Времени у нас было в обрез. В любой момент можно было ожидать погони. Ведь наземные службы потеряли связь с нашим МИ-8 уже больше часа назад и, конечно, сейчас внимательно отслеживали радарами весь наш полет. Так что, дай Бог, чтобы у нас было хоть двадцать минут преимущества перед теми, кто обязательно решит разузнать, что происходит на борту нашего вертолета и какого такого черта его кружит совсем не там, где он должен лететь.
- Садись здесь, - приказал я пилоту, и он послушно начал снижение, очень рассчитывая на то, что уже скоро весь сегодняшний кошмар для него останется в прошлом.
Для него действительно все оказалось в прошлом как раз в тот момент, когда вертолет только коснулся земли и летчик сбросил обороты винта. Я приготовил наручники, чтобы приковать его к одной из скамеек в салоне в компании с перепуганным механиком, как тут у меня из-за спины появилась Кристина, ни слова не говоря, подняла пистолет и нажала на спуск. Хлопнул выстрел. Пуля, пробив навылет голову летчика, отразилась от рамы окна и затерялась в кабине. А молоденький парень - лейтенант, не старше, - так и не успев понять, что ему все же уготовано умереть, неуклюже клюнул носом вперед и повис на ремне, которым был еще с Ижмы пристегнут к креслу.
Я опешил! Я просто застыл и не знал, что сказать, что делать дальше. И, признаться, ожидал, что сейчас следующая пуля будет выпущена уже в мою голову.
Из секундного оцепенения меня вывел голос Кристины:
- Ты чего, Костя? Пошли же!
- На хрена ты его замочила?! - хрипло выдавил я из себя. - Что ты наделала, тварь?!
- Зачистила. - В голосе Крис звучало неподдельное удивление моей отрицательной реакцией на то, что эта кровожадная пигалица считала совершенно естественным и неизбежным.
- Я тебе что, приказал зачищать?! Я же хотел оставить его в живых!
- Да ты что, Костя?! - Сейчас Кристина откровенно не понимала меня. - Нам не нужны свидетели. И тебе в первую очередь. Ведь о тебе не знает никто, кроме дяди и Чечева, а они, считай, мертвы. Тебя в Ижме никто не видел. А этот, если бы был жив, нарисовал бы тебя мусорам, как на картинке.
- Меня все равно опишут врач "скорой" и пэвэошники - те, что сегодня видели меня в Ижме.
- Да они тебя даже и не запомнили, - рассмеялась Крис. - Пошли же, Костя! Скорее! У нас мало времени. - И совершенно невинным тоном спросила: - Я добиваю остальных? - Так, как маленькая девочка спрашивает у мамы: "Я возьму еще конфетку из вазочки?" И мама разрешает: "Бери".
- Добивай, - совершенно безвольно пробормотал я. У меня уже не осталось сил ни на то, чтобы бороться, ни на то, чтобы спорить, ни на то, чтобы поражаться тому, какой вдруг кровожадной пираньей оказалась Кристина. Знал, что девочка - далеко не сахар. Но чтобы настолько!..
"Или она сумасшедшая? - думал я, открывая дверь вертолета. - Явно не дружит с башкой. Нормальный человек не может быть таким, как эта юная киллерша. Нет, мне с этой крошкой явно не по пути. И если раньше я в этом еще сомневался, принимая в расчет ее безоглядную преданность, то теперь все решено. Скоро ты, милая, пойдешь дальше своей дорожкой. Я же пойду своей".
А в это время у меня за спиной хлопали выстрелы - Крис отводила душу, проводя зачистку за нами в перемазанном и грязью, и кровью МИ-8.
Потом мы настолько быстро, насколько я был способен, шли по узкой тропинке, обрамленной непроходимым суземом, к дороге. А выбравшись, наконец, на шоссе, долго топтались на обочине, пока над нами не сжалился водитель обшарпанного "зилка" и не согласился добросить нас за полтинник до привокзальной площади Микуня.
