Если он хотел сбежать, то это время настало, но его жена и сын находились в Москве. В школах только что начался учебный год.
Ему надо было что-то передать, и он хотел сказать это лично своему другу. Срочно. В отличие от Туркина Монк знал об исчезновении «Делфи», «Ориона» и «Пегаса». И пока тянулись эти дни, Монк чувствовал себя больным от беспокойства.
Когда уехали все гости, кроме одного, копии всех документов, за исключением экземпляров, принадлежащих лично сэру Найджелу, сожгли под строгим наблюдением, пока не остался только пепел, разносимый ветром.
Ирвин улетел вместе с Натансоном, признательный последнему за полет на его «Граммане» до Вашингтона. По непрослушиваемой системе телефонной связи он с самолета позвонил в O.K. – округ Колумбия и договорился со старым другом позавтракать вместе, после чего удобно устроился в глубоком кожаном кресле напротив хозяина ранчо.
– Знаю, мы не должны задавать больше вопросов, – произнес Сол Натансон, разливая по бокалам превосходное «Шардоннэ». – Но можно задать личный вопрос?
– Дорогой мой, конечно. Хотя не могу гарантировать, что отвечу на него.
– Я все равно спрошу. Вы приехали в Вайоминг с надеждой, что совет санкционирует какое-то действие, не так ли?
– Да, полагаю, что да. Но я думал, что вы все сказали лучше, чем я сам мог бы это сказать.
– Мы все были в шоке. Искренне. Но за столом сидели семь евреев. Почему «i» вы «/i»?
Найджел Ирвин смотрел на проплывавшие внизу облака. Где-то под ними раскинулись огромные поля пшеницы, и там еще шла уборка. Столько пищи! Перед его мысленным взором возникла другая картина из далекого времени: британские томми не в силах сдержать рвоту; водители бульдозеров в масках, защищающих от зловония, сталкивают горы трупов в зияющие рвы; живые скелеты, протягивающие руки с вонючих нар, молча просящие пищи.
– Право, не знаю. Прошел через это однажды. Не хочу увидеть такое снова. Старомоден, полагаю.
Натансон рассмеялся.
– Старомоден? О'кей, я выпью за это. Вы собираетесь сами поехать в Россию?
– О, не вижу, как можно этого избежать.
– Только берегите себя, друг мой.
– Сол, в нашей службе часто можно было услышать поговорку: есть старые агенты и есть смелые агенты, но нет старых смелых агентов. Я буду осторожен.
Ирвин остановился в Джорджтауне, и поэтому его друг предложил встретиться в небольшом ресторанчике во французском стиле, который назывался «Ля Шомье», всего в сотне ярдов от отеля «Четыре времени года».
Ирвин пришел первым, нашел неподалеку скамью и сел в ожидании друга – старый человек с серебряной сединой, вокруг которого носились лихие молодые роллеры.
Шеф СИС долгое время чаще занимался практической работой, чем директор ЦРУ, и когда ему приходилось бывать в Лэнгли, он находил больше общего со своими коллегами – профессионалами разведки и заместителем директора по оперативной работе. Их связывали простые человеческие отношения, что не всегда оказывалось возможным с политическим ставленником Белого дома.
Подъехало такси, из которого вылез белоголовый американец такого же, как и он, возраста и заплатил шоферу. Ирвин перешел улицу и похлопал его по плечу.
– Давно не виделись. Как живешь, Кэри?
По лицу Кэри Джордана расплылась улыбка.
– Найджел, какого черта ты тут делаешь? И зачем этот ленч?
– Ты недоволен?
– Ну что ты! Приятно тебя видеть.
– Тогда я все расскажу тебе в ресторане.
Они пришли довольно рано, и ресторан еще не был заполнен людьми, приходящими в обеденный перерыв. Официант осведомился, какой они предпочитают столик – для курящих или некурящих. Для курящих, сказал Джордан. Ирвин удивленно поднял бровь: ни один из них не курил.
Но Джордан знал, что делал. Их провели в отдельный кабинет в глубине зала, где их разговор никто не мог услышать.
