Дальше что?
А ничего. Соседи не обязаны следить за порядком в чужих квартирах.
* * *
В воскресенье, 25 марта, Алексей Бритиков поехал в Долгопрудный, навестить своего школьного приятеля, который служит в армии. Вернувшись вечером, он обнаружил, что бабушка лежит на полу. Потом он скажет: "Я по глазам понял, что ей очень плохо".
В 18.40 на 44 подстанцию "Скорой помощи" поступил вызов к Клавдии Ивановне Озолинь.
По словам Алексея, врач "скорой" осмотрел бабушку и сказал, что ей нужно в больницу. Спросил, есть ли в доме деньги. Когда выяснилось, что нет, человек в белом халате сообщил Алексею, что в больницу без денег не берут, а бабушка скоро умрет.
Из допроса Евгения Викторовича Никитина, врача 44-й подстанции "Скорой помощи":
"Никаких телесных повреждений я у Озолинь не обнаружил. Последняя на свое здоровье не жаловалась. Если бы у Озолинь имелись тяжелые повреждения, я бы в обязательном порядке направил её в больницу... Озолинь была оставлена дома потому, что отказалась от госпитализации или у неё не было никаких повреждений. Почему она не была доставлена в больницу, я точно не помню..."
Двадцать шестого марта, в понедельник, Алексей в 4.30 ушел на работу. Бабушка спала.
Спустя час он вернулся и обнаружил, что бабушка умерла.
Телефон в квартире Бритиковых отключен за неуплату. Алексей снова побежал в соседнюю квартиру вызывать "скорую".
Из допроса Нины Семеновны Ивановой, врача 44-й подстанции "Скорой помощи":
"Когда мы приехали по указанному адресу, дверь нам открыл молодой человек, Бритиков. Он пояснил, что накануне Озолинь стало плохо, он вызвал "скорую" и врач нашей подстанции Никитин поставил ей диагноз "острое нарушение мозгового кровообращения". Я обратила внимание, что в квартире очень грязно. Озолинь лежала в дальней комнате на диване... В комнате было темно, но я увидела, что у Озолинь имеются синяки и гематомы. Я спросила у Бритикова, откуда у неё повреждения, на что последний ответил, что Озолинь долго болела и сама падала на пол. Я визуально осмотрела труп, затем позвонила на подстанцию и выписала бланк констатации смерти Озолинь..."
"Я померила Озолинь давление, пульс, послушала сердце, но признаков насильственной смерти я у неё не обнаружила (выделено мной. - О.Б.)".
В это же время в квартире Бритиковых появился и участковый Титов. Он тоже не заметил ничего подозрительного.
Алексею дали бланк "Скорой помощи" и сказали, что ему нужно сходить в районную поликлинику, чтобы участковый врач выписал справку о смерти бабушки.
Участковый врач был в отпуске. Вместо него пришла врач Н.Н.Суковатая. Она, как и врач "скорой помощи", осмотрела труп визуально, не переворачивала, но "подняла футболку и осмотрела грудь Озолинь". Признаков насильственной смерти не обнаружила и выписала направление в морг .
На другой день, 27 марта, из морга в ОВД "Новое Переделкино" поступила телефонограмма о том, что при вскрытии тела Озолинь обнаружены признаки насильственной смерти. И указана причина: "тупая сочетанная травма"...
Перечисление повреждений занимает две страницы.
Среди них переломы 14 ребер, надрыв плевры легких, разрыв поджелудочной железы, отслойка капсулы печени, перелом правого рожка подъязычной кости, оскольчатый перелом носа и т.д. и т.п.
Клавдия Ивановна Озолинь была не просто избита - по словам медиков "по ней как будто танк проехал".
Эксперт Е.В. Солохин проводит экспертизу. А вечером все того же 27 марта Алексея Бритикова задерживают и доставляют в милицию, где оперативные сотрудники "берут у него объяснение". Похоже, с применением кое-каких приемов карате. Согласно содержанию "объяснения", Бритиков рассказал, что 24 марта он сорвался из-за того, что в течение двух недель его бабушка находилась в ужасном состоянии. И он её избил.
