Проще всего было с Жаравь-птицами, волками, единорогами и грифами – им достаточно было дать простое мясо, зерно и сено. Для остальных приходилось готовить специальные кормовые смеси. Исключение составляли драконы и аспиды – для них уже давно выпускают комбикорма, которые надо только размочить в горячей воде.
– А можно, – услышал я голос Даниила, о котором успел позабыть за делами, – можно я вам помогу?
– Отлично, – обрадовался я. – Тогда, будь добр, на столе лежит колбаса. Покроши ее и дай кошкам и ласкам. Много не давай – она кровяная.
Даниил поставил свою коробочку на стол и застучал ножом по доске.
– А почему вы не пользуетесь магией? – спросил он через некоторое время. – Гораздо проще взмахнуть рукой и прочесть заклинание…
– Во-первых, магия – это еще не все. Она не панацея от всех проблем, – ответил я. – Во-вторых, таких заклинаний не существует, и у меня нет времени сидеть и выдумывать их. Ну и в-третьих – надо же что-то и самому делать! Зачем тогда человеку руки и ноги? Чтобы ими размахивать в такт сказанным словам?
– Но ведь иной раз слова действительно помогают!
– Да, когда другие способы неприемлемы. Помнишь, как лорд Вэл заставил замолчать даму Морану на педсовете? Он нашел те единственные слова, которых она боялась.
– Помню, – помрачнел Даниил и отвернулся, отложив нож.
– Извини. – Я запоздало вспомнил, что коснулся больной темы. – Но ты на собственном примере почувствовал, что слова могут причинять боль. И даже если бы я сейчас прочел над тобой какое-нибудь забористое заклинание, тебе не было бы больнее.
– А вы знаете такие заклинания? – мгновенно оживился Даниил.
– В нашей Школе Колдовских Искусств преподавали Искусство Словесной Битвы, но у меня была другая специализация – магические животные. Поэтому этой темы я почти не касался. Помню только кое-что из теории. Но, надеюсь, ты пришел сюда не для этого?
– Нет. – Даниил сложил в кучку нарезанную колбасу, вытер руки об себя и осторожно взял коробочку. – Вот. Посмотрите, пожалуйста.
Я торопливо сунул ведро с комбикормом в вольер драконам – пусть сами разбираются, кому первым есть, – и подошел к мальчику. В коробочке лежал его серый с бурыми разводами мотылек. Он не шевелился, но когда Даниил поднес к нему палец, медленно забрался на него.
– Последние два дня он какой-то вялый. Не ест ничего.
Я посмотрел на мотылька, который лениво ползал по руке мальчика. Не надо было быть специалистом, чтобы понять – насекомое впадает в спячку. Другое дело, что для ТАКИХ мотыльков спячка означает смерть.
– А чем ты его кормил?
– Сиропом. Я таскал из буфета сахар, разводил в воде и давал ему. А позавчера он поел совсем мало. Вчера не ел совсем и даже не летал, когда я его выпустил. И сегодня…
Мотылек заполз ему на большой палец и там уселся, сложив крылья.
– Сколько дней он уже у тебя?
– Я нашел его на каникулах.
– То есть уже недели две? Надеюсь, ты знаешь, что это за насекомое?
– Да. – Даниил твердо взглянул мне в глаза. – Это душа моего отца.
– Ты в этом уверен?
Даниил погладил мотылька по пушистой спине. Тот задвигал усиками.
– Я это знаю, – сказал мальчик, – потому что уже однажды видел его.
– Когда?
– В ночь после смерти отца.
Для тринадцатилетнего мальчишки он слишком спокойно говорил о таких вещах, и я заподозрил неладное.
– Ты знаешь, что случилось с твоим отцом?
