Но кому мог помешать старый генерал, да еще трижды Герой в придачу, или Патриарх Московский и Всея Руси?
Передовые статьи газет в тысячный раз писали об астрономически высоком уровне преступности в стране, а две из них буквально призывали исполняющего обязанности президента Маркова нарушить закон и приказать провести решающие выборы через двадцать четыре часа.
Второй день своих анонимных звонков Монк начал ближе к полудню, когда журналисты, уставшие от трудов предыдущего дня, начали собираться в редакциях.
Бумажные шарики за обеими щеками изменяли его голос в достаточной степени, чтобы по нему могли узнать человека, звонившего накануне. Каждому, чья подпись стояла под главными статьями в семи утренних и вечерних газетах и кто писал о четырех покушениях, Монк передал одно и то же, начав с Памфилова в «Правде» и Репина в «Известиях».
– Вы меня не знаете, и я не могу назвать себя. Это может стоить мне жизни. Но, как русский русского, я прошу вас поверить мне. Я занимаю очень высокий офицерский пост в «черной гвардии». Но я еще и верующий христианин. В течение многих месяцев я испытываю страдания оттого, что все больше и больше антихристианских и антирелигиозных высказываний слышу в самом центре СПС, главным образом от Комарова и Гришина. За их выступлениями перед людьми скрывается ненависть к Церкви и демократии, стремление создать однопартийное государство и установить нацистское правление. Но с меня хватит. Я должен высказаться. Это полковник Гришин приговорил старого генерала к смерти за то, что «дядя Коля» разглядел, что скрывается под маской, и разоблачил Комарова. Банкира – тоже за то, что его нельзя было обмануть. Может быть, вам не известно, но он использовал свое влияние, чтобы запретить на телевизионных каналах пропагандистские выступления Комарова. Патриарха – за то, что тот боялся СПС и собирался высказаться открыто. А генерала ГУВД – за то, что тот совершал рейды против долгоруковской мафии, которая финансировала СПС. Если вы мне не верите, проверьте мои слова. Все четыре покушения организовала «черная гвардия».
С этими словами он вешал трубку, оставляя журналистов в шоке. Придя в себя, они начали свое расследование.
Леонида Бернштейна не было в стране, но два коммерческих телевизионных канала признались, что изменение редакционной политики произошло под влиянием банковского консорциума, у которого они были в долгу.
Генерал Николаев умер, но «Известия» напечатали выдержки из его старого интервью под крупным заголовком «ЕГО УБИЛИ ЗА ЭТО?».
О шести ночных рейдах ГУВД на склады, в арсеналы и казино долгоруковской мафии стало известно всем. Только патриарх оставался в Загорском монастыре и не мог подтвердить, что он тоже стал объектом нападения как враг СПС.
К середине дня штаб-квартира Игоря Комарова оказалась в осаде. Внутри царила атмосфера, близкая к панике.
В своем кабинете Борис Кузнецов, без пиджака, с темными кругами пота под мышками, куря непрерывно сигареты, от которых он отказался два года назад, пытался справиться с целым валом звонков, не прекращавшихся ни на минуту.
– Нет, это неправда! – кричал он, отвечая на звонок за звонком. – Это грязная ложь, клевета, и мы подадим в суд на каждого, кто будет ее распространять. Нет, не существует никакой связи между нашей партией и какой-либо мафией, ни финансовой, ни любой другой. Господин Комаров заявлял неоднократно, что как человек, собирающийся очистить Россию от… «i» Какие «/i» документы сейчас изучает ГУВД?… Нам нечего бояться… Да, генерал Николаев в самом деле высказывал свои сомнения по поводу нашей политики, но ведь он был очень стар. Его смерть – это огромная трагедия, но совершенно не связана… Вы не можете так говорить; любое сравнение господина Комарова с Гитлером будет встречено немедленным обращением в суд… Какой старший офицер «черной гвардии»?…
В своем кабинете полковник Гришин решал собственную проблему. В качестве офицера Второго главного управления КГБ он всю жизнь занимался охотой на шпионов. Этот Монк нанес ущерб, огромный ущерб, тут он не сомневался. Но эти новые заявления оказались куда хуже: старший офицер его собственной элитной, суперпреданной, фанатично верной ему «черной гвардии» стал предателем? Он отбирал каждого из них, все шесть тысяч. Он лично назначал старших офицеров. И один из них ~ верующий христианин, слизняк с совестью, и в тот момент, когда уже видна вершина власти? Невозможно!
