Именно эти больные представляют наибольшие сложности для экспертов и судей и почти полное непонимание у общества. Эта группа больных соответственно наиболее сложна как в содержании, так и в лечении.
Но одно дело - перечислять названия, шуршать бумагами, и совсем другое - увидеть все своими глазами. Это как раз тот самый случай, когда глаза смотрят и не видят, когда обычные слова ничего не значат и когда единственное, что ты понимаешь отчетливо, - это тоже жизнь. Но другая.
В Троицкой больнице осуществляется принудительное лечение двух видов (обычного и усиленного). Из 2 тысяч больных две трети составляют больные, находящиеся в стационаре усиленного типа. В этих стенах находится все, что "украшает" полосы газет и экраны телевизоров. То, что авангардные режиссеры придумывают и за большие деньги ставят в Голливуде, здесь расписано в историях болезни, в материалах уголовных дел, а "главные герои" постоянно полны замыслов, и предугадать их не в силах никто. Нет ничего, даже запредельно ужасного, чем можно удивить медицинский персонал Троицкой больницы. Скорее, удивление у этих видавших виды терпельцев вызывает теперь только вид истинно спокойного, здорового человека. В здешних местах это большая редкость.
Такая огромная больница в России одна. А может, и не только в России. Здесь лежат и старики, и женщины, и подростки. Заместитель главного врача по принудительному лечению Юрий Тевьевич Каганович показал мне все. Мы были во всех отделениях и на всех этажах. То и дело Каганович или заведующий отделением, останавливаясь взглядом на ком-нибудь из больных, в двух словах описывал "сюжеты". Вот идет нам навстречу иконописная красавица. Она убила своего ребенка, изгоняя из него бесов. А вот сын, который изнасиловал и убил свою мать. Во время длинного перехода из одного отделения в другое я слышу историю добропорядочного семьянина, который возле железнодорожной платформы напал на женщину, разодрал на ней одежду, порвал промежность, вытащил наружу три метра кишок и размозжил голову, после чего тотчас выскочил на платформу и стал просить, чтобы сообщили в милицию о том, что он совершил убийство.
Рассказать о подростках? Но я не знаю, как о них рассказать. Они страшнее смерти, потому что ничего не боятся, их жестокость никакими словами не передается. Рассказать о стариках, которые окружили Кагановича, когда мы шли через их отделение, - у кого-то болит рука, у кого-то спина, кому-то не хватает валерьянки. Поглядеть - богоугодное заведение, а перелистаешь уголовные дела - и дух вон.
Внутренняя схема перемещения больных из отделения в отделение, очевидно, самое большое достижение врачей: путь "наверх", в самое тяжелое отделение номер 12, так же как и дорога вниз, в самое легкое, постоянно открыты для всех больных. Это значит, что все нюансы состояний улавливаются и контролируются. В 12-е отделение поступают больные, представляющие повышенную опасность для себя и окружающих. Как правило, время пребывания там месяц. Здесь часто "отдыхают" отрицательные лидеры. Возвращаются в промежуточное отделение, где условия наблюдения дают возможность проверить, созрел человек или нет для обычного отделения. Но есть больные, которые годами находятся на 12-м. Был почти постоянно связанный больной. Как только его отвязывали, он тут же нападал на того, кто его освобождал.
Мне всегда хотелось понять, как возникла достославная путаница, пустившая корни в создании подавляющего большинства людей. Почему никто толком никогда не понимает, что делают с больными, находящимися на принудительном лечении: их лечат или их наказывают? Теперь я знаю, как ответить на оба вопроса. Путаница у тех, кто имеет власть. Неважно, большую или маленькую.
