Что делать дальше? Надо посоветоваться со специалистами. И вот Желубалина обращается за советом к Г. Кто он такой? Она рекомендовала его как "знакомого по работе".
Пожалуй, никому не запрещено быть знакомыми по работе, однако тут случай особый - произошло убийство. И судье надлежало, конечно, уточнить, какого все же рода было это знакомство. Г. работал на автобазе, Желубалина утверждает, что хотела посоветоваться по поводу кражи: в качестве кого он прибыл в магазин? Как зачарованная, судья следует за Желубалиной, и в приговоре констатируется: после работы Юлия Федоровна и "знакомый по работе" Г. отправляются на машине некоего Славы к подруге Желубалиной. Там выпили. Ну а потом нужно везти Юлю домой. Поехали на Славиной машине, остановились на Садовом кольце, и Г. пошел провожать Юлю - сумки тяжелые. Идут, она чуть впереди, - и вдруг она видит мужа. С ножом.
Валентин напал на Г., ударил ножом в живот и побежал за женой. Настиг её уже у подъезда. Из материалов дела, лист 176: "Догнав меня, ударил меня ножом в область правого бедра, после чего сбил меня с ног, ударил по лицу ногами, затем ещё раз ударил ножом... и замахнулся для нанесения третьего удара. Я взмолилась к Желубалину, стала просить его о пощаде, стала говорить, что люблю его, чтобы он простил, не убивал меня... Желубалин сразу прекратил свои действия, опустил руку с ножом, затем отошел чуть в сторону... выразился в мой адрес нецензурной бранью и ушел... Я сама поднялась в свою квартиру на второй этаж".
Ударил по лицу ногами? Это как, подпрыгнул? Ударов по лицу медики у Желубалиной не зафиксировали, а когда бьют ногами - это заметно. Вообще Юлия Федоровна неравнодушна именно к этой части тела. Она, как мы помним, утверждает, что Желубалин бил её головой о стенку, теперь вот ногами по лицу. Все это остается в приговоре на правах мемуаров потерпевшей, так как никаких объективных доказательств правдивости "головной темы" не обнаружено. Но как эффектная деталь этой судьей принимается.
Между тем мы все никак не поймем: что же привело Желубалина на Валовую? Супруги три месяца назад разъехались и, как утверждает Юлия Федоровна, с тех пор не виделись и даже не разговаривали по телефону.
Судья просто не может обойти молчанием эту нелепицу. Между тем, что Желубалин сидит дома и пьет чай, и убийством Г. лежит ведь именно эта недостающая деталь. Пока нет внятного объяснения, получается - сидел-сидел, и вдруг... А "вдруг" в суде просто так не говорят.
Полистав единственный том дела, мы обнаружим, что это следует и из протокола судебного заседания, в том числе такие слова Желубалина: "Инициатором развода был я. Я предполагал, что у жены есть другой мужчина, но жена не соглашалась на развод". Из этих более чем скудных строчек возникает уже нечто, напоминающее человеческий профиль. Мужчина на склоне лет, встретив свою последнюю, может быть, любовь, не хочет, чтобы брачный союз был своего рода коммерческой условностью, удобной или выгодной для одного из участников. Прожив с Юлией почти десять лет, он принимает непростое решение. В таких летах можно и пренебречь шалостями молодой супруги - другой может не быть. Желубалин оказался человеком другого рода. У него все всерьез. Убедившись в основательности своих подозрений, он решается на разрыв. Жена возражает. И ведь он её головой об стенку бил. А разводиться Юлия все-таки не хочет. Есть повод для размышлений?
Более того. Рассказывая о первой половине того дня, когда произошло убийство, Желубалин говорит: жена, как обычно, ночевала дома (то есть у него), и они условились, что после работы поедут на дачу.