И тут он вспомнил, как однажды читал древнее высказывание: «Дайте мне мальчика в возрасте до семи лет, и я верну вам мужчину». Не мог ли один из его лучших людей превратиться снова в мальчика при алтаре, каким он был много лет назад? Нужно будет проверить. Каждая анкета каждого старшего офицера должна быть прочесана частым гребнем.
А что означает «старший»? Насколько старший? На два ранга ниже его самого – десять человек. На три ранга – сорок. На пять рангов – почти сотня. Решение этой задачи займет много времени, а времени не было. За короткое время можно только провести чистку всего верхнего эшелона, изолировать их всех в надежном месте и, стало быть, лишиться своих самых опытных командиров. Но ничего, наступит день, обещал он сам себе, когда все виновные в катастрофе заплатят, и уточнял, каким образом они заплатят. Начиная с Джейсона Монка. При мысли об этом американском агенте его кулаки сжимались так, что белели суставы.
Около пяти часов Бориса Кузнецова принял Комаров. Кузнецов просил уделить ему два часа, чтобы увидеть человека, которого боготворил как героя, и высказать ему свои соображения относительно того, что, по его мнению, следовало сделать.
В свое время, будучи студентом в Америке, Кузнецов изучал проблему связей с общественностью и был глубоко потрясен той силой, с которой общепринятые и умелые приемы обеспечивают массовую поддержку любой глупости, прикрытой мишурным блеском. Кроме своего идола Игоря Комарова, он поклонялся силе слова и искусству создания образа для обмана, уговоров, чтобы в результате преодолевать всякое сопротивление. То, что идея была фальшивой, не имело к делу никакого отношения.
Подобно политикам и адвокатам, он был убежден, что не существует проблемы, которую нельзя разрешить словами. Мысль о том, что может наступить день, когда слова иссякнут и перестанут убеждать; когда другие слова, лучше его собственных, могут превзойти и перечеркнуть их; когда ни ему, ни его вождю больше не будут верить, – никогда не приходила ему в голову.
Связи с общественностью – так это называется в Америке – индустрия, стоящая много миллиардов долларов; она может превратить бесталанного тупицу в знаменитость, дурака – в мудреца и убежденного оппортуниста – в государственного деятеля. В России это называется пропагандой, но это тот же инструмент.
При помощи этого инструмента и блестящего таланта Литвинова, умеющего снимать и редактировать фильмы, он помог бывшему инженеру с ораторскими способностями превратиться в колосса, стоящего на пороге величайшей победы – стать самим Президентом России.
Российские средства массовой информации привыкли со времен своей коммунистической молодости к лобовой, обыденной пропаганде и оказались доверчивыми детьми, когда столкнулись с выверенными, убедительными выступлениями, которые Кузнецов составлял для Игоря Комарова. А теперь что-то изменилось, и в очень плохую сторону.
Звучал другой голос, голос неистового проповедника, призывающий к вере в Бога и возвращению другой иконы; звучал по всей России по радио и телевидению, на которые Кузнецов смотрел как на свою вотчину.
За проповедником стоял человек, ведущий телефонные разговоры – Кузнецову рассказали о целой серии анонимных звонков, – нашептывающий ложь – но такую убедительную ложь! – в уши главных редакторов и комментаторов, тех самых, о которых Кузнецов думал, что знает их и они у него в кармане.
Для Бориса Кузнецова выход по-прежнему мог быть только в словах Игоря Комарова – словах, которые неизбежно убеждают и убеждали всегда.
Войдя в кабинет своего вождя, он был поражен происшедшей в нем переменой. Комаров выглядел ошеломленным. Вокруг него на полу валялись ежедневные газеты, бросались в глаза набранные крупным шрифтом яркие заголовки-обвинения. Кузнецов уже видел эти сообщения о генерале Николаеве, покушениях и рейдах, бандитах и мафиозных деньгах. Еще никто никогда не осмеливался так говорить об Игоре Комарове.
К счастью, Кузнецов знал, что надо делать. Игорь Комаров должен выступить, и все будет хорошо.
– Господин президент, я должен убедительно просить вас созвать завтра большую пресс-конференцию.
Комаров смотрел на него несколько секунд, словно пытаясь понять, что он говорит. За всю свою политическую карьеру и с одобрения Кузнецова он избегал пресс-конференций. Из-за их непредсказуемости. Он предпочитал отрепетированное интервью с заранее представленными вопросами, заготовленными речами или обращениями, митинги с криками одобрения.
– Я не провожу пресс-конференций, – резко ответил он.
– Господин президент, это единственный способ прекратить эти грязные слухи. Обсуждение их в печати выходит за всякие рамки. Я больше не могу их сдерживать. Никто не смог бы. Слухи появляются сами собой.
– Послушайте, Кузнецов, я ненавижу пресс-конференции, и вам это известно.
