за такие рабочие условия мне надо премию назначить. Какие, говорит, условия? Да вот именно никаких. Каждую минуту звонит телефон. Причем он снимает трубку, слушает, что ему говорят, и на его лице отражается тщательно маскируемое желание запереть меня в шкафу и поговорить без посторонних. Потом кто-то влетает в кабинет. Потом опять. Потом он говорит сразу по двум телефонам. Потом заходит разгоряченный мужчина и, осторожно выбирая выражения, говорит, что нужно сменить человека, который уже сутки не жрамши, не спамши сидит в засаде на чердаке. Цхай поднимает на него глаза. Тот с лёта разворачивается со словами: понял, Ильич, понял...
Прочел он то, что у меня получилось, завизировал, а на другой день звонит с утра: срочно приезжайте в МУР и не забудьте статью. Я прилетела на такси. Он вынул из ящика толстый красный фломастер и вычеркнул из моей статьи все, что касалось его персоны, и все его частные рассуждения о работе в МУРе. То есть ровно половину. И, чтобы мне уж окончательно все стало понятно, добавил, что не будет фотографироваться.
По-настоящему мы познакомились с ним через несколько дней после того, как задержали Удава, то есть осенью 1992 года. По тому как разговаривали сотрудники Одинцовского УВД, причем не столько с ним в глаза, но и в его отсутствие, я заключила, что он давно работает в ГУУРе России и все его давно знают и уважают. А это было, оказывается, его первое большое дело.
Но душу мою в плен он взял в редакции "МК".
Мы решили наградить денежными премиями особо отличившихся по делу Удава сотрудников милиции, и я попросила Цхая составить список. В назначенный день все прибыли в редакцию. Все в парадной форме, главный редактор распорядился поставить стулья для коллективной фотографии, и тут Цхай берет меня под локоть и говорит, что есть одно дело. Где бы нам уединиться для беседы?
Уединились. И тут он говорит... нет, я не могу передать, какая это была несусветица. Сначала про то, что я его не знаю, потом - что мы хорошо знакомы, потом - что у некоторых сотрудников Одинцовского УВД по двое детей.
- А у вас сколько? - ещё не успев понять, к чему речь, спросила я.
- Двое, - угрюмо ответил он. - Ну и что?
- Да я понятия не имею, к чему вы об этом заговорили. Вы вообще что сказать-то мне хотели?
И тут он, на глазах заливаясь малиновым румянцем, тихо сказал, что как раз именно сейчас у него очень много денег, вчера была зарплата у него, а позавчера у жены, и он не возьмет премию, а в другой раз непременно бы взял.
* * *
И откуда он такой взялся - не знаю.
И никто не знает. Только всякому было понятно, что он слеплен из другого теста. Тут можно сказать, что в моей журналистской практике этот случай первый. Все, с кем бы я ни говорила о Цхае, - ну все буквально говорили о белой птице в стае.
Сказочной красоты была птица.
Его милицейская биография с самого начала нетривиальна.
В 1979 году в 85-е отделение милиции города Москвы пришел новый участковый, Владимир Ильич Цхай. И надо было поискать в Москве человека, внешне так не соответствовавшего своей должности. Отец у него кореец, мама русская. От мамы достался курносый нос, придававший лицу вечно детское выражение, а от папы - таинственно восточные глаза и черные до невозможности волосы. При этом он был предельно худой, легкий на подъем и говорил тихим голосом. В отделении быстро усвоили, что Ильич (это приклеилось к нему сразу и на весь его короткий век) не выпивает и по возможности сразу бежит домой. Алкоголики, дебоширы, да и все потерпевшие, проходившие "через Цхая", неведомо как сразу понимали, что его профессия не бить, а помогать. Терпение его было поистине безгранично, нервов у него было немерено, и никакие его действия и поступки уже с той самой поры никогда не объяснялись чрезмерным возбуждением нервов.