Желубалин последователен, а его жена - нет. Мы ведь помним, что она утверждает: разъехались и с тех пор не виделись. Вот здесь бы судье и поинтересоваться, где же на самом деле провела Юлия Федоровна ночь накануне убийства. У Желубалина есть соседи, знакомые, может, кто звонил, заходил, глядел в окошко. Как выясняют такие вещи, известно. Но судья будто не понимает, что если супруги были дома, а утром расстались - это означает, что Желубалин, не дождавшись жены, имел, так сказать, полное римское право заволноваться и отправиться на Валовую, чтобы узнать, где же она. Тогда из формулы обвинения выпадает один гвоздь. Тогда становится понятно, как Желубалин оказался возле дома на Валовой
И что любопытно: Юлия Федоровна на слова Желубалина не обратила ровным счетом никакого внимания. Оно будет понятно, если все так и было в действительности, а если и правда не виделись три месяца, а тут человек заявляет: "Ночевали, как обычно, дома", вот тут по логике должна промелькнуть хоть реплика - мол, врешь! - а реплик не было. Значит, Юлия Желубалина неспроста пропустила эту деталь, а судья почему-то этого не заметила.
Итак, Валентин ставит машину неподалеку, чтобы видна была дорога, по которой жена возвращается домой. Он говорит, что наблюдал за окнами - в них не было света; он говорит, что прихватил с собой арбуз, который, притомившись от долгого, двухчасового ожидания, собирался разрезать, достал ножик... И тут он видит жену. Лист дела 182: "Жена моя и Г., идя, целовались и обнимались, они делали это не как друзья или родственники, а как любовники... Меня внезапно охватила такая обида и ревность за обман... Когда увидел их целующимися, у меня как бы внутренности поднялись, пеленой покрыло, возникла обида".
Сюжета, к которому мы привыкли за последние годы, тут, как видите, нет. Это не убийство при невыясненных обстоятельствах: нет брошенного пистолета, нет бандитов, мафии, долларов. Судья не стоит перед необходимостью принимать смелое решение. На скамье подсудимых - не министр, не артист, а просто раб божий. И одно только требуется: правильно оценить факты.
Теперь в нашем повествовании возникает невольное напряжение. Мы будем говорить о погибшем Г. Трудно выбрать правильный тон, поэтому ограничимся только тем, что есть в деле.
Юлия Желубалина представляет Г. как человека, которого она два-три года знает "по работе". Суд уяснил, по какой работе? Нет. Вы ведь помните, она работает в магазине, а он - на заводской автобазе. Мелькает сослуживец Желубалиной, который их познакомил. Это дело другое. Значит - приятели. Если бы речь не шла об убийстве, нам было бы неловко проявлять такую любознательность; теперь неловко от другого.
Допрошенная в суде жена погибшего пояснила, что её муж позвонил ей в день гибели, в обеденное время, и сказал, что уезжает в командировку. Как же могло такое случиться, что суд даже не пытался установить: а была ли командировка? Установить это было несложно. Однако, если Г. собирался уезжать, - отчего он поехал к подруге Желубалиной, пил шампанское, а на ночь глядя устремился на Валовую? О такой ли "командировке" шла речь, ваша честь?
А коли суд не заинтересовался командировкой, можно догадаться, почему не удосужились выслушать в зале суда соседку Желубалиной по квартире С. Игнатову. Важнейший свидетель! И по сути дела - единственный. Желубалина звонит в квартиру. Дверь открывает Игнатова. Узнав о случившемся, она крикнула мужу, чтобы бежал на улицу - помочь Виктору Г. Прошу вас, прочтите по складам: "Мой муж сразу же побежал на улицу... через некоторое время вернулся и сказал, что на улице лежит порезанный Виктор, новый муж Юли".
Пожалуй, у взаимоотношений двух "знакомых по работе" должна быть некоторая предыстория, чтобы соседка по коммунальной квартире уверенно назвала убитого Г. новым мужем Желубалиной. Вот и объяснение неожиданной командировке. Кстати, и мужа Игнатовой не допросили явно сгоряча. Ведь он оказался возле погибшего Г. буквально считанные минуты спустя после развязки. Его можно было бы спросить и насчет сумок, которые, по утверждению Желубалиной, Г. помогал ей нести. Если бы они и в самом деле были, их описание занимало бы почетное место в списке вещественных доказательств. Но их нет.