– Но вы умеете обращаться с прессой, господин президент. Говорить логично, спокойно, убедительно. Они будут вас слушать. Только вы один можете разоблачить эти ложь и слухи.
– А что говорят опросы общественного мнения?
– Вас поддерживают сорок пять процентов – против семидесяти, которые вы имели два месяца назад. Зюганов из неокоммунистической партии имеет тридцать три, и его рейтинг растет. Марков, исполняющий обязанности президента, от блока демократических сил, – двадцать два, и его рейтинг слегка возрастает. Сюда не входят еще не определившиеся. Я вынужден сказать, что последние два дня обошлись нам еще в десять процентов, а может, будет и больше, когда последние события повлияют на рейтинг.
– Почему я должен проводить пресс-конференцию?
– Это пойдет на всю страну, господин президент. Все главные телецентры ухватятся за каждое произнесенное вами слово. Вы знаете, когда вы говорите, никто не может устоять.
Наконец Игорь Комаров кивнул:
– Хорошо, организуйте. Обращения я напишу сам.
Пресс– конференция состоялась на следующий день в одиннадцать часов утра в банкетном зале отеля «Метрополь». Кузнецов начал с приветственного обращения к представителям российской и зарубежной прессы и не теряя времени перешел к опровержениям определенных, неслыханно грубых заявлений, прозвучавших в предшествующие дни относительно политики и деятельности Союза патриотических сил. Ему предоставлена честь после сделанных полных и убедительных опровержений этой подлой стряпни пригласить на трибуну «следующего Президента России Игоря Комарова».
Лидер СПС, раздвинув занавеси у задней стены сцены, направился к трибуне. Как всегда, как и на митингах, обращаясь к своим приверженцам, он начал говорить о великой России, которую он собирается создать, как только народ окажет ему доверие и изберет президентом. Через пять минут тишина в зале привела его в замешательство. Почему не вспыхнула искра отклика на его слова? Где аплодисменты? Где партийные клакеры? Он поднял глаза к небу и перешел к славной истории своего народа, сейчас находящегося в тисках иностранных банкиров, спекулянтов и преступников. Его заключительные слова эхом отдались в зале, но никто не вскочил с места, вытягивая руку в фашистском приветствии СПС. Когда он закончил, никто не нарушил тишину.
– Возможно, есть вопросы? – предложил Кузнецов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Передовые статьи газет в тысячный раз писали об астрономически высоком уровне преступности в стране, а две из них буквально призывали исполняющего обязанности президента Маркова нарушить закон и приказать провести решающие выборы через двадцать четыре часа.
Второй день своих анонимных звонков Монк начал ближе к полудню, когда журналисты, уставшие от трудов предыдущего дня, начали собираться в редакциях.
Бумажные шарики за обеими щеками изменяли его голос в достаточной степени, чтобы по нему могли узнать человека, звонившего накануне. Каждому, чья подпись стояла под главными статьями в семи утренних и вечерних газетах и кто писал о четырех покушениях, Монк передал одно и то же, начав с Памфилова в «Правде» и Репина в «Известиях».
– Вы меня не знаете, и я не могу назвать себя. Это может стоить мне жизни. Но, как русский русского, я прошу вас поверить мне. Я занимаю очень высокий офицерский пост в «черной гвардии». Но я еще и верующий христианин. В течение многих месяцев я испытываю страдания оттого, что все больше и больше антихристианских и антирелигиозных высказываний слышу в самом центре СПС, главным образом от Комарова и Гришина. За их выступлениями перед людьми скрывается ненависть к Церкви и демократии, стремление создать однопартийное государство и установить нацистское правление. Но с меня хватит. Я должен высказаться. Это полковник Гришин приговорил старого генерала к смерти за то, что «дядя Коля» разглядел, что скрывается под маской, и разоблачил Комарова. Банкира – тоже за то, что его нельзя было обмануть. Может быть, вам не известно, но он использовал свое влияние, чтобы запретить на телевизионных каналах пропагандистские выступления Комарова. Патриарха – за то, что тот боялся СПС и собирался высказаться открыто. А генерала ГУВД – за то, что тот совершал рейды против долгоруковской мафии, которая финансировала СПС. Если вы мне не верите, проверьте мои слова. Все четыре покушения организовала «черная гвардия».
С этими словами он вешал трубку, оставляя журналистов в шоке. Придя в себя, они начали свое расследование.
Леонида Бернштейна не было в стране, но два коммерческих телевизионных канала признались, что изменение редакционной политики произошло под влиянием банковского консорциума, у которого они были в долгу.
