В это время в кабинете находились сам господин Авраменко и один из его телохранителей. Оба они были расстреляны на месте. Еще одному телохранителю удалось скрыться в Игровом зале. Но и он был расстрелян неизвестным в камуфляжной форме. К месту происшествия были стянуты силы ОМОНа, и в ходе завязавшейся перестрелки преступник был убит. При нем был найден медальон, принадлежавший бывшему бойцу московского спецназа Андрею Баширову. Как удалось выяснить, напавший на владельца казино Андрей Баширов действительно долгое время служил в спецназе, откуда уволился в тысяча девятьсот девяносто третьем году, после чего воевал добровольцем в Югославии. По данным, полученным на этот час, Баширов страдал серьезным психическим расстройством и долгое время лечился в одной из закрытых психиатрических клиник. Причины, побудившие бывшего спецназовца так жестоко расправиться с владельцем казино и его телохранителями, попытается выяснить следствие…»
Баширов, надо же. Я даже не знала, что его фамилия – Баширов.
Вот и все. Я даже не смотрела на картинку, мне достаточно было убаюкивающего голоса корреспондента. Вот и все, Анна. Ты отомщена. И ты, Эрик, отомщен. Теперь я найду кого-нибудь, кто отомстит за бывшего спецназовца Андрея Баширова. И эта цепочка смертей не прервется никогда.
Никогда.
Я больше не могла оставаться в квартире, теперь она казалась мне склепом. Выйти на воздух, чтобы не задохнуться в смрадном смертном запахе себя самой. Выйти на воздух, выйти на воздух…
Я почти бежала из квартиры, прихватив сотовый телефон Леща. Даже лежащие на столе деньги и билет в Вену не остановили меня. Сотовый я выбросила в ближайший мусорный контейнер и до самого вечера слонялась по московским улицам. Они казались мне пустыми, хотя и были запружены людьми. Я даже не помнила, как оказалась в этом маленьком магазине английской парфюмерии, может быть, я все еще искала свой собственный, безвозвратно утерянный запах, а может быть, меня привлекали все эти сдержанно-яркие, элегантные вещицы, созданные для других женщин.
А почему, собственно, для других?
Я вдруг почувствовала прилив сил и, протиснувшись к прилавку, запустила пальцы в тонкие бумажные палочки с наклеенными на них кусочками поролона. Первые три не произвели на меня никакого впечатления. Зато четвертая…
«Черт возьми, это же любимые духи Алены, – машинально подумала я. – Ну да, именно этими духами я ее соблазняла. "OUTRAGE», вот как они назывались. «ИЗНАСИЛОВАНИЕ». Алена предпочитала «НАДРУГАТЕЛЬСТВО».
Алена.
* * *
…Алена. Алена Гончарова, погибшая в болоте под Питером.
Я вспомнила. Я вспомнила все.
Волна воспоминаний о прошлой жизни накрыла меня с головой. Я помнила. Я все помнила. Сумерки, в которых пребывало мое сознание последние полгода, рассеялись, поток людей, которых я знала, и событий, в которых я участвовала, захлестнул меня, перехватил дыхание. Кажется, я даже на секунду потеряла сознание; опершись на прилавок, я медленно сползла вниз, потянув за собой запах духов «Изнасилование».
– Аккуратнее, девушка! – Недовольный голое продавщицы вернул мне ясность мысли и снова бросил в водоворот прошлого.
По моему лицу текли слезы, я перескакивала с имени на имя, жадно повторяя их про себя: белый ангел Иван, погибший во ВГИКе; белый ангел Нимотси, убитый в моей квартире в Бибиреве; Венька, ее мальчики, Фарик и Марик; Грек; Влас; Володя Туманов; художник Серьга, маленький марийский гений… Дан…
Дан. Дан Сикора. Он предал меня. Он предал, но дальше к концу списка, я не должна никого пропустить… Собаки на даче Кудрявцева – ротвейлеры, да, ротвейлеры, закрытые в комнате, Олег Марилов, ну конечно, как я могла забыть, как я могла не вспомнить долгое тело ласки или хорька, Костя же мне показывал…
Костя. Костя – моя нынешняя жизнь. В этой жизни меня зовут Анной.
