Однако ему тут же стало понятно, что близость злобной физиономии Колла еще не гарантирует его способность сохранять спокойствие.
– А вы молитесь, сержант, чтобы этого не произошло, потому что в противном случае вам придется арестовывать ее мужа и расхлебывать все это дерьмо.
Колл вышел из кабинета, но тягостная атмосфера с его уходом так и не рассеялась.
Несмотря на страстные и упорные мольбы, им не удалось заставить ее изменить свои показания.
А потом об этом каким-то образом стало известно корреспондентам вечерней газеты, читая которую у себя в квартире, Беверли не могла скрыть радости от того, что репортер с такой точностью воспроизвел все подробности ее рассказа. Гомер, чувствуя себя во власти сил, которым было глубоко наплевать на его желания, отправил Райта в Западную Королевскую больницу.
Джеффри Бенс-Джонс возвращался с ежемесячного собрания Совета попечителей, когда его встретили Райт и Фишер, стоявшие в коридоре административного корпуса перед его кабинетом. Время было уже позднее, а потому он был избавлен от присутствия коллег и секретарш. Заявление сержанта о том, что это задержание не является официальным арестом, не вызывало у начмеда особого восторга, ибо, похоже, он не видел разницы между первым и вторым.
– Это просто возмутительно!
Однако это восклицание – щит достоинства, призванный оградить от позора, – тут же разбилось о неумолимость Райта.
– Вполне возможно, сэр, – ответил он с полуизвиняющейся-полувоинственной улыбкой. – Однако если вы откажетесь сотрудничать, боюсь, я буду вынужден принять более официальные меры.
Бенс-Джонс уловил намек, однако продолжил свои жалобы, сопровождавшиеся все возраставшим сарказмом. Райт не без интереса отметил, что Бенс-Джонс спросил о причине своего задержания, когда они уже ехали в машине к полицейскому участку. Однако Райт, сидевший на переднем пассажирском месте, ничего не ответил, сохраняя бесстрастное выражение лица и не сводя глаз с дороги.
В участке Бенс-Джонса отвели в ту же комнату для допросов, стены которой не так давно были свидетелями колыбельных причитаний Мартина Пендреда. Там Бенс-Джонс провел два часа в нараставшем напряжении, временами перемежавшемся приступами тоски и раздражения. Мишенью его бессильной ярости стал Ньюман, бесстрастно стоявший у двери. Однако тот уже привык к подобному поведению – единственная разница заключалась в том, что обычно задержанные не стеснялись в выражениях и пользовались менее утонченной лексикой, так что его невозмутимости могли бы позавидовать стоики.
Наконец появились Гомер и Райт, и Ньюман смог удалиться в ресторан. В течение первых нескольких минут они вообще не обращали внимания на Бенс-Джонса: Райт устанавливал звукозаписывающую аппаратуру, а Гомер стоял, прислонившись к стене под окном. Затем Райт кивнул своему начальнику, и Гомер уселся перед Бенс-Джонсом и уже открыл было рот, но тот успел перехватить инициативу:
– Могу я поинтересоваться, что здесь происходит?
Однако этот превентивный удар не попал в цель. Простуженный Райт чихнул, а Гомер просто тяжело вздохнул:
– Ваша жена сделала заявление.
Бенс-Джонсу никогда бы в голову не пришло, что именно это стало поводом его встречи с полицией.
– Что?
Гомеру совсем не хотелось, чтобы убийцей оказался Бенс-Джонс, более того, он противился этой мысли всеми силами души, но в этот момент он не мог не признать, что невиновным считать его не сможет. Совершенно очевидно, что он был виновен, и его вина, судя по всему, была нешуточной.
– Ваша жена сделала заявление, – повторил Гомер. – Относительно убийств Дженни Мюир, Патрика Уилмса и Уилсона Милроя.
– Заявление?
Вопрос был задан таким тоном, словно Бенс-Джонса не столько интересовали подробности, сколько он хотел затянуть процедуру. Гомер разглядел расчет за толстыми стеклами очков начмеда, расчет, который он уже неоднократно видел в глазах тысяч подозреваемых.
– Вот именно. Она признала свою вину.
Бенс-Джонс тут же ухватился за эту ниточку.