Мне очень жаль, что пришло время обратиться к вопросу, который требует ответа лично от судьи М.В. Панферовой, меж тем как я заранее сообщаю, что ответ будет неправильный. Потерпевшая Желубалина и на предварительном следствии, и в судебном заседании заявила: её муж ударил Г. левой рукой. Сам Валентин сказал, что правой, но Юлия Федоровна везде повторяет: нет, левой.
Из приговора: "Направление раневых каналов... подтверждает достоверность показаний потерпевшей Желубалиной о том, что Г. её муж наносил удары ножом, находившемся в левой руке, так как подсудимый левша".
Бумага терпит все. Даже ложь в приговоре имени Российской Федерации. Валентин Желубалин - инвалид. И инвалидность получена им в связи с болезнью левой руки: посттравматический неврит левого локтевого нерва. Это значит, что у него ограничена возможность действовать левой рукой в полной мере.
Эти сведения можно было почерпнуть из толстой медицинской карты Желубалина. Она есть, не сгорела, не похищена, и там все написано.
Направление раневых каналов и в самом деле подтверждает достоверность показаний потерпевшей о том, что её муж наносил удар левой рукой. Осталось только выяснить: что это означает? Человек, который задумал совершить убийство и тщательно к нему приготовился, запасся оружием, спрятался в укромном месте, - этот расчетливый человек не возьмет нож в ту руку, которая у него почти не действует, полупарализована. А если нож все же оказался в левой руке - не свидетельство ли это неординарной ситуации, в которой он внезапно оказался? Так?
И есть ещё одна мелочь.
Ведь Валентин Желубалин порезал жене бедро и плечо и занес руку для следующего удара. И в этот момент она закричала: "Валь, прости, не надо, я тебя люблю". И он бросил нож.
Ваша честь, отчего вы не спросили у потерпевшей, за что же она просила её простить? Ведь УПК прямо вменяет вам в обязанность скрупулезно исследовать все обстоятельства дела. Слово, слетевшее с уст женщины, над которой занесен нож, не может быть пустяком. У неё нет времени на выдумки. Она просит простить, потому что виновата.
Валентин Желубалин признан виновным в умышленном убийстве. Это значит, он задумал и совершил убийство, приготовившись заранее. Он не был знаком с Г. и никогда его не видел. Выходит, он приехал убивать кого-нибудь? Того, кто окажется рядом с женой? А если никого не будет?
Приходится признать, что, не доказав вины по статье 103 (умышленное убийство без отягчающих обстоятельств), судья намеренно оставила без надлежащей оценки все, что переносит событие преступления в пределы действия статьи 104 - "умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения". Санкции, предусмотренные этой статьей, лишение свободы на срок до 5 лет или исправительные работы до 2 лет.
И уж если говорить о левой руке, то в первую очередь о той, которой был написан приговор. Боюсь, что именно такие приговоры имеют в виду люди, употребляя неправовой термин "заказное дело".