Вот сидят эксперты. Им нужно принять решение: в больницу с камерным содержанием или санаторного типа направляется больной, совершивший общественно опасное деяние. На каком основании они принимают то или иное решение? Оснований, то есть закона, регулирующего этот процесс, нет. Врачи должны держать пациента в таких условиях, где они с ним справятся. Врач может держать своего необычного пациента в санаторном, психосоматическом или охранном отделении, которое за каменной стеной и шестью рядами колючей проволоки. Медики должны выбирать меру, а так же выбирают эксперты, они выбирают с позиции наказания - учитывая материалы дела. А ведь мы уже знаем, человек болен. То, что он сделал, не его вина, а его беда. А тут создается ситуация, когда заранее, при определении типа лечения, стараются совместить лечение с наказанием. Но так ведь не бывает.
А кто, возникает следующий вопрос, знает, как справиться с опасным, но тяжело больным пациентом? В Троицкой больнице было и убийство медицинской сестры, был и случай, когда врачу выкололи глаза, не говоря уж о "мелочах": в среднем за год случается более тысячи драк и более 250 нападений на медицинский персонал.
Врачи знают. Но только их никто не спрашивает.
Во времена Советского Союза существовали психиатрические больницы специализированного типа в системе МВД. В таких больницах были контролеры, то есть люди, наделенные особыми правами. В экстремальной ситуации они могли применить силу. Перестройка все психбольницы передала под крышу Минздрава. Зачем? Чтобы не заливаться краской при упоминании об МВД. Порядок, теперь никто не краснеет. Но разве перестройка сумела сделать так, чтобы в одночасье исчезли все особо опасные больные, которым нечего терять и которых ничем, кроме наручников, не удержишь? Тут опять не сумели или не захотели отличить правду от истины. Правда у каждого, как говорит Каганович, своя. А истина состоит в том, что из больниц МВД не убегали, а из больниц спецтипа при Минздраве стали бегать - когда такое было? А врачи должны лечить. Все остальное - не их забота. Однако человек, которого убил сбежавший из спецбольницы пациент, вряд ли оживет при слове "демократия".
Прошло много лет, а я до сих пор помню ребенка, ставшего жертвой психически больного человека. Летним днем четырехлетний мальчик сидел в песочнице во дворе бабушкиного деревенского дома. А мама была в доме, готовила обед. Вдруг на улице появился совершенно обнаженный мужчина, который размахивал палкой и кричал. В другой руке у него был кирпич. Стало ясно, что человек или мертвецки пьян, или тяжело болен. Бабушка в ужасе вбежала в дом. А маме мальчика просто в голову не пришло, что бабушка не обратила внимания, успел ли ребенок укрыться в доме. Мужчина зашел во двор, со всего размаху ударил ребенка кирпичом по голове и спокойно удалился. Ребенку сделали 4 операции - спасали жизнь. А мальчик стал инвалидом, и не нужно хорошо разбираться в медицине, чтобы сразу разглядеть, что у него нет половины головы. Кто же изуродовал мальчика? Сбежавший из психбольницы пациент. Как же ему удалось сбежать? Как - не знаю, но сбежал ведь.
Общество постоянно изнуряет себя вопросами: как совместить человеколюбие с безопасностью здоровых людей? Люди из бывшего Советского Союза изуродованы генетически - психически больные у нас, давайте не будем кривить душой, людьми не считаются. По этой же причине мы очень редко видим детей-олигофренов или даунов с родителями. Их стесняются. По этой же причине все вопросы, связанные с содержанием психбольных в больницах, не говоря уж об учреждениях, где осуществляется принудительное лечение, - все эти вопросы всегда остаются без ответов. Тут на здоровых денег не хватает, а вы про психически больных...
Подумать только: люди, попадающие на принудительное лечение, лишены права, которое даровано всем узникам, - знать, когда истечет срок заточения. Срок принудительного лечения судом не определяется. Раз в полгода комиссия изучает дело пациента и постановляет: пусть лечится еще. А сколько? Сколько надо, столько и будут. А сколько надо? Там посмотрим.