Почему меня зовут Анной?
Ведь я же Ева.
Я сама выбрала это имя для себя. Это мое настоящее имя.
Мое настоящее имя. Мое поддельное, дважды обманутое лицо. Моя поддельная, дважды обманутая жизнь. Пластическая операция – я делала пластическую операцию… Но я не убивала Юлика Дамскера и его жену. Я даже никогда не слышала о них… В моей жизни был Иван, но никогда не было Эрика. Никогда не было Ильи Авраменко. Никаких документов из сейфа банкира, я Ева, я так мало похожа на алчную тварь. Я любила Дана Сикору, преступника, который предал меня… Олег убил его… Мы возвращались с дачи Кудрявцева. Именно возле Бронниц (ну конечно же, я была в Бронницах, как я могла забыть!) мы подобрали эту девочку, голосовавшую на обочине: короткая черная стрижка, умоляющее лицо, слишком красивое, чтобы оставаться на краю дороги… Она сказала, что она из общины по реабилитации наркоманов, что у нее украли деньги и документы. Что ей нужно в Москву. Она даже сказала, как ее зовут… Я вдруг испугалась, что не вспомню этого случайного имени, и почти тотчас же вспомнила его.
Елизавета.
Имя слишком громоздкое для такой миниатюрной девушки. Тогда я подумала именно так. А Олег все рассказывал мне о своем друге Косте Лапицком. Косте, рядом с которым все умирают. Его единственный друг Костя Лапицкий приносит в его жизнь ощущение опасности, Костя – это русская рулетка во плоти. Он так и сказал тогда, спасший меня от бесславного самоубийства Олег: «Русская рулетка во плоти…» Он улыбнулся, я помню эту искушающую судьбу улыбку, он повернулся ко мне, Еве, и тут машину потащило. Он не справился с управлением, и мы врезались в эстакаду. Последнее, что я помню, – отчаянный крик Елизаветы…
Я – Ева. Я никогда не была Анной. Я никогда не курила сигареты «Житан», только один раз, когда Иван привез мне их в подарок из Франции… Я никогда не пила можжевеловой водки. И слово «жиголо» никогда не значилось в моем лексиконе… Как меня смогли убедить в обратном? Как? Как?!.
Голова, казалось, сейчас взорвется. Но я отчаянно повторяла про себя все имена, я боялась хоть что-то пропустить… Теперь большинство этих имен никому не принадлежало, их обладатели были мертвы. Вокруг моей прошлой жизни только кладбище. Старое, полуразрушенное кладбище. А через почти обвалившуюся стену – новые могилы…
Руки мои похолодели, я снова оказалась близка к обмороку: в прошлой жизни я никого не хотела убивать, я просто защищалась. История с порносценариями, в которую я влипла, заставила меня изменить внешность и потянула за собой кровавый след смертей. Но я никого не хотела убивать, я только защищалась. А в этой, новой, жизни я сама вела людей в мышеловку убийства. Что же сотворили со мной, как меня могли превратить в бездушную машину, как я сама могла стать ею… И ничего не шевельнулось во мне, когда Лещ пускал себе пулю в сердце, когда убили Егора Самарина, когда изрешетили автоматными очередями тело Андрея, посланного мною на верную смерть…
Я упала на колени посреди улицы и подняла к равнодушному московскому небу заплаканное лицо:
– Анна! Ты слышишь! Я ненавижу тебя, Анна!.. Я ненавижу тебя!
Волосы лезли мне в глаза – не мои, ее волосы, тушь растекалась по щекам – не моя, ее тушь. Ее маска так приросла к моему собственному лицу, что я в отчаянии попыталась сорвать ее, я беспорядочно била себя кулаками по этой маске до тех пор, пока на губах не закипела кровь.
Чушь. Подлое вранье. Ты все равно оставалась собой, значит, ты во всем виновата. Ты, а не Анна.
Нет больше никакой Анны. Меня зовут Ева.
Ева.
«Ну, ты даешь, – всплыл из неизведанных глубин Иван. – Что ж сразу в панику впадать? Еще успеешь ужаснуться тому, что наваяла без нашего присмотра. А пока поздоровалась бы для приличия с лучшими своими корешами, вольными стрелками царствия небесного».