Спустя сорок минут материал передают следователю Солнцевской прокуратуры А. Шильнову, и он тут же допрашивает Бритикова. Правда, в качестве свидетеля. И просит написать, что Алексей не нуждается в адвокате и хочет воспользоваться его услугами только в момент предъявления обвинения.
По тексту допроса свидетеля Бритикова хорошо видно, как "помогал" ему следователь: "Я не отдавал отчет своим действиям, был в состоянии эйфории, получал удовольствие от того, что избивал бабушку". Парень, который не смог выучиться на плотника, боюсь, не знает слова "эйфория". А насчет удовольствия - статья, по которой Шильнов собирался проводить расследование, как нож в масло входила в это удовольствие.
Спустя четверть часа после окончания допроса в качестве свидетеля, начинается допрос Бритикова в качестве подозреваемого. Он повторяет рассказ о том, как избил бабушку, но так как оперативнику он сообщил, что бабушка в момент избиения лежала, следователю приходится на ходу исправлять положение. Потому что травмы, описанные в заключении судмедэксперта, плохо совпадают с положением лежа. "Когда она поворачивалась ко мне боком, я бил её по спине..."
Все описывается бойко, четко и последовательно, как будто, нанося очередной удар, Алексей записывал его в блокнот и ставил номер.
Когда же 30 марта на допросе Бритикова в качестве обвиняемого появляется адвокат, возникают совсем другие интонации: "Я был очень возбужден, появилась агрессия, хотелось что-то кинуть, сломать, как выход своей агрессии, которая у меня накопилась. Я не хотел и не думал о том, чтобы сильно избить и убить бабушку..."
Слог другой. Не следователя, а Алексея Бритикова. А с подлинным слогом возникает и совсем иная картина случившегося.
Но в том-то и дело, что А.Н. Шильнов последовательно шел к намеченной цели. Предварительное следствие проходило в рамках статьи 111, смысл которой - причинение тяжкого вреда здоровью. А обвинение Бритикову Шильнов предъявил в умышленном убийстве, статья 105. Не вдаваясь в подробный юридический разбор этой арифметики, надо признать, что Шильнов полностью лишил Бритикова возможности защищаться.
А произошло это, надо полагать, потому, что следователь отдавал себе отчет в сомнительности подписанного им обвинительного заключения.
Оно и начинается с неправды.
Шильнов пишет: "Настоящее уголовное дело возбуждено по факту обнаружения 26 марта 2001 г. трупа гражданки Озолинь К.И. с признаками насильственной смерти".
Как мы хорошо помним, ни врачи "скорой помощи", ни участковый милиционер Титов, ни участковый врач Суковатая признаков насилия не обнаружили, что и записано в соответствующих документах. Травмы были обнаружены в морге при вскрытии. Для Шильнова это, может, и пустяк. Ну, обнаружат, что он "спутал", ну, пожурят. Но для Бритикова это имеет огромное значение. Ведь если предположить, что он умышленно убил бабушку, как же он мог не воспользоваться феноменальным стечением обстоятельств тем, что никто не заметил, что бабушка избита? Имея на руках такие "чистые" бумаги, он мог, не отправляя бабушку в морг, похоронить её за собственный счет, и все было бы кончено. Судя по всему, тело Озолинь в морг было направлено потому, что Бритиков сказал, что у него нет денег на похороны.
Несмотря на то что произошло из ряда вон выходящее событие, 19-летний юноша убил единственного близкого ему человека (причем предполагаемое убийство не сулило ему никакой выгоды) - следователь допрашивает четырех соседей и двух врачей и ставит на этом точку. При этом врачи повторяют, что никаких признаков насильственной смерти они по прибытии в квартиру Бритиковых не усмотрели.
Главным свидетелем обвинения А.Н. Шильнов решил сделать 15-летнего соседа из квартиры слева. Невзирая на то что у Сергея Кондратова есть родители, Шильнов допрашивает именно подростка, причем в нарушение закона, без взрослых. Сергей на первом допросе говорит, что в воскресенье, 25 марта, его целый день не было дома. Но уже назавтра Шильнов собственноручно выводит от имени подростка: "25 марта утром в квартире Бритиковых стали раздаваться шум и крики. Шум был такой, как будто что-то бросают на пол".