– В совершении убийств? – Он изменил позу и изобразил крайнее изумление.
Гомер кивнул.
– Но это же глупость! – вскрикнул он, сопроводив свое восклицание легким смешком, словно намереваясь показать, что теперь ему все стало понятно. – Неужели вы всерьез верите тому, что Виктория была замешана в этих… в этих ужасных убийствах?
Райт по достоинству оценил эту легкую заминку.
– Я обязан серьезно относиться к ее заявлению до тех пор, пока нам не удастся доказать обратного, – пожал плечами Гомер.
– Но вы же арестовали убийцу. Кажется, это Пендред?
«Не переигрывай, – устало произнес про себя Райт. – Ты слишком преувеличиваешь степень своей неосведомленности».
– Да, – кивнул Гомер. – Однако это еще не означает, что мы можем проигнорировать заявление вашей жены.
Бенс-Джонс закрыл глаза и вздохнул. Это была уловка человека, намеревавшегося сообщить своим слушателям нечто ужасное.
– Вы, вероятно, не в курсе того, что происходит с Викторией.
– Да? – настороженно приподнял брови Гомер.
На лице Бенс-Джонса появилось скорбное выражение, он горестно покачал головой и понизил голос.
– Около трех месяцев назад у нее произошел серьезный нервный срыв, – доверительно сообщил он. – Это было ужасно. Видите ли, моя жена является довольно крупным исследователем. Она даже стала лауреатом престижной национальной премии…
– Которую вручает Королевская коллегия патологоанатомов.
Бенс-Джонса явно смутила эта неожиданная и явно нежеланная осведомленность, и по его лицу пробежало легкое облачко неуверенности.
– Совершенно верно.
– И вы утверждаете, что она подписала свои признательные показания вследствие этого… нервного срыва?
– Это очевидно. – Бенс-Джонс сделал движение, словно собираясь уходить после того, как этот неприятный инцидент оказался, ко всеобщему удовлетворению, исчерпан.
– Она вас любит, сэр?
Вопрос донесся слева, куда начмед даже не смотрел.
– Что?
Трудно было определить, чего в его ответе было больше – подозрительности или смущения.
– Естественно, – ответил он.
Похоже, этот ответ заставил старшего инспектора задуматься.
– Вы знали, что существуют доказательства того, что результаты исследований были фальсифицированы вашей женой? Что она получила свою премию обманным путем?
Бенс-Джонс нахмурился и решил снова воспользоваться своими запасами негодования.
– Что вы такое говорите?! Да по какому праву вы выдвигаете столь абсурдные обвинения?
Гомер бросил взгляд на Райта, и тот извлек откуда-то тетради с лабораторными записями, которые были помещены в заклеенные и опечатанные пластиковые пакеты. Прежде чем передать их Бенс-Джонсу, он пояснил для записи, что он делает.
– Мы провели независимую экспертизу, сэр, – сообщил Гомер. – И выяснили, что опубликованные результаты не имеют никакого отношения к тому, что запротоколировано здесь.
Бенс-Джонс смотрел на тетради с таким видом, словно опасался, что они вот-вот вцепятся ему в горло.
– Наверняка всему этому есть какое-то объяснение, – не отрывая от них глаз, промолвил он. – Наверное, была проведена другая серия опытов…
Райт предъявил показания Ивонны Хэйверс, а Гомер добавил:
– Боюсь, что нет, сэр.
Он подтолкнул бумаги к Бенс-Джонсу, чтобы тот смог с ними ознакомиться, однако продолжал придерживать их пальцами, одновременно комментируя вслух свои действия для протокола.
Бенс-Джонс прочитал показания, и, судя по всему, они на мгновение выбили его из колеи.
– А какое отношение все это имеет к убийствам, совершенным Пендредом? – осведомился он.
Если он всерьез полагал, что Гомер станет отвечать на этот вопрос, то ему еще многое предстояло узнать о том, как проводятся допросы.
– Вы беседовали с доктором Милроем об обвинениях, выдвинутых против вашей жены? – спросил Райт.
– Нет, конечно!
– И доктор Милрой не пытался вас шантажировать ими с целью получения должности профессора?
– Бога ради, что за выдумки!