– Да. Он… однажды он приехал в школу, где я учился, и забрал меня. Прошло всего четыре месяца со дня смерти мамы, и я обрадовался, что отец хочет побыть со мной. Я даже не спросил, куда мы едем, а сам он не говорил об этом. Мы приехали в Индию, остановились в гостинице на границе с Непалом, и отец сказал мне, что если я буду хорошо себя вести и не выйду из номера до завтрашнего утра, то утром он придет за мной и мы поедем кататься на слонах и посетим Храм Вишну. А нам как раз задали доклад о богине Кали и еще кое-что из индийской мифологии, и я обрадовался. Я люблю писать доклады. – Даниил мечтательно улыбнулся, но тут же опять погрустнел, вспомнив тот день. – Ну, в общем, я сидел в номере один. Я не знал, когда придет отец, и решил не спать всю ночь. Но около полуночи я как провалился в сон. А когда проснулся, было уже утро. И в окно бился этот мотылек. Он вел себя как-то странно. Я вспомнил формулу, которой нас учили на втором курсе – как отличить живое от неживого, – и сразу понял, что мой отец умер в ту ночь, а это… это…
Голос его дрогнул, и я обнял мальчика за плечи. Он не плакал и выпрямился, быстро справившись с собой.
– А дальше? – рискнул спросить я.
– Дальше ничего. – Даниил опять погладил насекомое. – Я спустился вниз и от портье позвонил дяде в Хельсинки. Сказал, где нахожусь и что папа умер. Он сразу вылетел за мной. А мотылек… Я хотел его забрать, но он куда-то делся. И обнаружился только на чердаке дядиного дома. Я сам сказал дяде, что больше не хочу учиться в Полых Холмах. Пусть он найдет школу поближе к его дому. Вот меня и перевели сюда…
В моей голове словно зазвенел звонок. В рассказе Даниила было что-то знакомое. Что-то очень важное.
– Где это было? – спросил я.
– В Индии, на границе с Тибетом. Городок…
Я отмахнулся. Дикие Горы, те самые, запечатанные Александром Македонским!
– А когда это случилось? Ну, когда умер твой отец?
– На двенадцатый день после Осеннего Равноденствия.
Я со свистом втянул в себя воздух. Двенадцатый день Осеннего Равноденствия – как раз в этот день из заключения сбежал Белый Мигун! В прессе говорили, что ничего не знают о его возможных сообщниках. В прессе сказали неправду. Один сообщник у бывшего лидера сектантов все же был – Йозеф Мельхиор, отец Даниила. Знает ли мальчик, что его отец погиб, возвращая свободу преступнику?
Я покосился на Даниила. Мальчик сидел и гладил мотылька.
– Что с ним теперь будет? – спросил он. – Он будет жить?
– Вряд ли, – сознался я. – Ты не хуже меня знаешь, что души умерших не могут и не должны вечно находиться среди живых. Твой отец остался на земле потому, что очень любил тебя и не хотел расставаться так скоро. Ведь после смерти матери ты был бы совсем один. Поэтому он задержался здесь в образе мотылька. Но сорок дней уже прошли, ему давно пора в иные миры. Он еще держится, еще живет, но рано или поздно вам придется расстаться навсегда. Пойми это. Таков закон природы.
– Ему можно помочь?
– Я попробую что-нибудь сделать. – Я подошел к шкафам и стал перебирать их содержимое. Иногда нам приходилось содержать дома бабочек, сильфид и прочих воздушных созданий. Однажды я как-то смастерил самостоятельно вольеру для тараканов. Но мотылек – совсем другое насекомое.
Вдвоем мы водрузили мотылька в прозрачный цилиндр, в котором был устроен насест и стояла плошка сиропом и водой. Вместо сахара я взял концентрат нектара бессмертника и некоторых других растений – его часто продают в зоомагазинах для тех, кто содержит дома сильфид. Возле цилиндра мы поставили лампу, а один уголок затемнили, чтобы мотыльку было где спрятаться от яркого света. Он слегка оживился, подполз к кормушке и попил нектара.
Даниил заулыбался, глядя на это.
– Теперь он будет жить? – В голосе мальчика слышалась надежда.
– Да. Теперь он будет жить. Но запомни – это душа твоего умершего отца. И однажды ей все-таки придется уйти в иной мир. Так что будь к этому готов.
Клянусь, я много бы отдал за то, чтобы не говорить такие слова, но мои родители покончили с собой в камере, оставив меня на произвол судьбы. У Даниила был хотя бы дядя, а у меня нет ни одного родственника. Ибо, если бы были, меня бы не отдали совершенно чужим людям. Даниилу тринадцать, он почти самостоятельный, а меня родители бросили двухлетним крохой. Скажу правду – я был обижен на это и не видел причины, почему должен щадить других сирот.