Пока мы ехали до Микуня, я отметил, что у водилы на косточке руки у запястья наколоты пять точек - знак того, что человеку довелось побывать у Хозяина, - а на пальцах сделаны две наколки в виде перстней: темно-синий с диагональным пробелом - "Проход через зону" - и ромб, разделенный диагоналями на четыре сектора - "Отрицалово". Человек с такими знаками отличия должен уметь держать язык за зубами. И вряд ли он водит дружбу с легавыми. Поэтому, когда пришла пора вылезать из машины на одной из узеньких улочек в районе вокзала, я, ничтоже сумняшеся, добавил к обещанному полтиннику еще пару сотенных и без стеснения высказал просьбу:
- Ты, брат, забудь, о том, что нас видел. Напрочь забудь. Договорились?
- Могила, - коротко пообещал мне водитель и выжал сцепление.
А я, оставшись стоять на тротуаре и провожая взглядом удаляющийся "зилок", подумал: "Надеюсь, и правда, могила. Не в обычаях этих людей разбрасываться такими словами".
Были у меня опасения, что не найду путь, которым шел девять месяцев назад. К тому же в обратном направлении. Тогда я шел от дома к вокзалу. Теперь же мне предстояло, идя от вокзала, найти этот дом.
И я не ошибся. Судьба, похоже, решила хранить меня до последнего и по пути от вокзала не подкинула никаких геморроев. Я ни разу не засомневался в том, куда мы идем. Нам с Кристиной не попался ни один мент. Никто не провожал нас любопытным взглядом. И, наконец, самое главное - тот человек, к которому я так стремился, оказался на месте. Не переехал, не умер, не сел. И охотно принял нас с Крис в качестве постояльцев. А ведь признаться, я поперся сюда наудачу, просто потому, что больше сунуться мне было некуда. И при этом старался даже не думать о том, как много могло измениться с сентября, когда я был здесь в последний и единственный раз.
Знакомый подъезд со скамеечкой, на которой тогда восседали три местных старухи-наседки, как обозвала их Дюймовочка. Третий этаж. Обитая потрепанным дерматином дверь, ведущая в трехкомнатную квартиру-распашонку. Сиплый звонок…
- Кто там? - раздался низкий прокуренный голос, который с равноценным успехом мог принадлежать как мужчине, так и женщине. И я, сразу узнав его, непроизвольно расплылся в довольной улыбке и облегченно расслабился. Тот, кто мне нужен, был дома.
- Рита?
- Да, я. А кто это?
- Костя, - отозвался я, представив, как сейчас будет поражена моим неожиданным появлением хозяйка. - Помнишь, я гостил у тебя в сентябре? Мы приехали из Кослана с Дюймовкой.
- Коста? - Заскрежетал замок, дверь распахнулась, и на меня, не узнавая, уставилась ставшая, кажется, еще необъятнее Рита. - Коста? - растерянно переспросила она.
- Не боись. Мне пришлось переделать лицо, - поспешил объяснить я, пугаясь, что вот сейчас, в самый последний момент, когда, казалось бы, все на мази, мне вдруг возьмут и дадут от ворот поворот. И ведь, идиот, радостно ломясь в дверь, совершенно забыл о том, что у меня теперь новая внешность и меня никто не узнает. Предстоит еще долго и упорно доказывать, что Костоправ - это я. - Слышала про пластические операции?
- Слышала, - неуверенно пробормотала Рита и посторонилась с прохода, пропуская меня в квартиру.
- Вот мне и пришлось этим воспользоваться. Но я докажу, что я - это, действительно, я. Задавай мне вопросы. Отвечу на все.
- Не надо доказывать, Коста, - вдруг радушно улыбнулась хозяйка и чуть не сбила меня с покалеченных ног, повиснув на мне всем центнером своего веса. - Ну, здравствуй, родной! Дай поцелую! А я ведь еще до того как открыла, узнала тебя по голосу. У меня отличная память на голоса. И к тому же меня предупреждали, что ты можешь опять здесь появиться.
Я прямо остолбенел от этого сообщения. И, отстранившись от жаркой хозяйки, удивленно промямлил:
- Кто?!! Когда?!!
- Была малява из Ижмы, - загадочно улыбнулась Рита. - Насчет того, что скоро соскочишь опять. Вот только на этот раз не с зоны…
Мне оставалось лишь пораженно покачать головой.
- …Разувайся, Коста… Раздевайся, девочка… Тебя как зовут?… Иди в комнату. Не стесняйся.
Я дополз до дивана и, словно подкошенный, рухнул на него совершенно не в силах сделать еще хоть один шаг, произнести еще хоть одно слово. Поверить в то, что я наконец снова обрел свободу.