Официант принес меню и прейскурант вин. Оба выбрали закуски и мясное блюдо. Ирвин, взглянув на вина Бордо, выбрал превосходное «Бейшевель». Официант просиял: вино было не из дешевых и довольно долго считалось фирменным в этом ресторане. Через несколько минутой вернулся, показал этикетку, получил знак одобрения, откупорил и разлил.
– Итак, – сказал Кэри Джордан, когда они остались одни, – что привело тебя в эти места? Ностальгия?
– Не совсем. Полагаю, что проблема.
– Что-нибудь связанное с теми сильными мира сего, с которыми ты беседовал в Вайоминге?
– Ах, Кэри, дорогой Кэри, им вообще никогда не следовало увольнять тебя.
– Знаю. Что за проблема?
– В России происходит что-то серьезное и Очень скверное.
– А что еще нового?
– Этоновое. И хуже. чем обычно. Официальные органы наших стран получили предупреждение – держаться подальше.
– Почему?
– Официальная застенчивость, полагаю.
Джордан фыркнул:
– Ну так что еще нового?
– В любом случае… на прошлой неделе создалось мнение, что, возможно, кто-то должен поехать и посмотреть.
– Кто-то? Вопреки предупреждению?
– Таково общее мнение.
– Так почему ты обращаешься ко мне? Я в этом не участвую. Все последние двенадцать лет.
– Ты все еще разговариваешь с Лэнгли?
– Никто больше не разговаривает с Лэнгли.
– Именно поэтому я обращаюсь к тебе, Кэри. Дело в том, что мне нужен человек, который может поехать в Россию, не привлекая внимания.
– Нелегально?
– Боюсь, что так.
– Против ФСБ?
Когда Горбачев, накануне своего смещения, расформировал КГБ, Первое главное управление переименовали в Службу внешней разведки (СВР), но оно по-прежнему работало в Ясенево. Второе главное управление, обеспечивающее внутреннюю безопасность, получило название Федеральная служба безопасности (ФСБ).
– Возможно, против еще более опасного врага…
Кэри Джордан, пережевывая рыбу, задумался, затем покачал головой:
– Нет, он не поедет. Больше никогда.
– Кто, скажи, пожалуйста? Кто не поедет?
– Парень, о котором я думал. Тоже за бортом, как и я. Но не так стар. Он был хорош! Железные нервы, ловкость, не похож на других, создан для этой работы. Уволен пять лет назад.
– Он еще жив?
– Насколько я знаю, да. Послушай, а вино хорошее. Не часто я пью такое.
Ирвин отпил из своего бокала.
– А как его звали, этого парня, который не поедет?
– Монк. Джейсон Монк. Говорит по-русски, словно это его родной язык. Лучший вербовщик агентов, какого я когда-либо встречал.
– Ладно, хотя он и не поедет, все равно расскажи мне о Джейсоне Монке.
И старый бывший заместитель директора ЦРУ по оперативной работе рассказал.
Восточный Берлин, сентябрь 1990 года
В этот теплый осенний вечер на террасе кафе было многолюдно. Полковник Туркин в легком костюме немецкого покроя и из немецкой ткани не привлек к себе внимания, когда сел за маленький столик у прохода, как только его освободила пара влюбленных подростков.
После того как официант убрал со стола, полковник заказал кофе, развернул газету и углубился в чтение.
Именно потому, что он работал в контрразведке с ее неизбежными слежками, его считали экспертом по уходу от «хвоста». Наблюдатели из КГБ держались на расстоянии. Но они там были: мужчина и женщина, сидевшие на скамье напротив, на площади Оперы, молодые, беззаботные, оба в наушниках как от портативного плейера.
Они могли в любой момент связаться с двумя машинами, стоявшими за углом, передавать свои наблюдения и получать инструкции. В машинах сидела группа захвата, ибо ордер на арест наконец был подписан.
Два факта склонили весы не в пользу Туркина. В своем описании Эймс указал, что «Лайсандер» завербован за пределами СССР и говорит по-испански. Этот факт указывал группе расследования на всю Латинскую Америку плюс Испанию. Альтернативный подозреваемый, как недавно выяснилось, получил свое первое назначение в Южную Америку, в Эквадор, пять лет назад. А Эймс говорил, что вербовка «Лайсандера» состоялась шесть лет назад.