– Если ваша жена любит вас, сэр, почему она обвиняет вас в убийстве Дженни Мюир, Патрика Уилмса и Уилсона Милроя? – осведомился Гомер и, помолчав, продолжил, прежде чем Бенс-Джонс успел ответить: – Почему она утверждает, что вы разработали план, направленный на то, чтобы свалить всю вину на Пендреда? Что вашей настоящей целью являлось устранение Уилсона Милроя, так как у него были доказательства того, что Виктория Бенс-Джонс подтасовала результаты своего исследования? – Он выдержал еще одну длинную паузу, предоставляя подозреваемому возможность ответить, и добавил: – Почему она все это утверждает, доктор Бенс-Джонс?
Бенс-Джонс сгорбился, вывернул руки ладонями вверх, а его лицо исказила гримаса.
– Я же говорю вам – она не в себе… – Он помолчат и добавил: – Вероятно, все гораздо хуже, чем я предполагал… Она просто не в своем уме, старший инспектор. – Этим выводом он поделился непосредственно с Гомером.
– Ее показания выглядят вполне внятными, – пробормотал Райт.
– Да что вы понимаете? – обернулся к нему Бенс-Джонс.
– Как бы то ни было, доктор, мы должны проанализировать подобную возможность, – заметил Гомер, наклонившись ближе. – Насколько я понял, сэр, вы все отрицаете?
– Естественно!
Затем последовало длительное молчание, во время которого Гомер и Райт не спускали глаз с толстых линз его очков.
– Ведь трупы были вскрыты, не так ли? – наконец промолвил он. – А я – невролог. Возможно, вы не догадываетесь о той узкой специализации, которая существует в медицине, но я могу вас заверить, что в обязанности невролога не входит проведение вскрытий.
Гомер чувствовал, как из его уст сочится ложь, обволакивая скользкие слова.
– Да, сэр, – откликнулся он и снова умолк, как актер дожидаясь наиболее выгодного момента для своей реплики. – Но ведь вы получили образование патологоанатома, не так ли?
Этот вопрос явно стал потрясением для Бенс-Джонса, но он с ним справился:
– Это было много лет тому назад.
Гомер пожал плечами:
– Мы хотели бы получить от вас разрешение на обыск вашего дома и кабинета, сэр, – заметил Райт.
– Зачем?
– Просто для того, чтобы удостовериться.
– А если я вам его не дам?
Однако все прекрасно понимали, что он этого не сделает.
Гомер встал, и Бенс-Джонс спросил:
– А что со мной? Я могу идти?
– Боюсь, что нет, доктор. По крайней мере пока.
Он открыл было рот, но Гомер его опередил:
– В случае необходимости я вас предупрежу о том, что ваши слова могут быть использованы против вас.
– Было бы неплохо, – с мрачным видом откликнулся Бенс-Джонс. – А я позвоню своему адвокату.
Гомер пожат плечами и движением головы дал понять Райту, чтобы тот занялся необходимыми формальностями.
– Вы же знаете, что я этого не делал, старший инспектор, – окликнул его Бенс-Джонс, когда тот уже направился к двери. – У вас нет никаких доказательств, подтверждающих, что это сделал я.
Елена умирала. Вся вселенная сузилась до одной комнаты, в которой она лежала, многогранность бытия ограничивалась ее смертным ложем и окружавшими его стенами. Какая-то часть ее мозга осознавала, что вскоре это пространство сузится еще больше и будет ограничиваться пределами ее тела, а затем и вовсе сожмется в полное ничто.
И после этого уже ничего не будет.
Ей казалось, что она плывет в теплом безвоздушном пространстве, в котором ее не тревожили ни боль, ни волнения, ни даже зловоние. Ей казалось, что она парит, оторвавшись от земли и от жизни, словно опьяненная надвигающейся смертью.
Ей казалась удивительной эта снизошедшая на нее тишина. Она не сомневалась в том, что еще пару дней назад она слышала долетавшие до нее звуки. Ничего особенного – щебет птиц, шум автомобильного двигателя, отдаленный гул летевшего самолета, но, по крайней мере, эти звуки свидетельствовали о существовании за пределами ее комнаты внешнего мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57