Потом он стал старшим участковым, потом заместителем начальника 1-го отделения милиции Москворецкого района, а потом он взял да и попросил перевести его на должность опер-уполномоченного уголовного розыска снова в 85-е отделение. То есть ушел на понижение. И там проработал год. Никто ничего не понял, но для него это было неважно. Он уже нашел свою струну. Он понял, что он сыщик.
В те годы Главное управление уголовного розыска СССР имело славные традиции, заслуженную репутацию, а Главное управление уголовного розыска России находилось на нуле. И руководителям главка было очевидно, что только чудо может спасти репутацию российского ГУУРа. А что такое чудо в уголовном розыске? Чудо - это когда неожиданно раскрывается громкое, но уже попавшее в разряд безнадежных дело.
Леонид Александрович Втюрин (в ту пору замначальника ГУУРа России) хорошо помнит, как Цхай пришел на собеседование. Господи, да чем же он будет заниматься в оперативном отделе по раскрытию убийств? Худенький, все время улыбается, опер называется. Ладно, будет на подхвате. А тут подоспело время принимать решения по грозным "висякам", преступлениям Чикатило и Удава. Нужен был результат. Кому поручить всю эту безнадегу?
Собрались все, и Втюрин спрашивает: желающие попробовать поднять дело по подмосковным подросткам есть? Тут Цхай говорит - есть.
Ну и дали ему это дело.
И вот, вспоминает Леонид Александрович, ухожу в девятом часу вечера с работы, гляжу - из кабинета Цхая дым идет. Захожу, смотрю - он сидит. Чего домой-то не идешь, ночь на дворе? Дело, говорит, читаю. Ну, читай.
* * *
А там было что почитать. К тому времени в Одинцовском районе было убито 8 мальчиков. Он нарисовал схему, разложил по дням, по потерпевшим, кто чей сын да у кого какой характер, исколесил самолично весь район, изучил карту. Потом Цхай доложил руководству, что собирается делать (Леонид Александрович Втюрин: "Смотрю - соображает.."), потом набросали портрет, даже по шагам определили, что рост высокий, и стали тщательно отрабатывать Горки. А в это время, 15 сентября 1992 года, пропали ещё 3 мальчика. Их трупы нашли три недели спустя... А потом на немчиновском железнодорожном переезде задержали и того, кто мальчиков убил, - Головкина, он же Удав, он же Фишер. Леонид Александрович: "Цхай дело Головкина получил весной. Я тогда ещё пошутил: обязательно раскрой ко Дню милиции. Так и вышло".
За дело Удава Владимир Ильич Цхай досрочно получил звание майора и должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам. В его возрасте - ему было всего тридцать четыре года - этим можно было гордиться. Но он если и гордился, то только тем, что к нему изменилось отношение в главке. Да и гордился-то он по-своему: безо всякой передышки взялся за следующее дело, и снова попал в десятку. Потом - следующее, и опять попал.
Он раскрыл дело об убийстве 7 человек в ресторане "Дагмос".
Ему поручили дело об убийстве нескольких человек, связанных с нефтяным бизнесом. Он быстро вышел на подозреваемого. Им оказался человек, который занимался незаконной поставкой сырой нефти. Если директора нефтеперерабатывающих предприятий отказывались перерабатывать "левую" нефть по бросовым ценам или бесплатно, их убивали. Организатора этих убийств он и нашел. И еще, впервые в новейшей истории российского сыска, ему удалось предотвратить убийство одного из директоров нефтеперерабатывающего завода.
Цхай принимал участие в изобличении банды Шкабарды, которая бесчинствовала в Кемеровской области, - раскрыты 43 убийства.
Люди, которым он помог избавиться от "висяков", запоминали его. Его имя знали не только в Москве, но и далеко за её пределами. А заработать уважение в тысяче верст от столицы - дело непростое. Из Москвы туда приезжают только давать советы. А тут люди стали просить, чтобы присылали именно Цхая.