Генерал Николаев умер, но «Известия» напечатали выдержки из его старого интервью под крупным заголовком «ЕГО УБИЛИ ЗА ЭТО?».
О шести ночных рейдах ГУВД на склады, в арсеналы и казино долгоруковской мафии стало известно всем. Только патриарх оставался в Загорском монастыре и не мог подтвердить, что он тоже стал объектом нападения как враг СПС.
К середине дня штаб-квартира Игоря Комарова оказалась в осаде. Внутри царила атмосфера, близкая к панике.
В своем кабинете Борис Кузнецов, без пиджака, с темными кругами пота под мышками, куря непрерывно сигареты, от которых он отказался два года назад, пытался справиться с целым валом звонков, не прекращавшихся ни на минуту.
– Нет, это неправда! – кричал он, отвечая на звонок за звонком. – Это грязная ложь, клевета, и мы подадим в суд на каждого, кто будет ее распространять. Нет, не существует никакой связи между нашей партией и какой-либо мафией, ни финансовой, ни любой другой. Господин Комаров заявлял неоднократно, что как человек, собирающийся очистить Россию от… «i» Какие «/i» документы сейчас изучает ГУВД?… Нам нечего бояться… Да, генерал Николаев в самом деле высказывал свои сомнения по поводу нашей политики, но ведь он был очень стар. Его смерть – это огромная трагедия, но совершенно не связана… Вы не можете так говорить; любое сравнение господина Комарова с Гитлером будет встречено немедленным обращением в суд… Какой старший офицер «черной гвардии»?…
В своем кабинете полковник Гришин решал собственную проблему. В качестве офицера Второго главного управления КГБ он всю жизнь занимался охотой на шпионов. Этот Монк нанес ущерб, огромный ущерб, тут он не сомневался. Но эти новые заявления оказались куда хуже: старший офицер его собственной элитной, суперпреданной, фанатично верной ему «черной гвардии» стал предателем? Он отбирал каждого из них, все шесть тысяч. Он лично назначал старших офицеров. И один из них ~ верующий христианин, слизняк с совестью, и в тот момент, когда уже видна вершина власти? Невозможно!
И тут он вспомнил, как однажды читал древнее высказывание: «Дайте мне мальчика в возрасте до семи лет, и я верну вам мужчину». Не мог ли один из его лучших людей превратиться снова в мальчика при алтаре, каким он был много лет назад? Нужно будет проверить. Каждая анкета каждого старшего офицера должна быть прочесана частым гребнем.
А что означает «старший»? Насколько старший? На два ранга ниже его самого – десять человек. На три ранга – сорок. На пять рангов – почти сотня. Решение этой задачи займет много времени, а времени не было. За короткое время можно только провести чистку всего верхнего эшелона, изолировать их всех в надежном месте и, стало быть, лишиться своих самых опытных командиров. Но ничего, наступит день, обещал он сам себе, когда все виновные в катастрофе заплатят, и уточнял, каким образом они заплатят. Начиная с Джейсона Монка. При мысли об этом американском агенте его кулаки сжимались так, что белели суставы.
Около пяти часов Бориса Кузнецова принял Комаров. Кузнецов просил уделить ему два часа, чтобы увидеть человека, которого боготворил как героя, и высказать ему свои соображения относительно того, что, по его мнению, следовало сделать.
В свое время, будучи студентом в Америке, Кузнецов изучал проблему связей с общественностью и был глубоко потрясен той силой, с которой общепринятые и умелые приемы обеспечивают массовую поддержку любой глупости, прикрытой мишурным блеском. Кроме своего идола Игоря Комарова, он поклонялся силе слова и искусству создания образа для обмана, уговоров, чтобы в результате преодолевать всякое сопротивление. То, что идея была фальшивой, не имело к делу никакого отношения.
Подобно политикам и адвокатам, он был убежден, что не существует проблемы, которую нельзя разрешить словами. Мысль о том, что может наступить день, когда слова иссякнут и перестанут убеждать; когда другие слова, лучше его собственных, могут превзойти и перечеркнуть их; когда ни ему, ни его вождю больше не будут верить, – никогда не приходила ему в голову.
Связи с общественностью – так это называется в Америке – индустрия, стоящая много миллиардов долларов; она может превратить бесталанного тупицу в знаменитость, дурака – в мудреца и убежденного оппортуниста – в государственного деятеля. В России это называется пропагандой, но это тот же инструмент.
При помощи этого инструмента и блестящего таланта Литвинова, умеющего снимать и редактировать фильмы, он помог бывшему инженеру с ораторскими способностями превратиться в колосса, стоящего на пороге величайшей победы – стать самим Президентом России.