Когда-то замечательный русский адвокат Николай Карабчевский, защищая оступившуюся человеческую душу, писал: "Смертельный удар, нанесенный в состоянии гневного аффекта, есть преступление, к которому способны самые благородные натуры. Когда душой овладевает в форме аффекта сознание действительной или мнимой несправедливости и, подобно урагану, уносит с собою все доводы рассудка, когда гнев, при посредстве возбужденного воображения, представляет обидчика пред очами души в самых ненавистных формах, и затем, при бездействии разума, при оглушении рассудка ненависть совершает известный поступок, и лежащая в его основе решимость оказывается не столько следствием преступной воли, сколько результатом невинного, само по себе благородного, человечески справедливого чувства, которое, усиливаясь по чрезмерной настойчивости его до степени аффекта, внезапно делает человека не тем, чем он обыкновенно бывает, и вынуждает его действовать иначе, чем бы он действовал, если бы владел самим собой".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Пожалуй, никому не запрещено быть знакомыми по работе, однако тут случай особый - произошло убийство. И судье надлежало, конечно, уточнить, какого все же рода было это знакомство. Г. работал на автобазе, Желубалина утверждает, что хотела посоветоваться по поводу кражи: в качестве кого он прибыл в магазин? Как зачарованная, судья следует за Желубалиной, и в приговоре констатируется: после работы Юлия Федоровна и "знакомый по работе" Г. отправляются на машине некоего Славы к подруге Желубалиной. Там выпили. Ну а потом нужно везти Юлю домой. Поехали на Славиной машине, остановились на Садовом кольце, и Г. пошел провожать Юлю - сумки тяжелые. Идут, она чуть впереди, - и вдруг она видит мужа. С ножом.
Валентин напал на Г., ударил ножом в живот и побежал за женой. Настиг её уже у подъезда. Из материалов дела, лист 176: "Догнав меня, ударил меня ножом в область правого бедра, после чего сбил меня с ног, ударил по лицу ногами, затем ещё раз ударил ножом... и замахнулся для нанесения третьего удара. Я взмолилась к Желубалину, стала просить его о пощаде, стала говорить, что люблю его, чтобы он простил, не убивал меня... Желубалин сразу прекратил свои действия, опустил руку с ножом, затем отошел чуть в сторону... выразился в мой адрес нецензурной бранью и ушел... Я сама поднялась в свою квартиру на второй этаж".
Ударил по лицу ногами? Это как, подпрыгнул? Ударов по лицу медики у Желубалиной не зафиксировали, а когда бьют ногами - это заметно. Вообще Юлия Федоровна неравнодушна именно к этой части тела. Она, как мы помним, утверждает, что Желубалин бил её головой о стенку, теперь вот ногами по лицу. Все это остается в приговоре на правах мемуаров потерпевшей, так как никаких объективных доказательств правдивости "головной темы" не обнаружено. Но как эффектная деталь этой судьей принимается.
Между тем мы все никак не поймем: что же привело Желубалина на Валовую? Супруги три месяца назад разъехались и, как утверждает Юлия Федоровна, с тех пор не виделись и даже не разговаривали по телефону.
Судья просто не может обойти молчанием эту нелепицу. Между тем, что Желубалин сидит дома и пьет чай, и убийством Г. лежит ведь именно эта недостающая деталь. Пока нет внятного объяснения, получается - сидел-сидел, и вдруг... А "вдруг" в суде просто так не говорят.
Полистав единственный том дела, мы обнаружим, что это следует и из протокола судебного заседания, в том числе такие слова Желубалина: "Инициатором развода был я. Я предполагал, что у жены есть другой мужчина, но жена не соглашалась на развод". Из этих более чем скудных строчек возникает уже нечто, напоминающее человеческий профиль. Мужчина на склоне лет, встретив свою последнюю, может быть, любовь, не хочет, чтобы брачный союз был своего рода коммерческой условностью, удобной или выгодной для одного из участников. Прожив с Юлией почти десять лет, он принимает непростое решение. В таких летах можно и пренебречь шалостями молодой супруги - другой может не быть. Желубалин оказался человеком другого рода. У него все всерьез. Убедившись в основательности своих подозрений, он решается на разрыв. Жена возражает. И ведь он её головой об стенку бил. А разводиться Юлия все-таки не хочет. Есть повод для размышлений?
Более того. Рассказывая о первой половине того дня, когда произошло убийство, Желубалин говорит: жена, как обычно, ночевала дома (то есть у него), и они условились, что после работы поедут на дачу.