В МУР он пришел в январе 1996 года. Отпускать его не хотели, но он настаивал. Стали предлагать должность ступенькой выше, однако у него был неотразимый аргумент: он хотел работать не с бумагами, а с людьми. Он рвался в самую гущу работы. Недаром ему завидовали бездельники. Удача как будто караулила его за углом. Только пришел в МУР - его отдел ликвидировал банду Хромого, Максима Лозовского. Лозовский целый год находился в федеральном розыске. Среди "подвигов" Лозовского теракт на Московской окружной железной дороге, бандитские разборки и заказные убийства. Цхай и его люди никогда не копали на полштыка. Можно было не сомневаться, что, если он ухватился за какой-нибудь "сюжет", раскрутит и десять, которые рядом. Занимаясь бандой Хромого, отдел Цхая задержал преступную группировку, специализировавшуюся на изготовлении поддельных удостоверений правоохранительных органов, а также спецслужб.
Делом Лозовского, а также "печатных дел мастерами" отдел Цхая занимался совместно с одним из отделов Федерального агентства правительственной связи и информации России. За раскрытие банды Лозовского и совместные операции руководство ФАПСИ наградило Цхая 14-зарядным пистолетом Макарова, выполненным по специальному заказу. Я написала ему в поздравительном письме: "Никогда ещё оружие не находилось в более достойных руках".
Одной из славнейший операций 12-го отдела МУРа стало задержание щербинской группировки и ликвидация складов вооружений, на которых ждали своего кровавого часа 25 автоматов и пулеметов, гранаты, около 40 кг взрывчатки. Это были не просто банда и не просто склад: сюда стекались "стволы" из Прибалтики и Чечни, отсюда они уходили дальше.
* * *
У Цхая была уникальная репутация не только среди профессионалов его цеха, но и среди его противников. Как правило, это бывает в книжках: "...ввели Железного Билла, и он прорычал, что намерен иметь дело только с самим шерифом". В 12-м отделе хорошо знают, что бандит, за которым охотились больше года, переступив порог МУРа, сказал, что разговаривать будет только с Цхаем.
У сыщиков есть такое словечко: "колун". Так называют людей, которые умеют "колоть" на допросах. Знают секреты. Так вот Цхай умел допрашивать, но колуном он не был. Противники уважали его в том числе и за то, что он никогда никого не подводил. Говорил и делал. Понимал и не унижал. Это был его стиль.
Бездельники ему завидовали, а профессионалы уважали за то, что он всегда имел свою точку зрения. Он был прекрасный аналитик, потому что никогда не хватался за все сразу, умел выбирать главное. Все, что он знал, - все было из первоисточника. Он сам перечитывал допросы, сам изучал документы, всегда выезжал на место происшествия, хотя его за это даже укоряли: ты начальник, тебе положено сидеть в кабинете. В кабинете он днем и ночью читал дела и курил, да ещё пил свой знаменитый черный кофе. Он был очень творческой личностью. В МУРе это слово услышишь нечасто. Каждый его шаг был осознан и обдуман. Его любимый вид оружия - интеллект. Тут ему не было равных.
Осенью 1996 года он стал заместителем начальника МУРа. Но в новый кабинет перебраться не успел. Оказалось, что у него рак печени.
Очень долго его друзья утешали себя тем, что трансплантация печени вернет его к жизни. Думали, что самая большая проблема - собрать деньги. Куда только не обращались - в Америку, во Францию, в Германию, в Израиль. Оказалось - поздно. Его отпустили умирать домой. А он верил, что будет жить. Спасибо единственному врачу, который до последнего дня внушал ему надежду. В тридцать девять лет умирать страшно. Он до последнего дня жил.
Все люди всю жизнь ищут хороших людей, а сыщики - плохих. И я спросила начальника МУРа, Виктора Голованова: может ли быть, чтобы это не отражалось на личности сыщика?