«Точно-точно, – поддержал Ивана Нимотси. – Успокойся, приди в себя. Мы тут о тебе часто вспоминаем, но не подумай чего дурного, в гости не зовем. Просто ждем терпеливо, вот и все. Вгиковское братство и московская водка, это тебе не пес поссал, скучаешь, поди, лишенка?"
Боже мой, такие далекие, такие родные голоса, как же я могла не вспомнить их, как же я могла не вспомнить свою собственную жизнь?..
* * *
…Я с трудом добралась до своей квартиры на Кропоткинской. Нет, это не моя квартира. Она принадлежит другой женщине, чью оболочку я носила… И с чьей оболочкой я расстанусь, чего бы мне это ни стоило. Даже жизни.
…В ванной из всех зеркал на меня смотрела Анна. Та женщина, с которой я привыкла ассоциировать себя все последние месяцы. Чтобы больше не видеть ее, я запустила тяжелыми туфлями в равнодушное стекло, и лицо Анны, исказившись в мелких осколках, перестало для меня существовать.
«Кардинально», – похвалил меня Иван.
«А теперь еще и амальгаму с каждого осколка зубами выгрызи. Для верности», – посоветовал Нимотси.
Проклятые светлые длинные волосы мешали мне. Волосы Анны. Я взяла ножницы и неровно и яростно обрезала их под корень. Ножницы были тупыми, они рвали клочья стильной прически беспощадно, я даже содрала себе кожу в нескольких местах, но все еще не могла остановиться.
«Браво! – снова похвалил меня Иван. – Шесть – ноль за артистизм. С техникой чуть похуже, но это дело наживное».
«Именно, – вылез с оценками Нимотси. – Следующим номером показательных выступлений будет освежевание тушки маленькой злодейки».
Слизывая языком кровь, стекающую по лицу с израненной головы, я разорвала в клочья билет на Вену и вместе с ним бумаги и проспекты. Точно так же я решила поступить и с деньгами, когда раздался требовательный звонок в дверь.
Так мог звонить только Костя Лапицкий.
Я открыла дверь, и он с порога ударил меня в лицо. Не удержавшись, я упала, восприняв этот удар как самую высшую, самую заслуженную награду.
– Ну что, сука, «Монте-Кассино» твоих рук дело? Лучшего агента нам загубила, сволочь! – Он ударил меня ногой по почкам. И снова я испытала облегчение. – Надрочила своего гниду-спецназовца, я знаю, как ты умеешь это делать…
– Нет, Костя. Боюсь, ты ошибаешься. Это не я надрочила Андрея. Это твоя отпетая сука Анна, которую ты так лелеял.
Только теперь он сообразил, что со мной происходит что-то неладное: вся голова была покрыта клочьями плохо выстриженных волос.
– Что это с тобой? – От неожиданности он даже опешил. – Готовишься к отдыху и решила выглядеть поэкзотичнее?
– Готовиться к отдыху тоже будет Анна, – я подняла с пола рваные клочки билета и проспектов. – Думаю, она уже в пути. К альпийским заоблачным высотам.
Лапицкий тяжело молчал, он даже забыл на время о своем лучшем агенте, владельце казино «Монте-Кассино». Нет, все-таки лучшим агентом была Анна Александрова, самая отчаянная, самая обаятельная дрянь.
Или стала, если бы не очнувшаяся от амнезии Ева. Я провела прием так четко, как проводила его на тренировках Игната. Не ожидавший этого Лапицкий рухнул на пол, и я мгновенно подмяла его под себя. Я готова была биться насмерть. Кто-то из нас не выйдет отсюда живым. Я знала это точно.
– Кстати, по поводу казино… Не хочешь сыграть в рулетку? Ты ведь и сам русская рулетка во плоти.
Я знала, куда бить и что сказать именно в этом случае, Анна не прошла для меня бесследно; лицо Лапицкого осенило мертвое крыло догадки. Он даже не попытался сопротивляться.
– Так называл меня только Олег… Ты… Ты все вспомнила?
– Себя во всяком случае.
– Таблетки… Ты принимала таблетки? – Он все еще не мог прийти в себя и совершал ошибку за ошибкой.