Желубалин последователен, а его жена - нет. Мы ведь помним, что она утверждает: разъехались и с тех пор не виделись. Вот здесь бы судье и поинтересоваться, где же на самом деле провела Юлия Федоровна ночь накануне убийства. У Желубалина есть соседи, знакомые, может, кто звонил, заходил, глядел в окошко. Как выясняют такие вещи, известно. Но судья будто не понимает, что если супруги были дома, а утром расстались - это означает, что Желубалин, не дождавшись жены, имел, так сказать, полное римское право заволноваться и отправиться на Валовую, чтобы узнать, где же она. Тогда из формулы обвинения выпадает один гвоздь. Тогда становится понятно, как Желубалин оказался возле дома на Валовой
И что любопытно: Юлия Федоровна на слова Желубалина не обратила ровным счетом никакого внимания. Оно будет понятно, если все так и было в действительности, а если и правда не виделись три месяца, а тут человек заявляет: "Ночевали, как обычно, дома", вот тут по логике должна промелькнуть хоть реплика - мол, врешь! - а реплик не было. Значит, Юлия Желубалина неспроста пропустила эту деталь, а судья почему-то этого не заметила.
Итак, Валентин ставит машину неподалеку, чтобы видна была дорога, по которой жена возвращается домой. Он говорит, что наблюдал за окнами - в них не было света; он говорит, что прихватил с собой арбуз, который, притомившись от долгого, двухчасового ожидания, собирался разрезать, достал ножик... И тут он видит жену. Лист дела 182: "Жена моя и Г., идя, целовались и обнимались, они делали это не как друзья или родственники, а как любовники... Меня внезапно охватила такая обида и ревность за обман... Когда увидел их целующимися, у меня как бы внутренности поднялись, пеленой покрыло, возникла обида".
Сюжета, к которому мы привыкли за последние годы, тут, как видите, нет. Это не убийство при невыясненных обстоятельствах: нет брошенного пистолета, нет бандитов, мафии, долларов. Судья не стоит перед необходимостью принимать смелое решение. На скамье подсудимых - не министр, не артист, а просто раб божий. И одно только требуется: правильно оценить факты.
Теперь в нашем повествовании возникает невольное напряжение. Мы будем говорить о погибшем Г. Трудно выбрать правильный тон, поэтому ограничимся только тем, что есть в деле.
Юлия Желубалина представляет Г. как человека, которого она два-три года знает "по работе". Суд уяснил, по какой работе? Нет. Вы ведь помните, она работает в магазине, а он - на заводской автобазе. Мелькает сослуживец Желубалиной, который их познакомил. Это дело другое. Значит - приятели. Если бы речь не шла об убийстве, нам было бы неловко проявлять такую любознательность; теперь неловко от другого.
Допрошенная в суде жена погибшего пояснила, что её муж позвонил ей в день гибели, в обеденное время, и сказал, что уезжает в командировку. Как же могло такое случиться, что суд даже не пытался установить: а была ли командировка? Установить это было несложно. Однако, если Г. собирался уезжать, - отчего он поехал к подруге Желубалиной, пил шампанское, а на ночь глядя устремился на Валовую? О такой ли "командировке" шла речь, ваша честь?
А коли суд не заинтересовался командировкой, можно догадаться, почему не удосужились выслушать в зале суда соседку Желубалиной по квартире С. Игнатову. Важнейший свидетель! И по сути дела - единственный. Желубалина звонит в квартиру. Дверь открывает Игнатова. Узнав о случившемся, она крикнула мужу, чтобы бежал на улицу - помочь Виктору Г. Прошу вас, прочтите по складам: "Мой муж сразу же побежал на улицу... через некоторое время вернулся и сказал, что на улице лежит порезанный Виктор, новый муж Юли".
Пожалуй, у взаимоотношений двух "знакомых по работе" должна быть некоторая предыстория, чтобы соседка по коммунальной квартире уверенно назвала убитого Г. новым мужем Желубалиной. Вот и объяснение неожиданной командировке. Кстати, и мужа Игнатовой не допросили явно сгоряча. Ведь он оказался возле погибшего Г. буквально считанные минуты спустя после развязки. Его можно было бы спросить и насчет сумок, которые, по утверждению Желубалиной, Г. помогал ей нести. Если бы они и в самом деле были, их описание занимало бы почетное место в списке вещественных доказательств. Но их нет.