Голованов ответил - да, отпечаток неизбежен, только Цхай этому не поддался. Его феноменальная скромность была притчей во языцех. Все понимали, что Цхай - другой человек. Голованов сказал, что ужасно обрадовался, когда единственный раз за все время их совместной работы Цхай повысил голос. Ну нельзя же всегда так тихо говорить, чуть что - краснеть и улыбаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Прочел он то, что у меня получилось, завизировал, а на другой день звонит с утра: срочно приезжайте в МУР и не забудьте статью. Я прилетела на такси. Он вынул из ящика толстый красный фломастер и вычеркнул из моей статьи все, что касалось его персоны, и все его частные рассуждения о работе в МУРе. То есть ровно половину. И, чтобы мне уж окончательно все стало понятно, добавил, что не будет фотографироваться.
По-настоящему мы познакомились с ним через несколько дней после того, как задержали Удава, то есть осенью 1992 года. По тому как разговаривали сотрудники Одинцовского УВД, причем не столько с ним в глаза, но и в его отсутствие, я заключила, что он давно работает в ГУУРе России и все его давно знают и уважают. А это было, оказывается, его первое большое дело.
Но душу мою в плен он взял в редакции "МК".
Мы решили наградить денежными премиями особо отличившихся по делу Удава сотрудников милиции, и я попросила Цхая составить список. В назначенный день все прибыли в редакцию. Все в парадной форме, главный редактор распорядился поставить стулья для коллективной фотографии, и тут Цхай берет меня под локоть и говорит, что есть одно дело. Где бы нам уединиться для беседы?
Уединились. И тут он говорит... нет, я не могу передать, какая это была несусветица. Сначала про то, что я его не знаю, потом - что мы хорошо знакомы, потом - что у некоторых сотрудников Одинцовского УВД по двое детей.
- А у вас сколько? - ещё не успев понять, к чему речь, спросила я.
- Двое, - угрюмо ответил он. - Ну и что?
- Да я понятия не имею, к чему вы об этом заговорили. Вы вообще что сказать-то мне хотели?
И тут он, на глазах заливаясь малиновым румянцем, тихо сказал, что как раз именно сейчас у него очень много денег, вчера была зарплата у него, а позавчера у жены, и он не возьмет премию, а в другой раз непременно бы взял.
* * *
И откуда он такой взялся - не знаю.
И никто не знает. Только всякому было понятно, что он слеплен из другого теста. Тут можно сказать, что в моей журналистской практике этот случай первый. Все, с кем бы я ни говорила о Цхае, - ну все буквально говорили о белой птице в стае.
Сказочной красоты была птица.
Его милицейская биография с самого начала нетривиальна.
В 1979 году в 85-е отделение милиции города Москвы пришел новый участковый, Владимир Ильич Цхай. И надо было поискать в Москве человека, внешне так не соответствовавшего своей должности. Отец у него кореец, мама русская. От мамы достался курносый нос, придававший лицу вечно детское выражение, а от папы - таинственно восточные глаза и черные до невозможности волосы. При этом он был предельно худой, легкий на подъем и говорил тихим голосом. В отделении быстро усвоили, что Ильич (это приклеилось к нему сразу и на весь его короткий век) не выпивает и по возможности сразу бежит домой. Алкоголики, дебоширы, да и все потерпевшие, проходившие "через Цхая", неведомо как сразу понимали, что его профессия не бить, а помогать. Терпение его было поистине безгранично, нервов у него было немерено, и никакие его действия и поступки уже с той самой поры никогда не объяснялись чрезмерным возбуждением нервов.
Потом он стал старшим участковым, потом заместителем начальника 1-го отделения милиции Москворецкого района, а потом он взял да и попросил перевести его на должность опер-уполномоченного уголовного розыска снова в 85-е отделение. То есть ушел на понижение. И там проработал год. Никто ничего не понял, но для него это было неважно. Он уже нашел свою струну. Он понял, что он сыщик.