Второе и заключительное доказательство возникло из блестящей идеи проверить все телефонные записи, сделанные в штабе КГБ в Восточном Берлине в ночь неудачного налета на квартиру, служившую почтовым ящиком ЦРУ, в ту ночь, когда жилец этой квартиры покинул ее за час до рейда.
Записи показали, что звонили из автомата в холле по номеру телефона указанной квартиры. Другой подозреваемый в ту ночь находился в Потсдаме, а группой неудавшегося налета руководил полковник Туркин. Арест мог бы быть произведен раньше, но ожидали прибытия из Москвы очень важного начальника. Он настаивал на своем присутствии при аресте и хотел лично препроводить подозреваемого в СССР.
Совершенно неожиданно подозреваемый вышел из столовой, и наблюдателям ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Чистильщик обуви из испанского Марокко шаркающей походкой шел по тротуару вдоль кафе, жестом спрашивая у сидящих в крайнем ряду, не желают ли они почистить свою обувь. Ему отвечали, отрицательно качая головой. Жители Восточного Берлина не привыкли видеть бродячих чистильщиков в своих кафе, а большинство сидящих среди них жителей Западного Берлина считали, что в их богатом городе развелось слишком много иммигрантов из стран третьего мира.
Наконец кто-то кивнул чистильщику, тот быстро достал маленький стульчик, присел перед клиентом, ловкими движениями накладывая на ботинки черный крем. Официант направился к ним. чтобы отогнать чистильщика.
– Раз уж он начал, пусть и закончит, – сказал посетитель по-немецки с легким акцентом. Официант пожал плечами и отошел.
– Много времени прошло, Коля, – пробормотал чистильщик по-испански. – Как живешь?
Русский наклонился, чтобы показать, где надо еще почистить.
– Не очень хорошо. Думаю, возникли проблемы.
– Расскажи.
– Два месяца назад мне пришлось руководить налетом на квартиру, раскрытую как почтовый ящик ЦРУ. Мне удалось сделать один звонок; у человека было время скрыться. Но как они узнали? Кого-то арестовали и он заговорил?
– Возможно. Почему ты так думаешь?
– Есть еще кое-что, и гораздо хуже. Две недели назад, как раз перед тем, как я отправил открытку, из Москвы приехал офицер. Я знаю, что он работает в аналитическом отделе. Его жена родом из Восточной Германии, они приезжали в гости. Собрались на вечеринку, он напился. Хвастался, что в Москве произведены аресты. Кого-то в Министерстве обороны, кого-то в Министерстве иностранных дел. – На Монка эта новость подействовала как удар в лицо тем самым ботинком, на который он наводил окончательный глянец. – Один из гостей за столом сказал что-то вроде: «У вас, должно быть, есть хороший информатор во вражеском лагере». Тот постучал по кончику носа и подмигнул.
– Тебе надо уходить, Коля. Сейчас, сегодня вечером. Уходи.
– Я не могу оставить Людмилу и Юрия. Они в Москве.
– Вызови их сюда, дружище. Под любым предлогом. Эта территория останется советской еще в течение десяти дней. Потом она будет западногерманской. Тогда они не смогут сюда приехать.
– Ты прав. Через десять дней мы уйдем, всей семьей. Ты позаботишься о нас?
– Я лично займусь этим. Не откладывай.
Туркин протянул чистильщику пачку восточных марок, которые через десять дней можно будет обменять на дорогие немецкие марки. Чистильщик, кивнув в знак благодарности. поднялся и, забрав свои инструменты, поплелся дальше.
Двое наблюдателей напротив кафе услышали в наушниках голос: «Все, закончили. Арестовываем. Пошли, пошли, пошли».
Две серые чешские «татры» выехали из-за угла на площадь Оперы и остановились у края тротуара рядом с кафе. Из первой выскочили три человека и, оттолкнув двух прохожих, бросились в проход между столиками и схватили одного из посетителей, сидевшего с краю. Выпрыгнувшие из второй машины еще двое распахнули заднюю дверцу и стояли наготове.