Мне очень жаль, что пришло время обратиться к вопросу, который требует ответа лично от судьи М.В. Панферовой, меж тем как я заранее сообщаю, что ответ будет неправильный. Потерпевшая Желубалина и на предварительном следствии, и в судебном заседании заявила: её муж ударил Г. левой рукой. Сам Валентин сказал, что правой, но Юлия Федоровна везде повторяет: нет, левой.
Из приговора: "Направление раневых каналов... подтверждает достоверность показаний потерпевшей Желубалиной о том, что Г. её муж наносил удары ножом, находившемся в левой руке, так как подсудимый левша".
Бумага терпит все. Даже ложь в приговоре имени Российской Федерации. Валентин Желубалин - инвалид. И инвалидность получена им в связи с болезнью левой руки: посттравматический неврит левого локтевого нерва. Это значит, что у него ограничена возможность действовать левой рукой в полной мере.
Эти сведения можно было почерпнуть из толстой медицинской карты Желубалина. Она есть, не сгорела, не похищена, и там все написано.
Направление раневых каналов и в самом деле подтверждает достоверность показаний потерпевшей о том, что её муж наносил удар левой рукой. Осталось только выяснить: что это означает? Человек, который задумал совершить убийство и тщательно к нему приготовился, запасся оружием, спрятался в укромном месте, - этот расчетливый человек не возьмет нож в ту руку, которая у него почти не действует, полупарализована. А если нож все же оказался в левой руке - не свидетельство ли это неординарной ситуации, в которой он внезапно оказался? Так?
И есть ещё одна мелочь.
Ведь Валентин Желубалин порезал жене бедро и плечо и занес руку для следующего удара. И в этот момент она закричала: "Валь, прости, не надо, я тебя люблю". И он бросил нож.
Ваша честь, отчего вы не спросили у потерпевшей, за что же она просила её простить? Ведь УПК прямо вменяет вам в обязанность скрупулезно исследовать все обстоятельства дела. Слово, слетевшее с уст женщины, над которой занесен нож, не может быть пустяком. У неё нет времени на выдумки. Она просит простить, потому что виновата.
Валентин Желубалин признан виновным в умышленном убийстве. Это значит, он задумал и совершил убийство, приготовившись заранее. Он не был знаком с Г. и никогда его не видел. Выходит, он приехал убивать кого-нибудь? Того, кто окажется рядом с женой? А если никого не будет?
Приходится признать, что, не доказав вины по статье 103 (умышленное убийство без отягчающих обстоятельств), судья намеренно оставила без надлежащей оценки все, что переносит событие преступления в пределы действия статьи 104 - "умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения". Санкции, предусмотренные этой статьей, лишение свободы на срок до 5 лет или исправительные работы до 2 лет.
И уж если говорить о левой руке, то в первую очередь о той, которой был написан приговор. Боюсь, что именно такие приговоры имеют в виду люди, употребляя неправовой термин "заказное дело".
Когда-то замечательный русский адвокат Николай Карабчевский, защищая оступившуюся человеческую душу, писал: "Смертельный удар, нанесенный в состоянии гневного аффекта, есть преступление, к которому способны самые благородные натуры. Когда душой овладевает в форме аффекта сознание действительной или мнимой несправедливости и, подобно урагану, уносит с собою все доводы рассудка, когда гнев, при посредстве возбужденного воображения, представляет обидчика пред очами души в самых ненавистных формах, и затем, при бездействии разума, при оглушении рассудка ненависть совершает известный поступок, и лежащая в его основе решимость оказывается не столько следствием преступной воли, сколько результатом невинного, само по себе благородного, человечески справедливого чувства, которое, усиливаясь по чрезмерной настойчивости его до степени аффекта, внезапно делает человека не тем, чем он обыкновенно бывает, и вынуждает его действовать иначе, чем бы он действовал, если бы владел самим собой".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89