В те годы Главное управление уголовного розыска СССР имело славные традиции, заслуженную репутацию, а Главное управление уголовного розыска России находилось на нуле. И руководителям главка было очевидно, что только чудо может спасти репутацию российского ГУУРа. А что такое чудо в уголовном розыске? Чудо - это когда неожиданно раскрывается громкое, но уже попавшее в разряд безнадежных дело.
Леонид Александрович Втюрин (в ту пору замначальника ГУУРа России) хорошо помнит, как Цхай пришел на собеседование. Господи, да чем же он будет заниматься в оперативном отделе по раскрытию убийств? Худенький, все время улыбается, опер называется. Ладно, будет на подхвате. А тут подоспело время принимать решения по грозным "висякам", преступлениям Чикатило и Удава. Нужен был результат. Кому поручить всю эту безнадегу?
Собрались все, и Втюрин спрашивает: желающие попробовать поднять дело по подмосковным подросткам есть? Тут Цхай говорит - есть.
Ну и дали ему это дело.
И вот, вспоминает Леонид Александрович, ухожу в девятом часу вечера с работы, гляжу - из кабинета Цхая дым идет. Захожу, смотрю - он сидит. Чего домой-то не идешь, ночь на дворе? Дело, говорит, читаю. Ну, читай.
* * *
А там было что почитать. К тому времени в Одинцовском районе было убито 8 мальчиков. Он нарисовал схему, разложил по дням, по потерпевшим, кто чей сын да у кого какой характер, исколесил самолично весь район, изучил карту. Потом Цхай доложил руководству, что собирается делать (Леонид Александрович Втюрин: "Смотрю - соображает.."), потом набросали портрет, даже по шагам определили, что рост высокий, и стали тщательно отрабатывать Горки. А в это время, 15 сентября 1992 года, пропали ещё 3 мальчика. Их трупы нашли три недели спустя... А потом на немчиновском железнодорожном переезде задержали и того, кто мальчиков убил, - Головкина, он же Удав, он же Фишер. Леонид Александрович: "Цхай дело Головкина получил весной. Я тогда ещё пошутил: обязательно раскрой ко Дню милиции. Так и вышло".
За дело Удава Владимир Ильич Цхай досрочно получил звание майора и должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам. В его возрасте - ему было всего тридцать четыре года - этим можно было гордиться. Но он если и гордился, то только тем, что к нему изменилось отношение в главке. Да и гордился-то он по-своему: безо всякой передышки взялся за следующее дело, и снова попал в десятку. Потом - следующее, и опять попал.
Он раскрыл дело об убийстве 7 человек в ресторане "Дагмос".
Ему поручили дело об убийстве нескольких человек, связанных с нефтяным бизнесом. Он быстро вышел на подозреваемого. Им оказался человек, который занимался незаконной поставкой сырой нефти. Если директора нефтеперерабатывающих предприятий отказывались перерабатывать "левую" нефть по бросовым ценам или бесплатно, их убивали. Организатора этих убийств он и нашел. И еще, впервые в новейшей истории российского сыска, ему удалось предотвратить убийство одного из директоров нефтеперерабатывающего завода.
Цхай принимал участие в изобличении банды Шкабарды, которая бесчинствовала в Кемеровской области, - раскрыты 43 убийства.
Люди, которым он помог избавиться от "висяков", запоминали его. Его имя знали не только в Москве, но и далеко за её пределами. А заработать уважение в тысяче верст от столицы - дело непростое. Из Москвы туда приезжают только давать советы. А тут люди стали просить, чтобы присылали именно Цхая.
