили за моей квартирой. Мы отправимся туда под прикрытием темноты, подкупим одного соседа и вскроем мой тайник из его комнаты.
– Но я уже взял билеты на тулонский дилижанс, мы должны выехать в полночь!
– С твоей помощью мы управимся гораздо раньше.
Я полагал, что из осторожности лучше проникнуть в дом испытанным способом – через окно на заднем дворе. Даже если полицейские удалились, мадам Дюррел наверняка еще начеку, а я в ближайшее время никак не мог отдать долги за квартиру и оплатить ремонт. И вот вечером Тальма неохотно помог мне подняться по водосточной трубе, и я заглянул в свою комнату. Там ничего не изменилось: перина вспорота, перья покрывали пол, точно снежные хлопья. На двери, однако, поблескивала новая задвижка, замок явно сменили. Моя домохозяйка попыталась сделать все возможное, чтобы я расплатился с долгами, перед тем как забрать вещички. Учитывая, что ее квартира находилась прямо под моей комнатой, я решил пойти окольным путем.
– Веди наблюдение, – шепнул я своему спутнику.
– Давай скорее! Я видел жандарма в конце улицы!
– Не волнуйся, я проскользну тихой мышкой и мигом вернусь.
Зная, что мой сосед, библиотекарь Шабон, каждый вечер отправляется наставлять детей на путь истинный в свете новых веяний, я тихонько влез на подоконник его комнаты. Он уже ушел, мой расчет оправдался. По правде говоря, я и не надеялся, что мне удастся подкупить такого строгого, а скорее до занудности правильного человека, а рассчитывал именно на его отсутствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73