Российские средства массовой информации привыкли со времен своей коммунистической молодости к лобовой, обыденной пропаганде и оказались доверчивыми детьми, когда столкнулись с выверенными, убедительными выступлениями, которые Кузнецов составлял для Игоря Комарова. А теперь что-то изменилось, и в очень плохую сторону.
Звучал другой голос, голос неистового проповедника, призывающий к вере в Бога и возвращению другой иконы; звучал по всей России по радио и телевидению, на которые Кузнецов смотрел как на свою вотчину.
За проповедником стоял человек, ведущий телефонные разговоры – Кузнецову рассказали о целой серии анонимных звонков, – нашептывающий ложь – но такую убедительную ложь! – в уши главных редакторов и комментаторов, тех самых, о которых Кузнецов думал, что знает их и они у него в кармане.
Для Бориса Кузнецова выход по-прежнему мог быть только в словах Игоря Комарова – словах, которые неизбежно убеждают и убеждали всегда.
Войдя в кабинет своего вождя, он был поражен происшедшей в нем переменой. Комаров выглядел ошеломленным. Вокруг него на полу валялись ежедневные газеты, бросались в глаза набранные крупным шрифтом яркие заголовки-обвинения. Кузнецов уже видел эти сообщения о генерале Николаеве, покушениях и рейдах, бандитах и мафиозных деньгах. Еще никто никогда не осмеливался так говорить об Игоре Комарове.
К счастью, Кузнецов знал, что надо делать. Игорь Комаров должен выступить, и все будет хорошо.
– Господин президент, я должен убедительно просить вас созвать завтра большую пресс-конференцию.
Комаров смотрел на него несколько секунд, словно пытаясь понять, что он говорит. За всю свою политическую карьеру и с одобрения Кузнецова он избегал пресс-конференций. Из-за их непредсказуемости. Он предпочитал отрепетированное интервью с заранее представленными вопросами, заготовленными речами или обращениями, митинги с криками одобрения.
– Я не провожу пресс-конференций, – резко ответил он.
– Господин президент, это единственный способ прекратить эти грязные слухи. Обсуждение их в печати выходит за всякие рамки. Я больше не могу их сдерживать. Никто не смог бы. Слухи появляются сами собой.
– Послушайте, Кузнецов, я ненавижу пресс-конференции, и вам это известно.
– Но вы умеете обращаться с прессой, господин президент. Говорить логично, спокойно, убедительно. Они будут вас слушать. Только вы один можете разоблачить эти ложь и слухи.
– А что говорят опросы общественного мнения?
– Вас поддерживают сорок пять процентов – против семидесяти, которые вы имели два месяца назад. Зюганов из неокоммунистической партии имеет тридцать три, и его рейтинг растет. Марков, исполняющий обязанности президента, от блока демократических сил, – двадцать два, и его рейтинг слегка возрастает. Сюда не входят еще не определившиеся. Я вынужден сказать, что последние два дня обошлись нам еще в десять процентов, а может, будет и больше, когда последние события повлияют на рейтинг.
– Почему я должен проводить пресс-конференцию?
– Это пойдет на всю страну, господин президент. Все главные телецентры ухватятся за каждое произнесенное вами слово. Вы знаете, когда вы говорите, никто не может устоять.
Наконец Игорь Комаров кивнул:
– Хорошо, организуйте. Обращения я напишу сам.
Пресс– конференция состоялась на следующий день в одиннадцать часов утра в банкетном зале отеля «Метрополь». Кузнецов начал с приветственного обращения к представителям российской и зарубежной прессы и не теряя времени перешел к опровержениям определенных, неслыханно грубых заявлений, прозвучавших в предшествующие дни относительно политики и деятельности Союза патриотических сил. Ему предоставлена честь после сделанных полных и убедительных опровержений этой подлой стряпни пригласить на трибуну «следующего Президента России Игоря Комарова».
Лидер СПС, раздвинув занавеси у задней стены сцены, направился к трибуне. Как всегда, как и на митингах, обращаясь к своим приверженцам, он начал говорить о великой России, которую он собирается создать, как только народ окажет ему доверие и изберет президентом. Через пять минут тишина в зале привела его в замешательство. Почему не вспыхнула искра отклика на его слова? Где аплодисменты? Где партийные клакеры? Он поднял глаза к небу и перешел к славной истории своего народа, сейчас находящегося в тисках иностранных банкиров, спекулянтов и преступников. Его заключительные слова эхом отдались в зале, но никто не вскочил с места, вытягивая руку в фашистском приветствии СПС. Когда он закончил, никто не нарушил тишину.
– Возможно, есть вопросы? – предложил Кузнецов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80