Несколько посетителей испуганно закричали, увидев, как человека схватили и швырнули на заднее сиденье автомобиля. Дверь захлопнулась, и «татра», заскрежетав шинами, с ревом умчалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Ему надо было что-то передать, и он хотел сказать это лично своему другу. Срочно. В отличие от Туркина Монк знал об исчезновении «Делфи», «Ориона» и «Пегаса». И пока тянулись эти дни, Монк чувствовал себя больным от беспокойства.
Когда уехали все гости, кроме одного, копии всех документов, за исключением экземпляров, принадлежащих лично сэру Найджелу, сожгли под строгим наблюдением, пока не остался только пепел, разносимый ветром.
Ирвин улетел вместе с Натансоном, признательный последнему за полет на его «Граммане» до Вашингтона. По непрослушиваемой системе телефонной связи он с самолета позвонил в O.K. – округ Колумбия и договорился со старым другом позавтракать вместе, после чего удобно устроился в глубоком кожаном кресле напротив хозяина ранчо.
– Знаю, мы не должны задавать больше вопросов, – произнес Сол Натансон, разливая по бокалам превосходное «Шардоннэ». – Но можно задать личный вопрос?
– Дорогой мой, конечно. Хотя не могу гарантировать, что отвечу на него.
– Я все равно спрошу. Вы приехали в Вайоминг с надеждой, что совет санкционирует какое-то действие, не так ли?
– Да, полагаю, что да. Но я думал, что вы все сказали лучше, чем я сам мог бы это сказать.
– Мы все были в шоке. Искренне. Но за столом сидели семь евреев. Почему «i» вы «/i»?
Найджел Ирвин смотрел на проплывавшие внизу облака. Где-то под ними раскинулись огромные поля пшеницы, и там еще шла уборка. Столько пищи! Перед его мысленным взором возникла другая картина из далекого времени: британские томми не в силах сдержать рвоту; водители бульдозеров в масках, защищающих от зловония, сталкивают горы трупов в зияющие рвы; живые скелеты, протягивающие руки с вонючих нар, молча просящие пищи.
– Право, не знаю. Прошел через это однажды. Не хочу увидеть такое снова. Старомоден, полагаю.
Натансон рассмеялся.
– Старомоден? О'кей, я выпью за это. Вы собираетесь сами поехать в Россию?
– О, не вижу, как можно этого избежать.
– Только берегите себя, друг мой.
– Сол, в нашей службе часто можно было услышать поговорку: есть старые агенты и есть смелые агенты, но нет старых смелых агентов. Я буду осторожен.
Ирвин остановился в Джорджтауне, и поэтому его друг предложил встретиться в небольшом ресторанчике во французском стиле, который назывался «Ля Шомье», всего в сотне ярдов от отеля «Четыре времени года».
Ирвин пришел первым, нашел неподалеку скамью и сел в ожидании друга – старый человек с серебряной сединой, вокруг которого носились лихие молодые роллеры.
Шеф СИС долгое время чаще занимался практической работой, чем директор ЦРУ, и когда ему приходилось бывать в Лэнгли, он находил больше общего со своими коллегами – профессионалами разведки и заместителем директора по оперативной работе. Их связывали простые человеческие отношения, что не всегда оказывалось возможным с политическим ставленником Белого дома.
Подъехало такси, из которого вылез белоголовый американец такого же, как и он, возраста и заплатил шоферу. Ирвин перешел улицу и похлопал его по плечу.
– Давно не виделись. Как живешь, Кэри?
По лицу Кэри Джордана расплылась улыбка.
– Найджел, какого черта ты тут делаешь? И зачем этот ленч?
– Ты недоволен?
– Ну что ты! Приятно тебя видеть.
– Тогда я все расскажу тебе в ресторане.
Они пришли довольно рано, и ресторан еще не был заполнен людьми, приходящими в обеденный перерыв. Официант осведомился, какой они предпочитают столик – для курящих или некурящих. Для курящих, сказал Джордан. Ирвин удивленно поднял бровь: ни один из них не курил.
Но Джордан знал, что делал. Их провели в отдельный кабинет в глубине зала, где их разговор никто не мог услышать.