– Таблетки. Вот как, – все происходящее стало выстраиваться для меня в прочную логическую цепь. – Таблетки для стимуляции деятельности головного мозга и активизации центров памяти… Или они имеют прямо противоположное назначение?
Капитан закусил губу. Мной двигала ненависть, которая может убить, капитан понимал это, он сам учил меня ненавидеть. Так что наши силы примерно равны, ни у кого нет более предпочтительного шанса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Баширов, надо же. Я даже не знала, что его фамилия – Баширов.
Вот и все. Я даже не смотрела на картинку, мне достаточно было убаюкивающего голоса корреспондента. Вот и все, Анна. Ты отомщена. И ты, Эрик, отомщен. Теперь я найду кого-нибудь, кто отомстит за бывшего спецназовца Андрея Баширова. И эта цепочка смертей не прервется никогда.
Никогда.
Я больше не могла оставаться в квартире, теперь она казалась мне склепом. Выйти на воздух, чтобы не задохнуться в смрадном смертном запахе себя самой. Выйти на воздух, выйти на воздух…
Я почти бежала из квартиры, прихватив сотовый телефон Леща. Даже лежащие на столе деньги и билет в Вену не остановили меня. Сотовый я выбросила в ближайший мусорный контейнер и до самого вечера слонялась по московским улицам. Они казались мне пустыми, хотя и были запружены людьми. Я даже не помнила, как оказалась в этом маленьком магазине английской парфюмерии, может быть, я все еще искала свой собственный, безвозвратно утерянный запах, а может быть, меня привлекали все эти сдержанно-яркие, элегантные вещицы, созданные для других женщин.
А почему, собственно, для других?
Я вдруг почувствовала прилив сил и, протиснувшись к прилавку, запустила пальцы в тонкие бумажные палочки с наклеенными на них кусочками поролона. Первые три не произвели на меня никакого впечатления. Зато четвертая…
«Черт возьми, это же любимые духи Алены, – машинально подумала я. – Ну да, именно этими духами я ее соблазняла. "OUTRAGE», вот как они назывались. «ИЗНАСИЛОВАНИЕ». Алена предпочитала «НАДРУГАТЕЛЬСТВО».
Алена.
* * *
…Алена. Алена Гончарова, погибшая в болоте под Питером.
Я вспомнила. Я вспомнила все.
Волна воспоминаний о прошлой жизни накрыла меня с головой. Я помнила. Я все помнила. Сумерки, в которых пребывало мое сознание последние полгода, рассеялись, поток людей, которых я знала, и событий, в которых я участвовала, захлестнул меня, перехватил дыхание. Кажется, я даже на секунду потеряла сознание; опершись на прилавок, я медленно сползла вниз, потянув за собой запах духов «Изнасилование».
– Аккуратнее, девушка! – Недовольный голое продавщицы вернул мне ясность мысли и снова бросил в водоворот прошлого.
По моему лицу текли слезы, я перескакивала с имени на имя, жадно повторяя их про себя: белый ангел Иван, погибший во ВГИКе; белый ангел Нимотси, убитый в моей квартире в Бибиреве; Венька, ее мальчики, Фарик и Марик; Грек; Влас; Володя Туманов; художник Серьга, маленький марийский гений… Дан…
Дан. Дан Сикора. Он предал меня. Он предал, но дальше к концу списка, я не должна никого пропустить… Собаки на даче Кудрявцева – ротвейлеры, да, ротвейлеры, закрытые в комнате, Олег Марилов, ну конечно, как я могла забыть, как я могла не вспомнить долгое тело ласки или хорька, Костя же мне показывал…
Костя. Костя – моя нынешняя жизнь. В этой жизни меня зовут Анной.
Почему меня зовут Анной?
Ведь я же Ева.
Я сама выбрала это имя для себя. Это мое настоящее имя.