И еще – отец Даниила отдал жизнь за Белого Мигуна, который сыграл в судьбе моих родителей роковую роль.
Большая часть воскресенья прошла мирно. Вечером я отправился в живой уголок, чтобы разобраться с драконами.
Их у нас два. Оба еще молодые, не перелинявшие, без гребней и наростов, которые обычно украшают головы взрослых животных. Да и ростом невелики – длиной от силы метров пятнадцать. Драконы живут очень долго, в неволе по нескольку столетий, и я понимал, что до взросления – то есть до того момента, когда они будут опасны для детей, – должно пройти еще лет пятнадцать, если не больше. Именно тогда и будет ясно, кто из них кто – ведь у молодых драконов практически невозможно отличить самца от самки. А характеры у них разные. Самки, как ни странно, более агрессивны, чем самцы.
Назавтра я решил впервые познакомить шестикурсников с драконами, а значит, должен был решить сложную задачу – как определить пол у молодых драконов. Будет просто трагедией, если окажется, что оба зверя – самки. Но каким образом узнать, кто есть кто, не прибегая к банальному вскрытию? Занятый этой невеселой мыслью, я стоял перед вольерой, а оба зверя пялились на меня сквозь решетку. Когда я зашел сюда в первый раз, она просто дрожала от наслоений защитных и отпугивающих заклинаний. Теперь это были обычные прутья, которые дракон может легко сломать одним ударом мощной туши. Наши дракончики этого не делали по двум причинам: во-первых, они были слишком малы для противоправных действий, а во-вторых, в комбикорм специально добавляли успокоительные средства.
Молодые драконы отличаются крайней любознательностью – именно с ними чаще всего и сталкивались рыцари в прошлом. Одолеть животное в два раза крупнее лошади не так уж трудно, плеваться огнем большинство несовершеннолетних драконов не умеет, так что неудивительно, что из-за неумеренной охоты крылатые звери вскоре оказались на грани уничтожения. Наши дракончики тоже страдали любопытством – две морды покачивались на уровне моего лица, а большие глаза навыкате следили за каждым моим жестом. Иногда звери негромко переговаривались друг с другом, утробно ворча или вздыхая. Кстати, драконы, отличие от сказочных змеев, говорить не умеют – не то строение гортани. А вот овладеть основами телепатии способны. И сейчас я чувствовал, что они мысленно обсуждают меня.
Я протянул сквозь прутья руки, и два шершавых носа ткнулись мне в ладони. Драконы очень любят, когда им чешут губы и веки – самые чувствительные места на их теле. И мои дракончики расчувствовались, когда я начал их чесать. Они даже прижались лбами к сетке и зажмурились от удовольствия.
– Ну и кто из вас кто? – вслух подумал я.
Звери приоткрыли глаза, реагируя на звук моего голоса, но даже не пошевелились. По опыту я знал, что стоять так и млеть они могут часами, а стоит тебе убрать руки, как начинают реветь, бить хвостами и перепугают половину зверей. Поэтому мне пришлось терпеть и ждать, пока что-нибудь не отвлечет их. У меня уже затекли руки, но драконы все еще требовали ласки.
Они первыми услышали подозрительные звуки в тамбуре и резко вскинули головы, раздувая ноздри и принюхиваясь. Я с чувством облегчения опустил руки. Драконы вытянули шеи, глядя на дверь, а потом заревели, то ли приветствуя, то ли отпугивая чужаков.
Волна зловонного дыхания обдала меня – казалось, что у одного из драконов гниют зубы.
– Кто из вас испортил воздух? – грозно спросил я. Оба зверя отвлеклись и уставились на меня одинаково невинными взглядами.
– Кто? – повторил я. – Сознавайтесь!
Но звери только сопели. Я же не собирался на ню сердиться, ибо зловонное дыхание – неотъемлемый признак самца. Выходит, у меня в зоопарке живет пара драконов! Для школы это удача. Ведь добиться размножения этих зверей в неволе – моя заветная мечта. И пусть полной зрелости звери достигнут только лет через пятнадцать – что ж, ради этого можно и подождать.
– Я все равно узнаю, кто из вас кто, – погрозил пальцем зверям, но в это время и сам услышал в тамбуре шаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61