В МУР он пришел в январе 1996 года. Отпускать его не хотели, но он настаивал. Стали предлагать должность ступенькой выше, однако у него был неотразимый аргумент: он хотел работать не с бумагами, а с людьми. Он рвался в самую гущу работы. Недаром ему завидовали бездельники. Удача как будто караулила его за углом. Только пришел в МУР - его отдел ликвидировал банду Хромого, Максима Лозовского. Лозовский целый год находился в федеральном розыске. Среди "подвигов" Лозовского теракт на Московской окружной железной дороге, бандитские разборки и заказные убийства. Цхай и его люди никогда не копали на полштыка. Можно было не сомневаться, что, если он ухватился за какой-нибудь "сюжет", раскрутит и десять, которые рядом. Занимаясь бандой Хромого, отдел Цхая задержал преступную группировку, специализировавшуюся на изготовлении поддельных удостоверений правоохранительных органов, а также спецслужб.
Делом Лозовского, а также "печатных дел мастерами" отдел Цхая занимался совместно с одним из отделов Федерального агентства правительственной связи и информации России. За раскрытие банды Лозовского и совместные операции руководство ФАПСИ наградило Цхая 14-зарядным пистолетом Макарова, выполненным по специальному заказу. Я написала ему в поздравительном письме: "Никогда ещё оружие не находилось в более достойных руках".
Одной из славнейший операций 12-го отдела МУРа стало задержание щербинской группировки и ликвидация складов вооружений, на которых ждали своего кровавого часа 25 автоматов и пулеметов, гранаты, около 40 кг взрывчатки. Это были не просто банда и не просто склад: сюда стекались "стволы" из Прибалтики и Чечни, отсюда они уходили дальше.
* * *
У Цхая была уникальная репутация не только среди профессионалов его цеха, но и среди его противников. Как правило, это бывает в книжках: "...ввели Железного Билла, и он прорычал, что намерен иметь дело только с самим шерифом". В 12-м отделе хорошо знают, что бандит, за которым охотились больше года, переступив порог МУРа, сказал, что разговаривать будет только с Цхаем.
У сыщиков есть такое словечко: "колун". Так называют людей, которые умеют "колоть" на допросах. Знают секреты. Так вот Цхай умел допрашивать, но колуном он не был. Противники уважали его в том числе и за то, что он никогда никого не подводил. Говорил и делал. Понимал и не унижал. Это был его стиль.
Бездельники ему завидовали, а профессионалы уважали за то, что он всегда имел свою точку зрения. Он был прекрасный аналитик, потому что никогда не хватался за все сразу, умел выбирать главное. Все, что он знал, - все было из первоисточника. Он сам перечитывал допросы, сам изучал документы, всегда выезжал на место происшествия, хотя его за это даже укоряли: ты начальник, тебе положено сидеть в кабинете. В кабинете он днем и ночью читал дела и курил, да ещё пил свой знаменитый черный кофе. Он был очень творческой личностью. В МУРе это слово услышишь нечасто. Каждый его шаг был осознан и обдуман. Его любимый вид оружия - интеллект. Тут ему не было равных.
Осенью 1996 года он стал заместителем начальника МУРа. Но в новый кабинет перебраться не успел. Оказалось, что у него рак печени.
Очень долго его друзья утешали себя тем, что трансплантация печени вернет его к жизни. Думали, что самая большая проблема - собрать деньги. Куда только не обращались - в Америку, во Францию, в Германию, в Израиль. Оказалось - поздно. Его отпустили умирать домой. А он верил, что будет жить. Спасибо единственному врачу, который до последнего дня внушал ему надежду. В тридцать девять лет умирать страшно. Он до последнего дня жил.
Все люди всю жизнь ищут хороших людей, а сыщики - плохих. И я спросила начальника МУРа, Виктора Голованова: может ли быть, чтобы это не отражалось на личности сыщика?
Голованов ответил - да, отпечаток неизбежен, только Цхай этому не поддался. Его феноменальная скромность была притчей во языцех. Все понимали, что Цхай - другой человек. Голованов сказал, что ужасно обрадовался, когда единственный раз за все время их совместной работы Цхай повысил голос. Ну нельзя же всегда так тихо говорить, чуть что - краснеть и улыбаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89