Официант принес меню и прейскурант вин. Оба выбрали закуски и мясное блюдо. Ирвин, взглянув на вина Бордо, выбрал превосходное «Бейшевель». Официант просиял: вино было не из дешевых и довольно долго считалось фирменным в этом ресторане. Через несколько минутой вернулся, показал этикетку, получил знак одобрения, откупорил и разлил.
– Итак, – сказал Кэри Джордан, когда они остались одни, – что привело тебя в эти места? Ностальгия?
– Не совсем. Полагаю, что проблема.
– Что-нибудь связанное с теми сильными мира сего, с которыми ты беседовал в Вайоминге?
– Ах, Кэри, дорогой Кэри, им вообще никогда не следовало увольнять тебя.
– Знаю. Что за проблема?
– В России происходит что-то серьезное и Очень скверное.
– А что еще нового?
– Этоновое. И хуже. чем обычно. Официальные органы наших стран получили предупреждение – держаться подальше.
– Почему?
– Официальная застенчивость, полагаю.
Джордан фыркнул:
– Ну так что еще нового?
– В любом случае… на прошлой неделе создалось мнение, что, возможно, кто-то должен поехать и посмотреть.
– Кто-то? Вопреки предупреждению?
– Таково общее мнение.
– Так почему ты обращаешься ко мне? Я в этом не участвую. Все последние двенадцать лет.
– Ты все еще разговариваешь с Лэнгли?
– Никто больше не разговаривает с Лэнгли.
– Именно поэтому я обращаюсь к тебе, Кэри. Дело в том, что мне нужен человек, который может поехать в Россию, не привлекая внимания.
– Нелегально?
– Боюсь, что так.
– Против ФСБ?
Когда Горбачев, накануне своего смещения, расформировал КГБ, Первое главное управление переименовали в Службу внешней разведки (СВР), но оно по-прежнему работало в Ясенево. Второе главное управление, обеспечивающее внутреннюю безопасность, получило название Федеральная служба безопасности (ФСБ).
– Возможно, против еще более опасного врага…
Кэри Джордан, пережевывая рыбу, задумался, затем покачал головой:
– Нет, он не поедет. Больше никогда.
– Кто, скажи, пожалуйста? Кто не поедет?
– Парень, о котором я думал. Тоже за бортом, как и я. Но не так стар. Он был хорош! Железные нервы, ловкость, не похож на других, создан для этой работы. Уволен пять лет назад.
– Он еще жив?
– Насколько я знаю, да. Послушай, а вино хорошее. Не часто я пью такое.
Ирвин отпил из своего бокала.
– А как его звали, этого парня, который не поедет?
– Монк. Джейсон Монк. Говорит по-русски, словно это его родной язык. Лучший вербовщик агентов, какого я когда-либо встречал.
– Ладно, хотя он и не поедет, все равно расскажи мне о Джейсоне Монке.
И старый бывший заместитель директора ЦРУ по оперативной работе рассказал.
Восточный Берлин, сентябрь 1990 года
В этот теплый осенний вечер на террасе кафе было многолюдно. Полковник Туркин в легком костюме немецкого покроя и из немецкой ткани не привлек к себе внимания, когда сел за маленький столик у прохода, как только его освободила пара влюбленных подростков.
После того как официант убрал со стола, полковник заказал кофе, развернул газету и углубился в чтение.
Именно потому, что он работал в контрразведке с ее неизбежными слежками, его считали экспертом по уходу от «хвоста». Наблюдатели из КГБ держались на расстоянии. Но они там были: мужчина и женщина, сидевшие на скамье напротив, на площади Оперы, молодые, беззаботные, оба в наушниках как от портативного плейера.
Они могли в любой момент связаться с двумя машинами, стоявшими за углом, передавать свои наблюдения и получать инструкции. В машинах сидела группа захвата, ибо ордер на арест наконец был подписан.
Два факта склонили весы не в пользу Туркина. В своем описании Эймс указал, что «Лайсандер» завербован за пределами СССР и говорит по-испански. Этот факт указывал группе расследования на всю Латинскую Америку плюс Испанию. Альтернативный подозреваемый, как недавно выяснилось, получил свое первое назначение в Южную Америку, в Эквадор, пять лет назад. А Эймс говорил, что вербовка «Лайсандера» состоялась шесть лет назад.