Безразличный Шильнов так экономил силы, что не вызвал на допрос солдата, которого 25 марта ездил навещать в Долгопрудный Алексей Бритиков. Ему неохота было даже сделать грубый, приблизительный расчет - и тогда не нужно было бы подгонять показания Кондратова о том, что утром у Бритиковых кого-то бросали на пол, потому что вечером этого дня у Бритиковых была "скорая помощь". Клавдия Ивановна была жива. Врачи зафиксировали нарушение мозгового кровообращения. А днем Алексей отсутствовал.
В деле нет вообще никакой медицинской документации. Нет важнейшего документа - свидетельства о констатации смерти Озолинь. Потеряны медицинские карты Озолинь и Алексея Бритикова, а с ними и возможность понять, кто чем болел в интересующий следствие период.
Не установлено время наступления смерти. Чтобы не утруждаться, А.Н. Шильнов "округлил" даты, и получилось, что Клавдия Ивановна была убита в период с 24 по 26 марта 2001 года, что идет решительно вразрез с материалами уголовного дела.
Фактически Шильнов даже не пробовал ответить на важнейший вопрос: как могло случиться, что два врача и участковый милиционер не обнаружили ничего подозрительного, а в морге выяснилось, что Клавдия Ивановна убита?
Но и это не все.
Согласно протоколу осмотра трупа Озолинь, "на трупе майка". Терапевт Суковатая это подтверждает. Она запомнила, что Клавдия Ивановна была одета в ветхую футболку и тренировочные брюки.
Открываем заключение эксперта № 759: одежда, подробно описанная экспертом, - совсем другая. Не привожу подробности, поскольку дело не рассмотрено в суде. Скажу только, что в описании из морга фигурирует предмет женского туалета, которым женщина на исходе восьмого десятка, переставшая умываться, безусловно уже не пользовалась.
Не кажется ли вам, что речь идет о разных людях?
И возникает вопрос: чей труп под именем Клавдии Ивановны Озолинь исследовал эксперт Е.Солохин? Ведь 26 марта в морге № 1 был труп и другой пожилой женщины. И доставлен он тоже был из Ново-Переделкина. И одежда была похожая.
Может, их перепутали?
Тогда Алексей Бритиков может стать жертвой страшной ошибки, переоценить которую невозможно.
А дело в том, что следователи прокуратуры разучились работать.
* * *
Профессиональный уровень работников прокуратуры опустился ниже коленки. Так безобразно следователи в нашей стране не работали никогда. С грехом пополам ещё можно понять скандалы вокруг так называемых политических расследований, но они никакого отношения к работе правоохранительных органов не имеют. А я говорю о работе "на земле", о делах простых смертных. В прокуратуру пришли люди, незнакомые с азами профессии. Исправить их ошибки в суде очень трудно, практически невозможно. Начальство об этом знает и вот уже лет десять бубнит: других взять неоткуда. А нам-то какое дело?
Если называть вещи своими именами, дело Бритикова с профессиональной точки зрения яйца выеденного не стоит. Вернее, не стоило бы, если бы следователь неукоснительно выполнил все, что требует закон. Если бы он допросил всех свидетелей, поинтересовался, чем болели мать и бабушка Алексея, если бы заносил в протоколы то, что ему говорили, а не то, что ему хотелось услышать, если бы он, наконец, хотя бы самому себе ответил на вопрос: бил ли Бритиков бабушку, и если бил, то когда? Ведь сам Алексей утверждает, что ударил её в субботу, в воскресенье вечером бабушку видели врачи "скорой помощи", утром в понедельник два врача и участковый милиционер не обнаружили ничего подозрительного, а наш Пинкертон, не задумываясь, пишет: убита в период с субботы по понедельник. Этого просто не может быть - а Шильнов утверждает: может.
И одно дело, если б в истории Бритикова была лишь одна помарка. Если бы все обстоятельства дела были выяснены и логическая цепочка привела нас к такому выводу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89