А смотреть, как нетрудно догадаться, будет вполглаза. Каганович на всех совещаниях неустанно твердит о сроках, которые должны быть. Он уже давно собирает газетные материалы, посвященные теме принудительного лечения. Недавно положил в свою заветную папочку материал, где автор задает читателям любопытный вопрос: отчего в сталинских лагерях, где люди проводили по полжизни, практически не было самоубийств? Я не угадала. Оказывается, потому что они знали, чего им ждать. Пусть 25 лет - но ведь и этот срок когда-нибудь закончится. Люди, находящиеся на принудительном лечении в российских психиатрических больницах, лишены даже возможности жить в ожидании.
К вопросу о человеколюбии имеет отношение и дело Чикатило. Чикатило много лет убивал людей, его очень неумело искали, а когда нашли - тоже убили. Расстреляли от имени государства. Была долгая дискуссия - здоров он или болен. Читай - можно расстреливать или нет. Решили, что здоров. Я не адвокат Чикатило, однако полагаю, что он был психически болен. И расстреляли его, чтобы успокоить общественное мнение.
А что же делать с такими людьми?
Чтобы правильно ответить на этот вопрос, нужно с уважением относиться к науке. В частности - к генетике. Маньяка вылечить нельзя, потому что генетические "искажения" коррекции не подлежат. И не надо строить иллюзий, покупать ему гармошку и читать по утрам стихи. Его не надо лечить, это не лечится. Его надо изолировать. Может быть, навсегда. И не врачи должны принимать решение об изоляции таких людей, а суд. Разумеется, имея соответствующее заключение врачей. Нужно снять с врачей эту чудовищную повинность. И нужны специальные учреждения. Тогда человек будет изолирован от общества по закону.
Но это дорого. Построить специальное учреждение с соответствующей атрибутикой неприступной крепости, платить деньги охране и персоналу, который вряд ли захочет за копейки проводить время с упырями. В психиатрии есть такой термин - "вторая жизнь". Когда человек помещен в условия, в которых он не может совершить преступление, он приспосабливается к этим новым условиям, у него возникают какие-то отношения с окружающим миром, и все происходит по-человечески. Конечно, расстрел дешевле. Если нельзя расстреливать, тогда можно запереть такого интересного собеседника в психбольницу и держать там до окончания века. Если он кого-нибудь убьет уже в больнице - это будет судьба, рассуждают ревнители экономного человеколюбия. Против судьбы не пойдешь. В Европе такие учреждения отличаются не только повышенными мерами безопасности, но и комфортом. Само собой разумеется, ничего общего с тюрьмой. Говорят, что президентский санаторий в Барвихе - сущий пустяк по сравнению с их "санаториями".
Все всполошились: знаменитого казанского людоеда выпустили на свободу. Да, выпустили. А за что его держать? Специальной статьи с таким словом нет у нас ни в Уголовном кодексе, ни в "Книге о вкусной и здоровой пище". Людоед отсидел свой срок и вышел. Система-то, как пошутил один доктор, может, именно на благополучие людоедов и рассчитана.
А чтобы понять, как на самом деле общество относится к содержанию психически больных людей, лучше всего, несомненно, приезжать на экскурсию в Троицкую больницу.
А что? Чистота идеальная. Больных кормят апельсинами и ананасами, медицинский персонал - такого нигде больше не увидишь, разве в кино. Но только надо выдавать посетителям, как в музеях мира, наушники и специальную кассетку. А там будет записан рассказ о том, как коллегия Минздрава ещё в 1992 году решила провести на базе этой больницы эксперимент, сосредоточив в ней все три вида принудительного лечения. А то нехорошо получается: общий и усиленный есть, а тех, кому предписан строгий, нужно везти в Сычевку, то есть в другой город. Решили: в Троицкой больнице будет все. Восьмым пунктом постановили: "...до первого сентября 1992 года обратиться в Министерство труда и занятости РФ с просьбой ввести в номенклатуру психиатрических больниц должность сотрудников, обеспечивающих безопасность работы внутри отделений".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89