- …Сейчас, Кристиночка, разогрею покушать. Изголодались, небось? Измучились?
"Вот только надолго ли эта свобода? - устало прикрыл я слипающиеся глаза. - Теперь это зависит уже не от меня. С настоящего момента моей судьбой будет распоряжаться братва. А мне остается лишь положиться на тех, кому доверю свою дальнейшую жизнь, свою свободу, свою Кристину.
Или уже не мою? - задумался я. - На хрена мне эта отмороженная маньячка? Она свою роль сыграла, помогла мне проложить дорогу на волю. Так не пора ли, девочка, на покой?
Не пора ли и мне на покой? Нет, не на тот, вечный, что я готов уготовить Кристине, а всего часиков этак на…дцать. Ведь я не спал уже больше полутора суток".
Я прислушался, как гремит на кухне посудой Рита, спеша приготовить нам ужин. Посмотрел на Кристину, которая, перехватив мой взгляд, расплылась в счастливой улыбке - этакий ангел… с когтями. И, плюнув на все: пусть дальше будет, как будет, - свернулся калачиком на узком диване.
И сразу заснул.
Наконец-то опять сном вольного человека.
ЭПИЛОГ
- Слышь, ты! Нерусь!
Бавауди опустил на бетонный пол тяжелый мешок, набитый сырыми опилками, и только тогда обернулся на грубый окрик, гулко разнесшийся по пустому цеху.
- Я, что ли?
- Ты, ты. Сюда иди. Быстро!
В широких воротах, в которые мог бы легко заехать лесовоз, широко раздвинув короткие ножки и заложив за спину руки, в позе эсэсовца застыл низкорослый, но злой, как собака, Валера Башка, получивший свое погоняло за непропорционально крупную голову, посаженную на длинную тонкую шею. Дешевая сявка, пацан не пацан, а нечто вроде личного адъютанта при одном из авторитетов - Вове Кассире, смотрящем за тем бараком, в котором когда-то чалился Бавауди, пока его по беспределу не перевели в петушатник.
Ханоев окинул взглядом просторное помещение цеха, которое только что покинула вечерняя смена, подумал, что уборки здесь еще не менее чем на час, и нехотя поплелся к Башке, стараясь хотя бы этой неспешностью выразить остатки своей независимости. Полгода назад он просто послал бы эту наглую обезьяну Валеру подальше, но теперь, низведенный в статус обиженного, не смеет ослушаться даже этой дешевки. Никогда он не рискнет ответить не только зарвавшемуся блатному, но и самому зачуханному доходяге из мужиков. Петушиный барак ломает буквально за несколько дней и самые сильные личности, превращая их в помойные тряпки, о которые может вытереть ноги любой. Хотя сильные личности в обиженку не попадают.
- Давай шевели ляжками! - проявил нетерпение Башка и, сунув в рот сигарету, достал из кармана клифта самодельную зажигалку. - За мной двигай! - Он развернулся и пошагал в направлении столярной мастерской. Бавауди, недоумевая, зачем мог кому-то понадобиться, поспешил следом.
"Если Валера, значит Кассир, - пытался построить он в голове логическую цепочку и вычислить причину такого неожиданного интереса к нему, - а если Кассир, значит, блатные. И, наконец, если в пересменок эти падлы вызывают меня в столярку, значит, либо затевают правило, либо решили отодрать меня в задницу. Хотя второе, навряд ли. Для этих забав у них есть кто помоложе, посимпатичнее. Тогда все-таки остается правило? Вот только не вижу причины для этого. Уже больше трех месяцев, как я прочно опустился на дно. Про меня должны были забыть…"
В столярке, как Ханоев и предполагал, его дожидался развалившийся в старом кресле Кассир. И трое мордоворотов, безмозглых и низколобых, которые, кроме крепких мышц и полного пренебрежения к человеческой жизни, могли похвастаться еще разве что знанием букв и четырех арифметических действий. Все трое прибыли по большой воде в Ижму неделю назад с последним этапом и, сразу уйдя в "отрицалово", накрепко прилипли к блатным, нуждавшимся в пополнении штата быков.
"Никак эти стажеры явились сюда сдавать экзамен? - Бавауди зафиксировал затравленным взглядом то, как Валера Башка тщательно запирает за собой дверь в мастерскую, и ощутил неприятный холодок внутри. От страшной мысли даже перехватило дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53