Второе и заключительное доказательство возникло из блестящей идеи проверить все телефонные записи, сделанные в штабе КГБ в Восточном Берлине в ночь неудачного налета на квартиру, служившую почтовым ящиком ЦРУ, в ту ночь, когда жилец этой квартиры покинул ее за час до рейда.
Записи показали, что звонили из автомата в холле по номеру телефона указанной квартиры. Другой подозреваемый в ту ночь находился в Потсдаме, а группой неудавшегося налета руководил полковник Туркин. Арест мог бы быть произведен раньше, но ожидали прибытия из Москвы очень важного начальника. Он настаивал на своем присутствии при аресте и хотел лично препроводить подозреваемого в СССР.
Совершенно неожиданно подозреваемый вышел из столовой, и наблюдателям ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Чистильщик обуви из испанского Марокко шаркающей походкой шел по тротуару вдоль кафе, жестом спрашивая у сидящих в крайнем ряду, не желают ли они почистить свою обувь. Ему отвечали, отрицательно качая головой. Жители Восточного Берлина не привыкли видеть бродячих чистильщиков в своих кафе, а большинство сидящих среди них жителей Западного Берлина считали, что в их богатом городе развелось слишком много иммигрантов из стран третьего мира.
Наконец кто-то кивнул чистильщику, тот быстро достал маленький стульчик, присел перед клиентом, ловкими движениями накладывая на ботинки черный крем. Официант направился к ним. чтобы отогнать чистильщика.
– Раз уж он начал, пусть и закончит, – сказал посетитель по-немецки с легким акцентом. Официант пожал плечами и отошел.
– Много времени прошло, Коля, – пробормотал чистильщик по-испански. – Как живешь?
Русский наклонился, чтобы показать, где надо еще почистить.
– Не очень хорошо. Думаю, возникли проблемы.
– Расскажи.
– Два месяца назад мне пришлось руководить налетом на квартиру, раскрытую как почтовый ящик ЦРУ. Мне удалось сделать один звонок; у человека было время скрыться. Но как они узнали? Кого-то арестовали и он заговорил?
– Возможно. Почему ты так думаешь?
– Есть еще кое-что, и гораздо хуже. Две недели назад, как раз перед тем, как я отправил открытку, из Москвы приехал офицер. Я знаю, что он работает в аналитическом отделе. Его жена родом из Восточной Германии, они приезжали в гости. Собрались на вечеринку, он напился. Хвастался, что в Москве произведены аресты. Кого-то в Министерстве обороны, кого-то в Министерстве иностранных дел. – На Монка эта новость подействовала как удар в лицо тем самым ботинком, на который он наводил окончательный глянец. – Один из гостей за столом сказал что-то вроде: «У вас, должно быть, есть хороший информатор во вражеском лагере». Тот постучал по кончику носа и подмигнул.
– Тебе надо уходить, Коля. Сейчас, сегодня вечером. Уходи.
– Я не могу оставить Людмилу и Юрия. Они в Москве.
– Вызови их сюда, дружище. Под любым предлогом. Эта территория останется советской еще в течение десяти дней. Потом она будет западногерманской. Тогда они не смогут сюда приехать.
– Ты прав. Через десять дней мы уйдем, всей семьей. Ты позаботишься о нас?
– Я лично займусь этим. Не откладывай.
Туркин протянул чистильщику пачку восточных марок, которые через десять дней можно будет обменять на дорогие немецкие марки. Чистильщик, кивнув в знак благодарности. поднялся и, забрав свои инструменты, поплелся дальше.
Двое наблюдателей напротив кафе услышали в наушниках голос: «Все, закончили. Арестовываем. Пошли, пошли, пошли».
Две серые чешские «татры» выехали из-за угла на площадь Оперы и остановились у края тротуара рядом с кафе. Из первой выскочили три человека и, оттолкнув двух прохожих, бросились в проход между столиками и схватили одного из посетителей, сидевшего с краю. Выпрыгнувшие из второй машины еще двое распахнули заднюю дверцу и стояли наготове.
Несколько посетителей испуганно закричали, увидев, как человека схватили и швырнули на заднее сиденье автомобиля. Дверь захлопнулась, и «татра», заскрежетав шинами, с ревом умчалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80