Мое настоящее имя. Мое поддельное, дважды обманутое лицо. Моя поддельная, дважды обманутая жизнь. Пластическая операция – я делала пластическую операцию… Но я не убивала Юлика Дамскера и его жену. Я даже никогда не слышала о них… В моей жизни был Иван, но никогда не было Эрика. Никогда не было Ильи Авраменко. Никаких документов из сейфа банкира, я Ева, я так мало похожа на алчную тварь. Я любила Дана Сикору, преступника, который предал меня… Олег убил его… Мы возвращались с дачи Кудрявцева. Именно возле Бронниц (ну конечно же, я была в Бронницах, как я могла забыть!) мы подобрали эту девочку, голосовавшую на обочине: короткая черная стрижка, умоляющее лицо, слишком красивое, чтобы оставаться на краю дороги… Она сказала, что она из общины по реабилитации наркоманов, что у нее украли деньги и документы. Что ей нужно в Москву. Она даже сказала, как ее зовут… Я вдруг испугалась, что не вспомню этого случайного имени, и почти тотчас же вспомнила его.
Елизавета.
Имя слишком громоздкое для такой миниатюрной девушки. Тогда я подумала именно так. А Олег все рассказывал мне о своем друге Косте Лапицком. Косте, рядом с которым все умирают. Его единственный друг Костя Лапицкий приносит в его жизнь ощущение опасности, Костя – это русская рулетка во плоти. Он так и сказал тогда, спасший меня от бесславного самоубийства Олег: «Русская рулетка во плоти…» Он улыбнулся, я помню эту искушающую судьбу улыбку, он повернулся ко мне, Еве, и тут машину потащило. Он не справился с управлением, и мы врезались в эстакаду. Последнее, что я помню, – отчаянный крик Елизаветы…
Я – Ева. Я никогда не была Анной. Я никогда не курила сигареты «Житан», только один раз, когда Иван привез мне их в подарок из Франции… Я никогда не пила можжевеловой водки. И слово «жиголо» никогда не значилось в моем лексиконе… Как меня смогли убедить в обратном? Как? Как?!.
Голова, казалось, сейчас взорвется. Но я отчаянно повторяла про себя все имена, я боялась хоть что-то пропустить… Теперь большинство этих имен никому не принадлежало, их обладатели были мертвы. Вокруг моей прошлой жизни только кладбище. Старое, полуразрушенное кладбище. А через почти обвалившуюся стену – новые могилы…
Руки мои похолодели, я снова оказалась близка к обмороку: в прошлой жизни я никого не хотела убивать, я просто защищалась. История с порносценариями, в которую я влипла, заставила меня изменить внешность и потянула за собой кровавый след смертей. Но я никого не хотела убивать, я только защищалась. А в этой, новой, жизни я сама вела людей в мышеловку убийства. Что же сотворили со мной, как меня могли превратить в бездушную машину, как я сама могла стать ею… И ничего не шевельнулось во мне, когда Лещ пускал себе пулю в сердце, когда убили Егора Самарина, когда изрешетили автоматными очередями тело Андрея, посланного мною на верную смерть…
Я упала на колени посреди улицы и подняла к равнодушному московскому небу заплаканное лицо:
– Анна! Ты слышишь! Я ненавижу тебя, Анна!.. Я ненавижу тебя!
Волосы лезли мне в глаза – не мои, ее волосы, тушь растекалась по щекам – не моя, ее тушь. Ее маска так приросла к моему собственному лицу, что я в отчаянии попыталась сорвать ее, я беспорядочно била себя кулаками по этой маске до тех пор, пока на губах не закипела кровь.
Чушь. Подлое вранье. Ты все равно оставалась собой, значит, ты во всем виновата. Ты, а не Анна.
Нет больше никакой Анны. Меня зовут Ева.
Ева.
«Ну, ты даешь, – всплыл из неизведанных глубин Иван. – Что ж сразу в панику впадать? Еще успеешь ужаснуться тому, что наваяла без нашего присмотра. А пока поздоровалась бы для приличия с лучшими своими корешами, вольными стрелками царствия небесного».
«Точно-точно, – поддержал Ивана Нимотси. – Успокойся, приди в себя. Мы тут о тебе часто вспоминаем, но не подумай чего дурного, в гости не зовем. Просто ждем терпеливо, вот и все. Вгиковское братство и московская водка, это тебе не пес поссал, скучаешь, поди, лишенка?"
Боже мой, такие далекие, такие родные голоса, как же я могла не вспомнить их, как же я могла не вспомнить свою собственную жизнь?..
* * *
…Я с трудом добралась до своей квартиры на Кропоткинской. Нет, это не моя квартира. Она принадлежит другой женщине, чью оболочку я носила… И с чьей оболочкой я расстанусь, чего бы мне это ни стоило. Даже жизни.
…В ванной из всех зеркал на меня смотрела Анна. Та женщина, с которой я привыкла ассоциировать себя все последние месяцы. Чтобы больше не видеть ее, я запустила тяжелыми туфлями в равнодушное стекло, и лицо Анны, исказившись в мелких осколках, перестало для меня существовать.
«Кардинально», – похвалил меня Иван.
«А теперь еще и амальгаму с каждого осколка зубами выгрызи. Для верности», – посоветовал Нимотси.
Проклятые светлые длинные волосы мешали мне. Волосы Анны. Я взяла ножницы и неровно и яростно обрезала их под корень. Ножницы были тупыми, они рвали клочья стильной прически беспощадно, я даже содрала себе кожу в нескольких местах, но все еще не могла остановиться.
«Браво! – снова похвалил меня Иван. – Шесть – ноль за артистизм. С техникой чуть похуже, но это дело наживное».
«Именно, – вылез с оценками Нимотси. – Следующим номером показательных выступлений будет освежевание тушки маленькой злодейки».
Слизывая языком кровь, стекающую по лицу с израненной головы, я разорвала в клочья билет на Вену и вместе с ним бумаги и проспекты. Точно так же я решила поступить и с деньгами, когда раздался требовательный звонок в дверь.
Так мог звонить только Костя Лапицкий.
Я открыла дверь, и он с порога ударил меня в лицо. Не удержавшись, я упала, восприняв этот удар как самую высшую, самую заслуженную награду.
– Ну что, сука, «Монте-Кассино» твоих рук дело? Лучшего агента нам загубила, сволочь! – Он ударил меня ногой по почкам. И снова я испытала облегчение. – Надрочила своего гниду-спецназовца, я знаю, как ты умеешь это делать…
– Нет, Костя. Боюсь, ты ошибаешься. Это не я надрочила Андрея. Это твоя отпетая сука Анна, которую ты так лелеял.
Только теперь он сообразил, что со мной происходит что-то неладное: вся голова была покрыта клочьями плохо выстриженных волос.
– Что это с тобой? – От неожиданности он даже опешил. – Готовишься к отдыху и решила выглядеть поэкзотичнее?
– Готовиться к отдыху тоже будет Анна, – я подняла с пола рваные клочки билета и проспектов. – Думаю, она уже в пути. К альпийским заоблачным высотам.
Лапицкий тяжело молчал, он даже забыл на время о своем лучшем агенте, владельце казино «Монте-Кассино». Нет, все-таки лучшим агентом была Анна Александрова, самая отчаянная, самая обаятельная дрянь.
Или стала, если бы не очнувшаяся от амнезии Ева. Я провела прием так четко, как проводила его на тренировках Игната. Не ожидавший этого Лапицкий рухнул на пол, и я мгновенно подмяла его под себя. Я готова была биться насмерть. Кто-то из нас не выйдет отсюда живым. Я знала это точно.
– Кстати, по поводу казино… Не хочешь сыграть в рулетку? Ты ведь и сам русская рулетка во плоти.
Я знала, куда бить и что сказать именно в этом случае, Анна не прошла для меня бесследно; лицо Лапицкого осенило мертвое крыло догадки. Он даже не попытался сопротивляться.
– Так называл меня только Олег… Ты… Ты все вспомнила?
– Себя во всяком случае.
– Таблетки… Ты принимала таблетки? – Он все еще не мог прийти в себя и совершал ошибку за ошибкой.
– Таблетки. Вот как, – все происходящее стало выстраиваться для меня в прочную логическую цепь. – Таблетки для стимуляции деятельности головного мозга и активизации центров памяти… Или они имеют прямо противоположное назначение?
Капитан закусил губу. Мной двигала ненависть, которая может убить, капитан понимал это, он сам учил меня ненавидеть. Так что наши силы примерно равны, ни у кого нет более предпочтительного шанса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66